Лина ТриЭС - Третья истина

• Название: Третья истина
• Автор: Лина ТриЭС
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-1484903971

Роман «Третья Истина» написан 40 лет назад, в СССР, но в силу ряда обстоятельств опубликован недавно, и не в СНГ, а в США. Там он нашел своего читателя в среде русскоязычных американцев. На территории бывшего СССР круг лиц, знакомых с романом, по понятным причинам ограничен. Однако их реакция на роман, их отзывы дают основания полагать, что роман оказался бы здесь востребованным. В связи с этим автор принял решение «вернуть роман на историческую родину» и дать возможность широкому читателю с ним ознакомиться. Итак, перед вами две книги романа «Третья Истина». Вымышленные персонажи помещены в прописанную до деталей историческую мизансцену: война, революция. Но рассказанная история, конечно, в первую очередь — о любви. События встречают нас в Раздольном — фамильном поместье знатного и богатого рода, придерживающегося традиционных устоев. Неудивительно, что вся надежда на будущее возлагается на сыновей, а дочь, шаловливый ребенок с чудесным именем Александрин, оказывается не нужна ни русскому отцу-полковнику, ни матери-француженке, подспудно ревнующей к ее юности и очарованию. Братья и вовсе относятся к малышке с нескрываемым презрением, и состояние холодной войны между отпрысками семейства Курнаковых перерастает в активные боевые действия. Драки и скандалы сотрясают дом. Безрадостная жизнь Лулу (таково ее детское прозвище) начинает меняться, когда однажды она в буквальном смысле сталкивается на лестнице с загадочным незнакомцем, который в импровизированном театральном диалоге представляется «Виконтом». Лулу захватывает атмосфера таинственности и дух приключений, окружающие этого человека, а он… что же такого он увидел в этом ребенке, что не сразу, неохотно, урывками, но все же берется за воспитание заброшенной Александры? Год четырнадцатый, год пятнадцатый… Сквозь призму восприятия взрослеющей героини перед нами проходят события того неспокойного времени: начало войны, неудачи российской армии, смута в народе, зарождение революции. Саше хотелось бы видеть все это как бы из-за спины «Виконта», чей образ и слова вне зависимости от физического присутствия в поместье, затмевают все остальные события. Нечастые теперь встречи становятся праздниками, самыми яркими и «настоящими» в меняющемся мире. Революция приходит и в поместье Курнаковых, затягивая в свое жерло Александру и усугубляя ее положение изгоя в семье. Ей приходится покинуть отчий, впрочем, никогда не бывший родным, дом. И снова единственным её покровителем и попутчиком на жизненном пути оказывается «Виконт». Так начинается их большое путешествие в Петербург, город, любовью героев и писателя превращенный в полноценного персонажа «Третьей истины». Все атрибуты времени выписаны досконально. Цены, погода, исторические личности — подлинные. Так же подлинно и пространство: города и дороги, каждый километр которых описан сочно, достоверно и увлекательно… Вместе с Сашенькой вам предстоит постепенно узнать человека, чьи принципы, понимание мира, убеждения и формируют «Третью Истину», истину «Виконта», истину Поля Шаховского. Но сможет ли он сохранить свою истину в стремительно меняющемся, разламывающемся мире? Сможет ли выжить и быть рядом со своей маленькой девочкой? «Конец второй книги» …Но кто сказал, что это конец пути? Может только полдороги?

---

— Пал Андреич, дело-то в чем… Девчурка наша и впрямь прихварывала. Меня не было тут, друг любезный, а компаньонша моя… сами видите… женского в ней, как в церковном служке. А здорово сказано, как припечатано!

До сих пор Лулу было просто приятно, что господину Петрову так здорово влетает, но теперь она поразилась: кто прихварывал? Кого не было? Разве не господин Петров одна из причин ее бегства? Ух, вот дрянной человек!

А господин Петров продолжал:

— Пойти, что ли посмотреть на болящую? Гостинчик захватить. Я ей всегда — гостинчик, если прихворнет. Значит, доктор, говорите, сказал — оправится?

Они вошли. Лулу медленно открыла глаза и поглядела бессмысленным взором, в левом глазу постояла и выкатилась слеза, а губы несколько раз с усилием разомкнулись и сомкнулись. Свет, серый от занавески, неровными пятнами ложился на лицо.

