Лина ТриЭС - Третья истина

• Название: Третья истина
• Автор: Лина ТриЭС
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-1484903971

Роман «Третья Истина» написан 40 лет назад, в СССР, но в силу ряда обстоятельств опубликован недавно, и не в СНГ, а в США. Там он нашел своего читателя в среде русскоязычных американцев. На территории бывшего СССР круг лиц, знакомых с романом, по понятным причинам ограничен. Однако их реакция на роман, их отзывы дают основания полагать, что роман оказался бы здесь востребованным. В связи с этим автор принял решение «вернуть роман на историческую родину» и дать возможность широкому читателю с ним ознакомиться. Итак, перед вами две книги романа «Третья Истина». Вымышленные персонажи помещены в прописанную до деталей историческую мизансцену: война, революция. Но рассказанная история, конечно, в первую очередь — о любви. События встречают нас в Раздольном — фамильном поместье знатного и богатого рода, придерживающегося традиционных устоев. Неудивительно, что вся надежда на будущее возлагается на сыновей, а дочь, шаловливый ребенок с чудесным именем Александрин, оказывается не нужна ни русскому отцу-полковнику, ни матери-француженке, подспудно ревнующей к ее юности и очарованию. Братья и вовсе относятся к малышке с нескрываемым презрением, и состояние холодной войны между отпрысками семейства Курнаковых перерастает в активные боевые действия. Драки и скандалы сотрясают дом. Безрадостная жизнь Лулу (таково ее детское прозвище) начинает меняться, когда однажды она в буквальном смысле сталкивается на лестнице с загадочным незнакомцем, который в импровизированном театральном диалоге представляется «Виконтом». Лулу захватывает атмосфера таинственности и дух приключений, окружающие этого человека, а он… что же такого он увидел в этом ребенке, что не сразу, неохотно, урывками, но все же берется за воспитание заброшенной Александры? Год четырнадцатый, год пятнадцатый… Сквозь призму восприятия взрослеющей героини перед нами проходят события того неспокойного времени: начало войны, неудачи российской армии, смута в народе, зарождение революции. Саше хотелось бы видеть все это как бы из-за спины «Виконта», чей образ и слова вне зависимости от физического присутствия в поместье, затмевают все остальные события. Нечастые теперь встречи становятся праздниками, самыми яркими и «настоящими» в меняющемся мире. Революция приходит и в поместье Курнаковых, затягивая в свое жерло Александру и усугубляя ее положение изгоя в семье. Ей приходится покинуть отчий, впрочем, никогда не бывший родным, дом. И снова единственным её покровителем и попутчиком на жизненном пути оказывается «Виконт». Так начинается их большое путешествие в Петербург, город, любовью героев и писателя превращенный в полноценного персонажа «Третьей истины». Все атрибуты времени выписаны досконально. Цены, погода, исторические личности — подлинные. Так же подлинно и пространство: города и дороги, каждый километр которых описан сочно, достоверно и увлекательно… Вместе с Сашенькой вам предстоит постепенно узнать человека, чьи принципы, понимание мира, убеждения и формируют «Третью Истину», истину «Виконта», истину Поля Шаховского. Но сможет ли он сохранить свою истину в стремительно меняющемся, разламывающемся мире? Сможет ли выжить и быть рядом со своей маленькой девочкой? «Конец второй книги» …Но кто сказал, что это конец пути? Может только полдороги?

---

Все изменилось с той сентябрьской ночи, когда Софья Осиповна ворвалась к ней, разбудила и до самого утра, заламывая руки, визжала, что Филипп — подлец, и Домна — не лучше: совместно оставили ее, на бобах и с носом. Саша почти не удивилась, когда узнала, что маман, не вспомнив ни о ней, ни о старших братьях, воспользовалась одной из отлучек отца и, прихватив Коко, уехала из Раздольного неизвестно куда, причем, почему-то, вместе с господином Петровым. Засахаренные фрукты были, оказывается, последним проявлением ее заботы о дочери. Наверное, отправилась к себе, во Францию из ставшей такой неуютной России, — ей даже наряжаться теперь здесь не позволялось, а отец в последнее время настойчиво навязывал пример воительниц женских батальонов или, на худой конец, сестер милосердия.

