Лина ТриЭС - Третья истина

• Название: Третья истина
• Автор: Лина ТриЭС
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-1484903971

Роман «Третья Истина» написан 40 лет назад, в СССР, но в силу ряда обстоятельств опубликован недавно, и не в СНГ, а в США. Там он нашел своего читателя в среде русскоязычных американцев. На территории бывшего СССР круг лиц, знакомых с романом, по понятным причинам ограничен. Однако их реакция на роман, их отзывы дают основания полагать, что роман оказался бы здесь востребованным. В связи с этим автор принял решение «вернуть роман на историческую родину» и дать возможность широкому читателю с ним ознакомиться. Итак, перед вами две книги романа «Третья Истина». Вымышленные персонажи помещены в прописанную до деталей историческую мизансцену: война, революция. Но рассказанная история, конечно, в первую очередь — о любви. События встречают нас в Раздольном — фамильном поместье знатного и богатого рода, придерживающегося традиционных устоев. Неудивительно, что вся надежда на будущее возлагается на сыновей, а дочь, шаловливый ребенок с чудесным именем Александрин, оказывается не нужна ни русскому отцу-полковнику, ни матери-француженке, подспудно ревнующей к ее юности и очарованию. Братья и вовсе относятся к малышке с нескрываемым презрением, и состояние холодной войны между отпрысками семейства Курнаковых перерастает в активные боевые действия. Драки и скандалы сотрясают дом. Безрадостная жизнь Лулу (таково ее детское прозвище) начинает меняться, когда однажды она в буквальном смысле сталкивается на лестнице с загадочным незнакомцем, который в импровизированном театральном диалоге представляется «Виконтом». Лулу захватывает атмосфера таинственности и дух приключений, окружающие этого человека, а он… что же такого он увидел в этом ребенке, что не сразу, неохотно, урывками, но все же берется за воспитание заброшенной Александры? Год четырнадцатый, год пятнадцатый… Сквозь призму восприятия взрослеющей героини перед нами проходят события того неспокойного времени: начало войны, неудачи российской армии, смута в народе, зарождение революции. Саше хотелось бы видеть все это как бы из-за спины «Виконта», чей образ и слова вне зависимости от физического присутствия в поместье, затмевают все остальные события. Нечастые теперь встречи становятся праздниками, самыми яркими и «настоящими» в меняющемся мире. Революция приходит и в поместье Курнаковых, затягивая в свое жерло Александру и усугубляя ее положение изгоя в семье. Ей приходится покинуть отчий, впрочем, никогда не бывший родным, дом. И снова единственным её покровителем и попутчиком на жизненном пути оказывается «Виконт». Так начинается их большое путешествие в Петербург, город, любовью героев и писателя превращенный в полноценного персонажа «Третьей истины». Все атрибуты времени выписаны досконально. Цены, погода, исторические личности — подлинные. Так же подлинно и пространство: города и дороги, каждый километр которых описан сочно, достоверно и увлекательно… Вместе с Сашенькой вам предстоит постепенно узнать человека, чьи принципы, понимание мира, убеждения и формируют «Третью Истину», истину «Виконта», истину Поля Шаховского. Но сможет ли он сохранить свою истину в стремительно меняющемся, разламывающемся мире? Сможет ли выжить и быть рядом со своей маленькой девочкой? «Конец второй книги» …Но кто сказал, что это конец пути? Может только полдороги?

---

— Странное признание. Что оно значит? Давно тебе стало… м-м-м… неприятно быть собой? А, Лулуша? — он присел перед креслом, на котором она сидела, на корточки и взял ее за руки повыше локтей.

— Даже последний разбойник постыдился бы вытворять то, что я! — Если б он спросил, а что она такое натворила, она бы сейчас же ему рассказала о ящике секретера. Но он сказал:

— А, разобрался. Казнишь себя за необдуманный приезд? Зря. Соскучилась по дому, по мне, наконец. В этом нет ничего плохого. Я тоже рад тебя видеть. «Что бы там ни было» пусть тебя не страшит. Это я беру на себя. А у меня все получается великолепно!

— Правда, Виконт, у вас все получается великолепно.

— Я шутил! Я не настолько самовлюбленный субъект.

— Почему?

— То есть как «почему»? Считаешь, мне не хватает себялюбия?

— А если есть что любить? Это не себялюбие, а чувство собственного достоинства.

