Владимир Арро - Вот моя деревня

• Название: Вот моя деревня
• Автор: Владимир Арро
• Жанр: Детская проза
• Год: 1970

Повесть Владимира Арро о ребятах из деревни Равенка «Вот моя деревня» была опубликована в журнале «Костер» №№ 3–5 в 1970 году.

---

В очереди кричат:

— Да не здесь, не здесь, на улице!

Я говорю:

— Граждане, не обижайтесь, мы на автобусе ехали, а дождика-то все нет, дорогу в пыль перетерло, а кто из вас местные, тот, может, и знает нашего Митю, он на баяне хорошо играет, сам-то он равенский, а теперь где-то тут у вас живет!

В очереди все замолчали, а потом заговорили друг с другом:

— Митю?.. Это какого же Митю? Не Андрея Петровича зятя?

— А может, Митрия-Матюху?

Продавщица говорит:

— Да полно, разве он на баяне играет? Что-то я не слыхивала.

— А может, Шуры Семичевой сосед?

— Это который пожарник?

Я говорю:

— Да нет, он не пожарник!

В это время Коля запнулся за пустой ящик, Коля не виноват, я видел, из ящика железяка торчала. И Коля упал, и ящик упал.

Продавщица кричит:

— Зачем трогаешь тару?

Федяра говорит:

— Колбаса-то почем?

— Ну, бог послал архаровцев, — говорят в очереди, — Зина, отпусти ты их, проклятущих, а то они тут тебе наделают делов.

Нам дали шестьдесят копеек за пять бутылок, шестая оказалась с браком, это пятью десять — будет пятьдесят, да еще пять на два, ноль пишем, один в уме.

На площади Федяра сразу спрашивает

На площади Федяра сразу спрашивает:

— Интересно, а почем квас?

Я говорю:

— Да не приценивайся ты, Федяра, не приценивайся! Все равно мы дяде Коле должны, еще и не хватит, так что ты эту идею из головы вынь да брось.

Федяра говорит:

— Я идею выбросил, я просто спрашиваю для интересу.

Вдруг Санька говорит:

— А вон Куварин…

Смотрим — и правда, навстречу нам Куварин идет. На нем новая кепка, а сзади ярлык болтается. Подошел он к нам и говорит:

— А я видел, как вы на автобусе приехали.

Я говорю:

— Куварин, ты как здесь?

Он отвечает:

— Я еще раньше вашего. Моя мама в рядах картошкой торгует, вот потому я и здесь.

А мы когда шли, то сразу заметили, что в боковушке между двумя улицами есть торговые ряды.

— А я себе фуражку купил, — говорит Куварин.

Федяра спрашивает:

— Почем фуражка-то?

Куварин отвечает:

— На два семьдесят.

Коля хотел оторвать ярлык у его фуражки, но Куварин увернулся и говорит:

— Ты-ы, не открывай!..

— А куда ты идешь? — я спрашиваю.

— А никуда, — говорит Куварин. — В рядах мне сидеть надоело, магазины я уже все обошел, так что никуда не иду. А сейчас только шел к вам.

Я ребят спрашиваю:

— Может, мы его с собой возьмем?

Тут Коля отвернулся.

Я говорю:

— Куварин, ты не проболтаешься? Мы ведь Митю идем искать.

Куварин говорит:

— Нет, я не проболтаюсь.

— Ну, иди с нами. Ребята, он же наш, равенский, пусть он с нами идет.

Куварин говорит:

— Я же ваш, равенский. Вот хотите, пойдемте квасу напьемся?

Федяра тогда говорит:

— Ребята, он же наш, равенский, пусть он с нами идет!

Тогда все мы пошли к бочке с квасом.

Тетка из-под зонтика говорит:

— Вон ты, который в новой кепке, ты уже сегодня третий раз.

Куварин отвечает:

— Да, я сегодня третий раз.

— Мать-то картошку расторговала?

— Полмешка только, — говорит Куварин.

— Плохо, плохо идет картошка, — говорит тетка. — А вы на кильковском автобусе давеча приехали, ко мне не подошли, а сразу в магазин.

Я говорю:

— Правильно, а как вы заметили?

— А я, — говорит тетка, — недаром посреди площади сижу, я все вижу, все! От меня не утаишься!

Куварин говорит:

— Трижды шесть… двадцать четыре… Каждому по маленькой и сдачи шесть копеек.

— А вы чего приехали? — спрашивает тетка. — Так, от баловства, или по делам?

Я говорю:

— По делам. Дела у нас, мы Митю хотим отыскать нашего, равенского. Он у вас на учебе, а в деревне Люба осталась.

— Это который с баяном приехал?

Я даже квасом поперхнулся.

— Да! — кричу. — Да!

— Что-то давненько его не видела, — говорит тетка.

Я кричу:

— Да где же он живет?

— Вон на квартире у Мухина, у свово дяди, пойдете прямо, потом по Разуваевке, по левую руку четвертый дом, у них еще куры марганцовкой меченые, а в палисаднике мальва растет.