После этого исчезновения тяготы времени дали о себе знать не на шутку. Впрочем, у Софьи Осиповны были припрятаны и крупа, и сахар и даже масло, но всего этого, надо отдать справедливость, даже сама владелица не касалась, предвкушая «черный день» впереди. О! Сколько было сказано слов о благородстве мученицы- Софьи, о бесконечной милости, из которой она держит у себя «детку», правда только до того срока, который оговорен и оплачен заранее. Особо усердно Софья Осиповна напирала на упомянутые ранее бобы, на которых ее оставили те, кого Бог непременно накажет. Здесь с ней делалась истерика. И Лулу, гордая Лулу, то есть, конечно, никакая не Лулу, а гордая Саша, терпела все ее слова. Во-первых, пытаясь разобраться в происходящем, а во-вторых, расслышав в причитаниях двоюродной тети нотки подлинного горя.

Потом они узнали о перевороте в Петрограде. Переворот — так называют события Софья и такие, как она. На самом же деле, это пролетарская революция — то самое, за что боролись дядя Север, Григорий Трофимович, Сергей, Танина семья! А Александрин им помогала и верила в эту правду, хотя иногда пугалась жесткости и непримиримости борцов за нее. Значит, они вместе — победители? Куда же разбежались ее соратники? Почему она одна? Саша раньше представляла все это совсем не так. Ваня говорил с ней о прекрасном мире, где нет бедных, все работают, заботятся друг о друге, после работы вместе управляют государством, борются с врагами, не забывая при этом время от времени петь и танцевать. Жизнь каждого подчинена общей идее — вот как красиво он сказал. И тут же вспоминается, как Виконт рассказывал ей о человеке, проведшем почти тридцать лет в тюрьме, порой в страшных пыточных камерах. В застенках он написал книгу о городе Солнца, городе справедливости и равенства.

Как раз, справедливости ради, надо признаться, что Сашин воспитатель далеко не всегда заботился, чтобы все его рассказы были ей понятны. Очевидно, они должны были восприниматься ею как данность, как что-то интересное, существующее само по себе в жизни, в природе… Можешь — вникни и пойми, что значит раскат грома, полет майского жука, сполохи, а нет — просто смотри, слушай и знай: это есть. Вот и тогда тоже, про этот великолепный город, Виконт сказал, усмехнувшись: «В такое можно верить только в тюрьме», и не стал объяснять, почему.

Что же действительно последовало за радостной вестью: «революция совершилась»? Осень холодная, подмораживает почти по-зимнему. Нет дров. Нет керосина. Тянутся длиннющие очереди к продовольственным лавкам. Саша надеялась, что если Виконт придет к Софье Осиповне, та этого не скроет. Поэтому старалась как можно больше времени проводить вне дома, чтоб не пропустить другую возможность — встречу на улице. Эти ее «прогулки» имели вполне легальный характер — она ходит в лавки за продуктами, простаивает в очередях. Для Софьи Осиповны, отсиживающейся, как крот, в темных комнатах это было сущим благословлением. Без энергичной «детки» заявление: «Ни за какие сокровища шагу не ступлю по улице, где кишат эти большевистские монстры» или обратилось бы в фикцию, или привело бы к катастрофе, несмотря на все запасы, которые с непонятной быстротой таяли, таяли. Видимо, «черные дни», были уже в душе провозглашены Софьей Осиповной для себя.

Виконта Саша искала без каких-либо планов, беспорядочно, сумбурно. Иногда ей казалось, что он обязательно должен быть в Ростове, иногда же встретить его представлялось абсолютно безнадежным делом.

Никого она в своих скитаниях по городу так и не встретила, ничего не решила и невольно стала представлять себе окружающее затянувшимся антрактом, безвременьем, гигантской сменой декораций. Пройдет время, еще день, еще, и взовьется занавес, начнется новая глава, в которой Саша будет действовать, жить…

Время прошло, и декорации сменились, да только так, что она не могла себе и представить. Снова зазвучали выстрелы и попрятались в домах порядочные граждане. Бои под городом, бои в городе. Слухи — казаки, как теперь говорили «белые», наступают, вот-вот будут в городе. Всю эту смутную, тревожную неделю Софья Осиповна молилась, распластавшись перед иконами. Саша, стоя у окна, тоже молилась, по-своему — пусть эта встряска имеет смысл, пусть поставит все на свои места, пусть поможет найти, кого надо. Скоро замелькали на улицах знакомые мундиры и погоны. Их даже стало гораздо больше, чем раньше, — говорят, офицеры понаехали сюда отовсюду, больше всего из «красного» Петрограда. Неизвестно почему, но и после того, как город была взят, Софья Осиповна не ослабила скорби в молитвах — может быть, боялась «белых» тоже? Однако на улицу стала понемногу выходить.