Господин Петров хмыкнул, крякнул и протянул:

— Хе-хе-хе, положеньице… Авось, и вправду поправится.

Хозяин дома пожевал губами, как будто намереваясь произнести еще что-то, бросил исподтишка взгляд на молчавшего Виконта и, заложив за спину короткие руки, едва достигавшие там друг друга, принялся, шаркая, вышагивать по комнате. Лулу тоже покосилась на Виконта. Тот с сомнением и тревогой провел глазами по ее фигуре, запрокинутой голове. Так и не оставил своих подозрений насчет того, что она и вправду больна… А Лулу совсем не хотелось, чтобы он из-за нее беспокоился! Или действительно так уж, похоже? Господин Петров застрял у окна, видимо, что-то обдумывая. Шаховской пододвинулся поближе к изголовью кровати и дотронулся рукой до ее влажного лба. Она быстро успокаивающе похлопала его по руке и весело сверкнула глазами — все в порядке!

Виконт сердито дернул головой и резко повернулся на каблуках:

— Возьмите себя в руки, Филипп Федотович, я верю в благополучный исход. Собственно, он уже благополучен. Девочка в доме, поправляется! — Он выразительно поглядел на Лулу. Та переменила позу и чуть-чуть прибавила жизни в лице.

— Какое же сомнение, Пал Андреич, какое сомнение? Небось, поправится наша мамзель, как же тут не поправиться при нашей заботе? А маменьку или не дай бог папеньку тревожить к чему же? Не к чему по такому-то поводу… мы тут сами разберемся, а? — он перестал смотреть на безмолвную Лулу и обращался только непосредственно к Виконту

Тот изобразил на лице нерешительность:

— Взять на себя такую ответственность? Нет, нет…

— Пал Андреич, да вы же в доме все равно, что хозяин! Дамочку к чему волновать, посвящать? Ее дело шляпьки, да тряпьки … А отцу? Статочное ли дело, про такое на фронт писать? Или там выяснять, отчего, да почему — мало ли какие у мамзелей об эту пору в организме штучки-дрючки начинаются… хе-хе. А мы тут уладим дело и со здоровьечком, и с учением, сам в гимназию о нездоровье сообщу… И вам в любой день все в подробностях… Хотя вам-то до девчурки, как я понимаю, самому дела нет. Но поелику хозяйская дочь, обязаны нас упредить, это нам ясно. А сами скоренько забудете про эту досадность, верно же говорю? Молодому человеку до того ли, чтобы детскими делами заниматься? У вас, небось, раза в два постарше девочки на уме! Знаем, видели вас в Новочеркасске с таким бутончиком… Диво!

Виконт слушал и задумчиво кивал головой. Лулу надулась и отвернулась к стене. Что за глупости мелет отвратительный господин Петров? Почему это Виконт забудет ее ради кого-то другого? Ему следовало бы не кивать головой, а прямо оборвать господина Петрова, сказать, что они с ней друзья давным-давно, что он относится к ней, лучше, чем ко всем в мире. А вдруг нет? Вот, вот, он уже отвечает:

— Не станем касаться подобных тем при ребенке, Филипп Федотович.

— Понятненько, Пал Андреич! Воспитатель юношества, как можно! Так пусть мамзель тут в покое пребудет, а мы за водочкой обсудим «темы»… А? Хе-хе… Выпьете?

— При всей моей склонности к водке и приятным под нее разговорам, вынужден отказаться. Тороплюсь. Насчет случившейся «досадности»… Где гарантии, что девочка сама не пожалуется? Найдет способ. Похоже, этот ребенок способен на многое. — Он покосился на Лулу. — Предупреждаю, пол ее слова, и я вынужден буду, поддержать. Как очевидец.

— Пал Андреич, на райское житье, какие ж жалобы оказаться могут? И компаньонке моей накажу, чтоб пылинки сдувала!

— Что ж, будем считать инцидент исчерпанным.

Виконт подкинул перчатки из-за спины под стул и, нежно обнимаемый господином Петровым, покинул комнату. Через минуту, вернувшись «за забытыми перчатками» один, сказал:

— Прощаемся. Быстро. До лета. Надеюсь, все будет в порядке.

Лулу понимала, что его последние слова господину Петрову предназначались и для ее ушей. Но ей было не до этого:

— Вы, почему не сказали, что мы — лучшие друзья? И кто у вас в голове? Он откуда знает?