Вот мы по Разуваевке идем

Вот мы по Разуваевке идем. Дома у них все хорошие, тесом обшитые, разными красками выкрашены и на каждом доме номер висит. Отсчитали четвертый дом по левой руке. Встали на крыльцо и стучим.

Долго никакого ответа не было, а потом в доме что-то загремело, зашевелилось и мужской голос спрашивает:

— Чего надо?

— Дяденька, нам Митю!

Там помолчали и говорят:

— Никого нет.

Я говорю:

— Митя-то где у вас? Вы сами-то Мухин ли будете?

Тогда дверь открылась и в ней появился сонный дядька. Он губами почмокал, зевнул и говорит:

— Я-то Мухин, а вот вы кто? Какого лешего вам надо?

Я говорю:

— Мы равенские, Митины земляки!

— Ну и я, — говорит, — равенский. А чево? На кой вы мне тут сдались, таковские земляки, хоть бы и Митьки?

Я говорю:

— Да где же он?

— Уехал, шалабер, — отвечает дядька, — стало быть, в областной центр.

Отступили мы от крыльца, я думаю, что же будем теперь делать? Вдруг окошко открывается и дядька говорит:

— Вона, заберите письмо!

И бросил он нам конверт.

Мы встали в кружок, повертели его так и этак, думаем, что за письмо такое? На нем написано «Лично Мите»… А потом посмотрел я на обратный адрес, вижу — Равенка! Амбулатория! Любина фамилия!

— Так это Любино письмо! От Любы к Мите! Значит, Митя его не получил.

— Куда же его девать? — спрашивает Федяра.

— А никуда, — говорю. — Никуда его не девать. Любе отвезем.

— Вот, — говорит Федяра, — какая у них улица

— Вот, — говорит Федяра, — какая у них улица!

А улица-то вниз горбом пошла. Дома по обе стороны кончились, под горой ольховые кусты открылись и осока-трава. А в траве ползет черный ручей, над ним стрекозки стрекочут, облака в нем белые плывут.

Вышли мы на мостик, легли ногами в разные стороны и стали из ручья пить. Вода в нем холодная, видно, у них тут родники колотят, много этой воды не выпьешь.

Коля напился, сел на мосту и говорит:

— Что это за ручей такой?

Я говорю:

— Кто его знает.

Федяра говорит:

— В таком ручье не искупаешься, вмиг все жилы стянет.

Я говорю:

— На спор!

Коля говорит:

— Не купайся, Антон, застудишься.

— Не застужусь!

Я быстро разделся и прыгнул в ручей. Обожгло меня, сжало всего, ни вдохнуть ни выдохнуть, будто я в проруби.

— Ну как? — кричат с моста.

Я говорю:

— Хор-рошо!..

— Ты двигайся, двигайся!

А я и так плыву по ручью против течения, двигаюсь.

— Вылезай, — кричит Коля, — хватит!

И все кричат:

— Вылезай!

Я встал в воде и пошел. А воды мне по пояс. Под ногами острые камни. И течением назад валит. Вот так ручей.

Вытянули меня на мост. Стою, одеваюсь. Весь я гусиной кожей покрылся, посинел, и мелко меня трясет, бр-р-р!

— Че-черт, — говорю, — вот к-какая стужа!..

А мне и в штанину ногой не попасть, до чего меня колотит.

Вдруг из кустов выходят два мальчишки с красными повязками на рукавах и в галстуках, взъерошенные, зачем-то зелеными ветками прикрываются.

— Ага-а, — говорят, — вот мы вас и застукали! Купался?

Я говорю:

— Н-не видишь, ч-что ли?.. К-купался.

— Сейчас в лагерь поведем.

Я штаны надеваю и говорю:

— В лагерь? Хор-рошо, ведите…

Один говорит:

— Мы вас давно заметили, вы у пищеблока в заборе доску отодрали.

Коля говорит:

— Не ври!

Я говорю:

— Никакой доски мы не отдирали.

А второй на нас внимательно посмотрел и говорит:

— Махоня, это и не они…

Первый спрашивает:

— Это не вы?..

Я говорю:

— Это мы, только ты давай на нас лишнего не наговаривай, в лагерь лучше веди.

— А вам, — говорит, — тогда и не нужно в лагерь, купайтесь, сколько влезет, вы же посторонние…

И второй поддакивает:

— Мы своих отыскиваем, мы патрули…

— Нет уж, — говорю, — теперь мы вас не отпустим, ведите нас в лагерь. Ребята, нужно нам в лагерь?

Все говорят:

— А чего же! Они у нас были, а мы у них нет.

Вот мы и пошли.

Лес тут у них был сосновый

Лес тут у них был сосновый, высокие стояли строевики. А под ногами шишки да дерюга всякая, все шуршит, трещит, крошится.

Я говорю:

— Лес-то у них похуже нашего будет, уж больно сух.

Прямо в лесу был длинный забор из досок. Мы вошли в калитку, а там тоже лес. Я говорю:

— Чего вы лес-то разгородили?

— А это, — говорят, — не лес, а лагерь, мы здесь живем.