Одновременно с победой казаков закончился и оплаченный срок пребывания Саши в доме благолепной тетки. Тут же вспомнились «непутевая маменька», «тяжкий крест», «благодетели» и была осознана обязанность отправить «овечку» к родному стаду, чтобы в столь трудное время воссоединить остатки семьи… Саше было все равно. Она разочаровалась в своих ростовских планах и надеждах. В городе расстрелы, аресты, хорошо еще, что знакомые ей товарищи уехали раньше.

Софья Осиповна привезла ее на вокзал. Как же там было грязно, тесно! Все окутано едким махорочным дымом. Повсюду какие-то люди с мешками, ругань, толчки, иногда слышны выстрелы. Кое-как, под причитания «тетки-благодетельницы» Саша впихнулась в переполненный вагон. Поезд поехал и, несмотря на множество лишних остановок, доехал до Каменской.

И вот она сидит в Каменской, на скамейке, на которой когда-то нашел ее, прибывшую из «Польши», Виконт. Сейчас бы услышать: «Что такое, Александрин?». И ощутить, как в один момент «все такое» отступает и можно почувствовать спокойствие, радость, голод, усталость — просто жизнь…

Но ее, конечно, никто не встретил. Это навело на совершенно справедливую и все-таки удивительную мысль: а ведь у нее никого нет, ни в Раздольном, ни в Ростове. К кому она едет? Можно было бы к тетке Евдокии, в Луганскую. Но, во-первых, она совершенно не знает, как туда добраться. А во-вторых, и главных, у нее есть мысль. Есть новый план. Она едет в Раздольное, так как только там могут знать о Поле Шаховском — единственно незыблемой опоре в этом разламывающемся мире. Может знать отец. Надо исхитриться и выспросить. Ради этого она готова пройти весь курс военных наук и стать, выражаясь фигурально, юнкером или кем там еще.

Со станции пришлось уйти, никаких подвод или других средств передвижения там попросту не было, все заметено снегом, даже люди обсыпаны, и выглядят как сахарные головы, воткнутые кое-где в белое полотно. Саша ходила по заиндевевшим улочкам, закутанная в толстый (когда-то подарила тетя Евдокия) пуховый платок поверх пальто, с маленьким саквояжем в руках. Искала знакомых, выбирая дворы, где еще были лошади и телеги… У нее было чем заплатить — хлеб, кое-что из одежды. Когда пошла по второму кругу, заметила-таки подводу и копающегося возле нее человека. Ей почудилось что-то знакомое в согнутой фигуре, шинели без погон. Лулу нерешительно приблизилась и обратилась:

— Послушайте…

Человек обернулся, нахмурил лоб, и Лулу убедилась, что ей повезло:

— Валентин! Это же я, Александра Курнакова!

Исхудалое желтое лицо тронула улыбка:

— Да, да, да… Шура Курнакова…конечно, конечно, из этого поместья… Раздольного, да?

— Ну, конечно! — и Саша энергично, насколько смогла, и лаконично, поскольку к этому располагал холод, изложила свои проблемы.

— Конечно-конечно, я как раз в том направлении еду, если хотите, я бы мог вас подвезти, это абсолютно не трудно. Подвода, как видите, полупустая.

Саша вместо ответа развязала платок, и приоткрыла саквояж:

— Тогда эту булку мы съедим сами. А то я хотела вознице…

ГЛАВА 6. ПУЗЫРЕВ С СЕКРЕТОМ. НАГАЙКА. В ДОРОГУ!

… Неожиданно, после недельной отлучки, снова приехал отец. Саша не знала, как к этому отнестись. Опять не будет обращать на нее внимания? Трудно представить, что творится у него в душе после бегства матери. Ведь он по-своему гордился своей семьей, иначе не требовал бы такого порядка в ней, наверное, верил в ее правильность и незыблемость… Так или иначе, но взгляд его свинцово-серых глаз в прошлый приезд не останавливался на дочери, скользил и пропускал. И совершенно невозможно оказалось расспрашивать его о ком бы то ни было. Она меньше всего могла отвечать за поступок Доминик, но ей было стыдно перед отцом за него. Трудно объяснить причину… Возможно, сказывалась солидарная ответственность «женской половины семьи Курнаковых», призрачной общности, самим отцом и установленной.