Стас Северский - Боец тишины

• Название: Боец тишины
• Автор: Стас Северский
• Жанр: Боевая фантастика

Не столь далекое будущее. Третья великая война еще не объявлена, но уже идет. Она еще не видна и не слышна штатским — лишь военные знают о ней, лишь бойцы тишины сражаются на незримом поле брани. Только история моя в первую очередь не о войне, а о людях — не о плохих или хороших, а о таких, какие они есть.

Эта история о русском офицере, служащем в ГРУ, — довольно выдающемся разведчике-нелегале, действующем и ведущем диверсионную деятельность на территориях северной и восточной Европы. А в частности, — о том, как прожженному и насмешливому разведчику, часто называемому начальником Славой, пришлось хлебнуть тех людских слабостей, которые он привык так цинично использовать в целях главного разведуправления.

---

И еще… Полякам могут снова карточку девушки показать. Придется настолько достоверно убедить их в том, что ищут не Агнешку, что они — с ее карточкой не сходство, а расхождение искать станут. Они должны увидеть только нужную мне видимость — я должен убедить их так, чтобы дальше они убеждали себя без моих усилий. А не выйдет добиться такого доверия — свалю все на ее скверного бывшего дружка, от которого я ее и скрываю. Вероятно, — он что-то натворил, и Агнешку разыскивают, стараясь через нее на него выйти. А главное, — я ничего про его преступления не знаю. И еще… Чуть не упустил деталь. Агнешку я у психопата приятеля отнял — от него и прячу. И запугал ее именно он — и никто иной. Так, план намечен, теперь — осуществить.

Глава 43

Мсцишевский скосил поблекший глаз на Войцеха. Войцех угрюмо уставился в пол, кивнув мне в подтверждение, — мол все так и было. Поверили мне оба — знает старик, что его боевик, бывший десантник, не умеет ни долго думать, ни терпеливо ждать.

— Войцех всегда шел напролом. Кого видел, в того и стрелял. Ты же знал, чего от него нужно ждать, когда решал его нанимать, Ян.

— Знал, конечно. За эти качества его и нанял. Нужен мне был для девушки защитник надежный. А человека, способного, раздумывая, стрелять с нужной скоростью, — не нашел. Решил, что надежнее нанять его, — он, не раздумывая, стреляет, зато сразу и наповал. Ничего — разобрались мы с ним. Не найдет никто ни концов, ни следов.

Поляк кивнул седой головой, растягивая прямой рот на сухом неподвижном лице.

— Никакой неясности, никаких недомолвок — это мне в тебе и нравится, Ян. Этим мы с тобой и похожи. И тем, что мы с тобой, Ян, думаем прежде, чем делаем.

— Это точно. Разница только в том, что я один работаю, а вы с бригадой.

Поляк снова кивнул и плеснул мне еще водки. У меня с голоду и бессонных ночей и от одной рюмки перед глазами плывет, но я смиренно заливаю в глотку прозрачную водицу. Не нужны мне, обижающие старого поляка, «неясности» и «недомолвки» — и так по горло, хоть удавись.

Глава 44

Сижу молча с паном Мсцишевским — пьяный и мрачный. Напряжение нарастает, несмотря на то, что поляк и поверил моей истории, и хоть один вопрос отпал. Не знаю я, что со священником делать, куда его девать. Вообще все можно было бы решить просто. Но тогда — не видать мне моей Агнешки. Придется считать, что священник к ней в нагрузку прилагается. Взвалю его себе на плечи и потащу, как всех остальных, кто в дело впутан оказался. Ничего, выдержу. Хуже, что мне снова придется переться в рассадник заразы, который я взялся ликвидировать. Не знаю я, как на объект пройти, и, что мне предпринять после, — не знаю. И ищут меня еще — каждый, кто здесь права имеет искать, меня ищет. На поляков уже вышли… И дорожное происшествие, уверен, с ними связали уже… Подозрительная все же с агентом и аварией история — для педантичных немцев подозрительная. Немцы все проверяют — на их небрежность рассчитывать никак нельзя. Верное дело, серьезно к вопросу подошли — вскрытие провели старательно. Трудно к такому трупу подкопаться, конечно. Только, пусть немцы точных данных и не получат, — поймут, что мутная вокруг вода. По крайней мере, проверят поляков. На Войцеха их кто-то или что-то точно наведет. А Войцех их к Мсцишевскому приведет.

Мсцишевский — умен, его так просто не возьмешь. И меня он прикроет. Только из-за этого я еще здесь — только из-за того, что на его территории не только машины пропадают, не оставляя следа, но и люди. Прячет он трупы, как надо, — и живых спрячет. Да и боевики у него, хоть умом не отличаются, — дело знают. Могу я на него и на его бойцов рассчитывать… по крайней мере, пока он меня своим считает. А пока — он верит мне. С ним Агнешку оставить не так страшно, заступится он за нее. Называет меня сыном — значит, и ее дочерью назовет. Не зря я к нему в доверие втирался — всегда в мыслях имел гордецов поляков с немцами стравить при нужде. Только узнают они, что я — русский… сдерут с меня столько шкур, что и немцам не снилось. Никогда они не забудут, как мы с немцами их страну делили.

