Владислав Петров - Три карты усатой княгини. Истории о знаменитых русских женщинах

• Название: Три карты усатой княгини. Истории о знаменитых русских женщинах
• Автор: Владислав Петров
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91678-033-8

Среди героинь этой книги великая княгиня Ольга и императрица Ека­терина II, французская королева Анна Русская и императрица «Священной Римской империи» Евпраксия, предшественница декабристок графиня Екатерина Головкина и прототип «Пиковой дамы» —княгиня Наталья Голицына, артистки императорских театров Елизавета Сандунова, Екатерина Семенова и Авдотья Истомина, красавицы пушкин­ского круга Анна Керн и Александра Смирнова-Россет, первая любовь Лермонтова —Наталия Иванова...

Писатель и историк Владислав Петров собрал воедино факты, прежде разрозненные и известные только специалистам, и по-новому взглянул на хрестоматийные образы знаменитых русских женщин.

---

Ожидания его не имели предела, тем сильнее оказалось разочарование. Несоответствие реального облика возлюбленной той высокой роли, которую Лермонтов ей отводил, стало его трагедией. Любовь к неверной Натали наложила отпечаток на всю дальнейшую жизнь поэта. Он разуверился в любви, и он же всю свою оставшуюся недолгую жизнь о любви мечтал. До последнего дня в нем уживались застенчивый мальчик, ждущий небывалого чуда любви, и желчный, умудренный тяжелым опытом обманутый любовник, который уже ничего не ждет и ничему не верит.

А Наталия Федоровна старалась больше не вспоминать пылкого гения. Тем более что чрезвычайно ревнивый Обресков при любых упоминаниях о Лермонтове приходил в бешенство. Узнав, что стихи из альбома жены распространяются в списках, он сам, своими нечистыми руками, уничтожил письма поэта к Ивановой, все хранившиеся у нее стихи Лермонтова — их мы не узнаем уже никогда. Вот парадокс: поэт, преданный возлюбленной, и после смерти время от времени возникал между нею и своим, казалось бы, счастливым соперником.

В остальном жизнь четы Обресковых ничем не отличалась от жизни тысяч других помещичьих семей. Они держали в строгости крестьян, понемногу приторговывали тем, что давало имение, и с удовольствием вкушали поросенка с хреном. История с драгоценностями воронежской губернаторши за давностью лет была предана забвению, и в 1846 году (Лермонтов уж пять лет, как лежал в могиле) царь возвратил Обрескову права потомственного дворянина, а еще через двадцать лет Николай Михайлович даже успешно баллотировался в предводители уездного дворянства в Новгородской губернии. Там же, в своем имении, он закончил земные дни. Наталия Федоровна пережила его на несколько лет и умерла в январе 1875 года в Москве. Ее похоронили на Ваганьковском кладбище.

Погиб на нелепой дуэли поэт. Состарилась и умерла в безвестности женщина, которую его воображение наделило чертами богини. Но осталось вечное:

Но для небесного могилы нет.
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймет их, удивленный свет
Благословит; и ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь: моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
С моим названьем станут повторять
Твое: на что им мертвых разлучать?

«1831-го июня 11 дня»

Это написал шестнадцатилетний юноша. Он все знал заранее, этот гениальный мальчик, все понимал и ни в чем не ошибся, ни в чем не ошибся!

Вот так-то, господа!

Черноокая Россети, или «Перл всех русских женщин»

Удивительно все сошлось, невероятно. Во-первых, надо было, чтобы в 1724 году в Грузии случилось то, что ныне назвали бы государственным переворотом. Потерял трон царь Вахтанг VI, долгие годы умудрявшийся лавировать между интересами персов, чьим протекторатом, говоря опять же современным языком, была Грузия, и своими собственными весьма амбициозными феодалами. Писатель, поэт, ученый, просветитель, дипломат — он не обладал талантом военачальника, и персы не простили ему неспособности противостоять турецкому нападению. Ведь Грузия, попавшая между турецким и персидским жерновами, была для них лишь одной из подвластных территорий, которую следовало защищать от иных претендентов, а Вахтанг VI всего лишь подотчетным вассалом…

Не в правилах персов было ограничиваться отстранением от власти тех, кто не оправдал надежд шахского двора. Чтобы спасти свою жизнь, Вахтанг VI вынужден был оставить родину. Вместе с ним пределы Грузии покинули еще 1400 человек, представители древнейших грузинских фамилий — Эристави, Орбелиани, Бараташвили, Давиташвили, Цицишвили… Путь царя с этой многочисленной свитой лежал на север — в Россию.

Высокопоставленных эмигрантов приняли с почетом, обласкали, многие из них получили земли, и всем была предоставлена возможность поступить на русскую службу. В Москве — это нынешние Грузинские улицы — возник целый район, населенный грузинами. Постепенно они все глубже врастали в русскую жизнь — женились на русских, меняли фамилии на русский лад (отсюда часто встречающиеся среди дворянских фамилий Эристовы, Баратовы, Цициановы и т. п.), продвигались по службе, совершали подвиги во имя России. Вот почему нет-нет да и находим мы у известных русских людей примесь грузинской крови.

Но это все, как мы уже сказали, во-первых.