— Какие слова! Браво!

Лулу постепенно вовлеклась в разговор и мысль о письме куда-то отступила.

— Только в Ростове ничего не уладишь. Видели бы вы этих удавов. Разве что поменять их на что-нибудь приличное, но это же невозможно… Что же делать?

— Придумаем!

— Но вы сказали: «Все будет великолепно», я подумала, вы знаете…

— Знаю эффект, а не метод. Кстати, ты чувствуешь себя здоровой?

— Да, если можно ехать к господину Петрову и чувствовать себя здоровой…

В дверь постучали:

— Пал Андреич! Вы что, обедать у себя будете? Не спускаетесь чего-то?

— Да, Антонина, именно. Вы разобрались в моих желаниях лучше, чем я сам.

— Что говорите, не поняла я?

— Побольше принесите, Антонина, вот что я сказал. Теперь разобрали?

— Да, да, сию минутку.

— Все устраивается, как нельзя лучше! — он повернул кресло вместе с сидящей в нем Лулу спиной к двери и оперся о его спинку:

— Антонина — добрая девушка, но не в меру болтлива.

Через несколько минут вновь зазвучал голос запыхавшейся Тони:

— Пал Андреич! Вот! Я-то сразу сообразила, что к чему. Там хозяйка меня спрашивает, а что, говорит, мусье Поль не идет? А сама нарядная. И не Верку, а меня за вами послала. Чувствует, не любите вы ту… Я-то знаю, что не станете вы обедать внизу, когда не все в сборе…Ну, и говорю, сама, значит, за вас: «да он весь день по хозяйству, и в поля ездил, и в станицу, и туда и сюда, и, вроде, еще не вернулся…», а сама — на кухню и порцию приличную оставила.

— Весьма признателен.

— Приберу у вас, а, Пал Андреич?

— Антонина! Вы были так добры, принеся мне обед, а теперь намереваетесь создать невыносимые условия для еды.

— Ой, Пал Андреич, я же про потом говорю! Что вы, что вы, ешьте спокойненько! — Тоня замахала руками и отступила к двери.

— «Потом» я, разумеется, не возражаю. Хотя нет. Сегодня уже, пожалуй, поздно. Если не затруднит — завтра утром.

— Ага, хорошо! Все сделаю, как сказали…

Судя по звукам, Тоня вышла. Лулу выглянула из-за спинки. Виконт у стола тщательно делил обед на две части.

— Так, это хорошо. Размежевал. А вот что делать с рассольником? А! Тебе — тарелка с ложкой, мне — супник с половником!

Обед прошел весело. Виконт не возвращался к разговору о поездке, а шутил и болтал о вещах совершенно посторонних. И только, когда было покончено с муссом, являвшемся завершением трапезы, он пересел к ней поближе и сделал несколько плутовское выражение, приподняв бровь:

— Я придумал кое-что. Тебе следует только не преувеличивать радость от встречи с родственниками по возвращении в Ростов. Уныние и вялость. Поняла?

Лулу моментально опустила голову, подперла ее слабой ладонью. Испустила чуть слышный болезненный вздох.

— Достаточно! Только не переборщи. И не считай этот спектакль моим благословлением на ложь, как способ облегчения существования.

— Даже если бы я их обманывала каждый день по сто раз — им было бы мало!

— Они что — любители послушать невероятные истории? Ложь, видишь ли, унижает прибегающего к ней. Ну, ладно, выбора нет.

— Унизимся?

— Хм… Не загоняй меня в тупик. И в случае необходимости «унижаться» буду я, ты же — молчать. Все. Больше о предстоящем — ни слова.

Лулу выполнила это требование с большим трудом — была захвачена будущим разговором с господином Петровым и Софьей Осиповной и жаждала его обсудить во всех подробностях. Тем более, что выспавшись днем, в вагоне спать не смогла. Все гадала о планах Виконта, удивлялась, насколько не боится встречи. А еще вспоминала, как таинственно и захватывающе было, когда Виконт провожал ее в «розовую» комнату и сидел на ступеньках третьего этажа на страже. Сам туда отправил, сказав, чтобы привела себя в порядок и захватила необходимые мелочи. Вот кто умеет разведать дорогу, все предусмотреть и не попасться! Это тебе не Танин Ваня!