Черт… Трудно быть реалистом в этом мире мечтаний и надежд… И разведчиком быть — трудно… Не знает никто, что я все время вру… и никто не знает, что я ненавижу врать — и себе, и другим. Только никто не знает и того, что правдиво — одно молчание… немое молчание зверя.

Разведчика должно утешать убеждение, что его обман во благо, — обман в обмен на правду. Только все — вранье. Мы — люди, бродящие между заблуждениями — своими и чужими. И я вижу их все — вижу насквозь. Благородная борьба за всеобщую свободу и братство, подлое предательство из-за жажды наживы — все видимость, все только уверенность в головах людей, только вера… вера в бога, в деньги. А на деле — правит оружие. И не какое-то виртуальное из головы, вроде банковских счетов и бумажек, а — обычное железное оружие. В итоге, у власти всегда — оно, всегда — оружие… когти и зубы. Грызутся «волки», деля территории, деля добычу. И я — один из «волков»… один из «стаи волков». И я понимаю, что есть у меня только — «стая». Нет, не только… У меня есть оружие, и есть — Агнешка.

От тяжких дум меня оторвал грохот отворенной двери. Агнешка выбежала из коморки, где я оставил связанного священника, от которого она теперь не отходит. Девушка встревожена и… Когда она печальна — она призрачна и прозрачна, как лунный свет… А когда злится — сияет и испепеляет, как солнце… Ее волосы лучатся озаренным золотом, губы горят огнем и глаза блистают. Она раздражена, только мне все равно. Я жадно пожираю ее глазами, словно концентрируя на ней весь свой давнишний голод. Ее глаза не охлаждают росой, а разжигают искрами. Сердце раскаляется в груди, как кипятильник… и мысли туманятся паром.

Мсцишевский встал с кресла и вышел, оставляя нас. Он мне как-то намекнул недавно, что ему знакомо это умопомрачение, — понимает он мол меня, как никто другой. Нет, не понимает… Не творил поляк таких дел. А если и творил… Не ждала его тюрьма после ночи с девушкой, не была ему тюрьма платой. А если и была… На войну его точно никто не посылал, как меня пошлют, если я в тюрьму не попаду, если я вообще выживу.

Агнешка встала передо мной, махнула рукой в сторону распахнутой двери.

— Он сказал, что ты!..

Я поднялся, покачнувшись, направился ко входу в каморку. Закрыл и запер дверь. Схватил Агнешку дрожащими руками.

— Агнешка, не надо о нем.

— Ты убил! Невинного человека! Он рассказал!

— Что? Я? Кого?

— Не трогай меня! Ты что, со счета сбился?!

Она горит гневом. Хрупкая девушка у меня на глазах превращается в разъяренную тигрицу, забывая про мою силу и свою слабость. Она в бешенстве и будоражит меня. Кровь вскипает и пузырится, заставляя меня трястись в лихорадке. Я впиваюсь в ее шею поцелуями, не взирая на ее сопротивление. Она борется, отбивается, бросается в сторону… Сломя голову кидаюсь за ней, хватаю… Она изворачивается, вырывается… А сердце гонит в мои вены крутой кипяток.

— Ты пьян!

— Нет.

— Он все рассказал мне про того! Рассказал, как тот освободил его! И про то, как ты вернулся и убил того — рассказал!

— Не надо про священника и про… Агнешка…

— Не трогай меня! Ты убил его! Хайко! Ты убил его!

— Хайко? Хайко… Это был я…

— Знаю, что ты! Знаю, что ты убил его! Зачем?!

— Это был я… Я — Хайко… Я — был им… Хайко только еще одно лицо — мое лицо… Агнешка, я могу не вернуться… Я не могу ждать, Агнешка… Я отдам тебе жизнь, только и ты…

— Нет!

— Я прошу тебя, Агнешка… Согласись… Только согласись… Я не хочу так — силой… Только я хочу так, что…

Она закричала — так истошно, что я зажал ей рот рукой. Едва заметил укус и кровь на ее губах — мою кровь… на ее горящих губах. Я слышу скорые шаги, хлопанье дверей, голоса… Только шаги все тише… и в глазах все темнее. Я оттолкнул кого-то, кто оказался у меня под рукой. Кажется, Крюгер… Толкнул старика с силой. Вспомнил, что он тощ и хил, но только одновременно с действием. Как вспомнил, так и забыл — и про падение на пол чахлого старика, и про подошедшего со спины мощного поляка.

— Ты что делаешь, Ян?! Ты что не видишь?! Не хочет она!

Войцех перекинул руку мне через шею, стараясь придушить, оттащить. Срываю его руку, выворачивая. Он высвобождается, бьет меня под дых. Я не блокирую удар и… Удар в надбровье, в скулу…

Он бросил меня к стене. А я… Меня так трясет, что я не могу ни говорить, ни думать… не могу стоять на ногах. Мсцишевский отодвинул, еще держащего меня за ворот, Войцеха… и я рухнул на пол в горячечном ознобе и в бреду.

— Войцех, он совсем пьян и плох. Отведи девушку подальше. И немца прихвати — подними его.

Ненавижу их… ненавижу себя. Их всех! А себя больше всех остальных!

Седой поляк подтащил меня к потертому креслу, свалил меня на него и сел напротив.