— О-о, Александрин! О содержимом моей головы поговорим в другой раз! — Он поерошил ей волосы рукой, уже в перчатке, и слегка прижал лбом к своему плечу:

— Все. Пошел. Без обид, я их не заслужил. И не советую говорить о нашем приятельстве. Это же господин Петров, какие могут быть откровенности?

Лулу приподнялась, хотела еще что-то сказать, но возглас: «Нашли, Пал Андреич?» заставил ее резко повернуться к стене.

ГЛАВА 9. НАЧАЛО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ АЛЕКСАНДРЫ КУРНАКОВОЙ

Никогда раньше не проводилось такое длиннющее богослужение. Было уже невыносимо стоять почти неподвижно в этом торжественном, несколько сумеречном зале Кафедрального собора Рождества Пресвятой Богородицы. Даже для Лулу, любившей в противовес кустарным бдениям Софьи Осиповны атмосферу истинной церкви, это было чересчур. И остальные, видно, очень устали от четырехчасового стояния. Лаврова и та потеряла обычный самоуверенный вид. Звучные распевные слова отца Адриана уже с трудом доходили до сознания. А сначала, свежая и бодрая, легче всех держащая спину, Лулу слушала очень внимательно и мысленно отвечала на каждое слово, доносившееся с кафедры

Что он говорит о едином порыве, охватившем Россию? О дружном и радостном стремлении отдать до последней капли свою кровь? Лица людей на улицах мрачнеют день ото дня, в городе все больше причитаний и траурных одежд. А как же прощание Кати с мужем, они что, плача, мечтали оба погибнуть? И остальные, бывшие тогда, в Каменской, на пыльной площади — тоже? Все знакомые Тани… а они хорошие люди, говорят про войну совсем другое. Их мнение: «Офицеры — враги, они гонят солдат на смерть…» Сергей сказал так красиво: «Это братоубийственная война. Русским солдатам нечего делить с немецкими!». А офицерам — есть что делить? Совсем недавно Софья Осиповна со слезами восторга на глазах рассказала о том, что Виктор Васильевич собственноручно без суда и следствия расстрелял пятерых дезертиров. Тетка долго потом пищала, что гордится родством с этим восхитительным человеком: «Герой, герой! Такие, как он, железной рукой искореняют смуту в армии, держат солдат в страхе Божьем». Такие? Такие офицеры лучшие в армии? Лулу весь день, после рассказа о поступке отца, не могла проморгать слезы страха и жалости. Она была уничтожена, ей казалось, люди дружно думают о ней: «Вот, это дочь убийцы!» Не могла вызвать в памяти образ отца, он почти выветрился, но от этого ей было еще ужаснее.

А вот от Виконта Лулу по этому поводу слышала третье мнение, вообще не ни на чье не похожее… Она помнит, как он рассказывал о своем любимце — Иване Федоровиче Крузенштерне. Великий мореплаватель — без сомнения, прославленный путешественник «кругосветник» — нет спора, мужественный офицер — еще какой мужественный! Но была у него и доблесть, которую Виконт отмечал особо. Его экипаж возвращался из тяжелейших походов без потерь. Ни одной болезни, ни одного несчастного случая, ни одной смерти! Это не было простым везением. Крузенштерн придумал целую систему специальных мер. Были у него случаи неповиновения — и страшные, и курьезные. Он всегда находил выход. Всегда. Находил, не убивая. Не калеча. Этим он уникален в истории кругосветных мореплаваний.

Лулу восхищалась мужественным и добрым Крузенштерном. Ведь правда, если офицеры не жалеют солдат, разве может быть сильной и справедливой армия?

Есть и другие взгляды на войну. Агаджанова вчера только хвасталась похождениями на фронте брата, у нее выходит, что война это сплошные штабные пирушки, азартные драки и дуэли! Почти как Лулу думала, когда была маленькой… Но давно прошли те времена, когда она, бредя сражениями и битвами, мысленно укладывала замертво направо и налево своих врагов. Она как-то спросила Виконта: «вы так прекрасно фехтуете, вы могли бы легко убить своего противника, правда?» А он усмехнулся и ответил: «Что ты? Тогда бы я фехтовал не прекрасно, а ужасно». Она в то время не совсем его поняла, а сейчас понимает. Это то же самое — победить не убивая, не калеча.