Виконт же, сев в поезд, по своему обыкновению, немедленно заснул. Лулу давно обратила внимание, что почему-то все, и она первая, стараются помешать Виконту выспаться. Поэтому, наверное, он всегда стремится отоспаться впрок, как только представляется возможность.

Перед дверью квартиры господина Петрова Лулу так натурально привалилась к руке Виконта и сникла, прикрыв глаза, что он слегка испугался:

— Александрин, ТАК не надо! В твои задачи не входит пугать меня. Или у тебя опять закружилась голова?

— Ну что вы! — тут же бодро отозвалась Лулу. — Я — вялая и унылая, как договорились.

— Стучу и готовлюсь ко вдохновенной лжи.

Впервые Лулу входила в двери этого дома с чувством озорства и заинтересованности.

— Спаситель великодушный! — заверещала Софья Осиповна, буквально не дав им переступить порог, — жестокая детка, что ты делаешь с моим несчастным сердцем?

— Дитя, — сурово и озабоченно сказал Виконт, — не виновно в собственной жестокости. — Он отодвинул Софью Осиповну и, поддерживая Лулу, которая почему-то, в довершение всех остальных симптомов, согнулась, — осведомился:

— Куда?

Софья Осиповна заметалась по прихожей и коридору этаким гигантским птенчиком, потерявшим гнездо, с удивительным постоянством оказываясь на пути «больной» и ее провожатого, застревая во всех дверных проемах. Наконец, Лулу была доставлена в ее обычную серо-коричневую келью и получила возможность спрятать улыбку в подушку.

Здесь Софья Осиповна возопила:

— Иесусе! Что случилось? Я сейчас умру от горя! Несчастная крошка! Детка! Она испускает дух! Господь прибирает ее к себе!

Виконт нахмурился:

— К чему это, сударыня? Компресс малютке! Это наверняка ее спасет!

Софье Осиповне явно не хотелось уходить, не досмотрев, как детка будет переселяться в мир иной. Но Виконт, оставив всякое лицедейство, недобро сверкнул на нее глазами и она, закудахтав что-то, удалилась.

— Вот видите, а вы говорили! Разве ее обманывать плохо? Она всегда обманывает — и ничего!

— Не будем искать себе оправданий! — Он беспечно взмахнул рукой, оглядывая комнату.

— Вот компресс для отходящей… Зажечь лампады и молиться, зажечь и молиться…

— Не надо лампад и молитв. — Виконт наклонился над кроватью, чтоб положить взятую из рук Софьи Осиповны салфетку Лулу на голову, но вдруг резко отпрянул и, держа компресс в руках, закашлялся.

— Боже, сударыня, ЧТО ЭТО? Это подходит только для истинного покойника, которого настоятельно требуется оживить. Нашатырь?

— Я пользуюсь им всегда, когда мне дурно, но дитя в худшем, многократно худшем состоянии. Я так ее люблю…

— Что не пожалели для нее целой бутыли.

Он шагнул к окну и распахнул форточку.

— Легче дышится? — спросил он у Лулу.

— О! — простонала та, — немного…

— Идемте со мной, — он кивнул на дверь, — компресс подействовал на расстоянии. Теперь покой — все, что ей нужно. А мне надо поговорить с Филиппом Федотовичем.

Лулу быстро стала приводить себя в должный вид: распустила собранные в хвост для дороги волосы, разметала их по подушке, брызнула на лоб водой из графина — испарина, склонила голову к плечу. Одна рука закинута за голову, чуть-чуть беспомощно шевелятся пальцы, другая — на груди, как будто не хватило сил расстегнуть, или разорвать душащее платье.

Теперь можно и прислушаться к голосам из столовой, тем более, что Виконт, увлекшись, перешел на прокурорские интонации:

— И если бы я случайно, повторяю, совершенно случайно не увидел девочку, дело могло бы повернуться плохо. Для нее, для родителей, но, главное, для вас, Филипп Федотович! Узнать имя, причины критического состояния и намерения дочери полковника Курнакова для полиции было бы несложно. И это ВАШЕ счастье, что я, приехав, сразу обратил внимание на заболевшего ребенка, неизвестно как оказавшегося на вокзале! И неизвестно сколько времени он провел там, в полувменяемом состоянии, окруженный равнодушными людьми. Они — посторонние, и то им нет оправданий, но вы, вы, Филипп Федотович, обязаны были знать, где находится ваша подопечная, и что с ней происходит!