А во-вторых, надо было, чтобы в Россию занесло средних лет француза (или, подругой версии, итальянца); чтобы он, медленно поднимаясь по службе, был назначен в Одессе последовательно комендантом порта, инспектором карантина (то есть таможни) и заведующим гребной флотилией и должности эти открыли ему путь в местное высшее общество; чтобы здесь, будучи уже немолод, он увидел едва ли не впервые вышедшую в свет шестнадцатилетнюю Надежду Jlopep, дочь немца и грузинки, и без памяти влюбился в нее; чтобы она ответила ему взаимностью и они поженились. И чтобы выросшая в украинской глуши, в скромном имении бабушки-грузинки, да в скитаниях по гарнизонам их незнатная, небогатая, рано осиротевшая единственная дочь (а было еще четыре сына) благодаря стечению разных обстоятельств и хлопотам петербургских родственников получила протекцию самого императора и в семнадцать лет стала фрейлиной императрицы. И чтобы она была, наконец, красива — необычайной для Петербурга южной красотой.

Александра Смирнова-Россет 

Удивительно все сошлось, невероятно. И в результате русская поэзия золотого пушкинского времени получила свою музу по имени Александра Осиповна Смирнова-Россет. А еще ее называли «смугло-румяной красотой нашей», «академиком в чепце», «небесным дьяволенком»; «южной ласточкой», «вечной принцессой», «придворных витязей грозой», «прекрасной цыганкой», «чернооким чудом» и очень часто Донной Соль, по имени романтической героини драмы Виктора Гюго «Эрнани»[48]. Вот шуточное стихотворение Петра Вяземского:

Вы — донна Соль, подчас и донна Перец!
Но все нам сладостно и лакомо от вас,
И каждый мыслями и чувствами из нас
Ваш верноподданный и ваш единоверец.
Но всех счастливей будет тот,
Кто к сердцу вашему надежный путь проложит
И радостно сказать вам сможет:
О, донна Сахар! донна Мед!

Под прозвищами, возможными только среди очень близких людей, она легко узнается в стихах, дневниках и письмах Пушкина, Жуковского (который предлагал ей руку и сердце, но получил отказ), Вяземского, Карамзина, Плетнева, Туманского, Соболевского, Алексея Толстого…

«Смирнова была небольшого роста, брюнетка, с непотухающей искрой остроумия в ее черных и добрых глазах» (князь А. В. Мещерский). «…Она была среднего роста, стройна, медленна и ленива в своих движениях, черные, длинные, чудесные волосы оттеняли еще молодое правильное, но бледное лицо, и на этом лице сияла печать мысли» («списанный» со Смирновой образ Минской в неоконченной повести Лермонтова «Штосс»). «Она была смесь противоречий, но эти противоречия были как музыкальное разнозвучие, которое под рукою художника сливается в какое-то странное, но увлекательное созвучие» (П. А. Вяземский). «Свет не убил в ней ни ума, ни души, а того и другого природа отпустила ей не в обрез. Чудесная, превосходная женщина. Я без ума от нее» (В. Г. Белинский). «Это перл всех русских женщин, каких мне случалось знать» (Н. В. Гоголь). «Я не раз удивлялся ей, в особенности ее колоссальной памяти… Чего она не знала? На каких языках не говорила?» (поэт Я. П. Полонский). «Южная красота тонких, правильных линий смуглого лица и черных, бодрых, проницательных глаз, вся оживленная блеском острой мысли, ее пытливый, свободный ум и искреннее влечение к интересам высшего строя, — искусства, поэзии, знания, — скоро создали ей при дворе и в свете исключительное положение» (поэт И. С. Аксаков). Последняя цитата особенно важна для понимания образа красавицы Смирновой-Россет. Умница, она все схватывала на лету, и любым знаниям находилось место в ее очаровательной головке; но к тому же была натурой тонкой, от природы одухотворенной и не чуждой искусствам.

Бесспорный ум и бесспорная красота соединились в одной женщине; кроме того, она была смела, ибо не побоялась после восстания декабристов попросить у Николая I за своего дядю Николая Ивановича Лорера[49], посаженного в Петропавловскую крепость; прибавим к этому несомненный литературный талант, глубокое понимание русского языка и непоказную, но вполне ощутимую «русскость» в образе мыслей, что кажется невероятным, учитывая происхождение черноокого чуда, — ведь у Смирновой-Россет напрочь отсутствовали русские предки.

Считается, что отец ее, звавшийся в России Осипом Ивановичем, происходил — что сейчас нельзя ни доказать, ни опровергнуть — из влиятельного и знатного рода графов Россетов, сыгравших в истории Франции не последнюю роль, и, следовательно, состоял в дальнем родстве со знаменитым градоначальником Одессы дюком Ришелье[50], подле которого и сделал свою карьеру. А если даже родства прежде между ними не было, то оно все равно установилось, поскольку Ришелье стал крестным отцом Сашеньки, первого ребенка в семье Россетов. Подругой версии, более похожей на правду, Россет был выходцем из Генуи и поначалу звался на итальянский манер Россети (так, кстати, друзья называли в молодости его знаменитую дочь). Независимо от того, был Осип Иванович французского или итальянского происхождения, на новой родине он ничем особенным не отличился, но служакой был честным и в обществе человеком уважаемым. Женился он поздно, достигнув возраста пятидесяти пяти лет. Обвенчались молодые в церкви Андрея Первозванного в Грамаклее[51], украинской деревушке бабушки Смирновой-Россет — Екатерины (Кетеван) Евсеевны Jlopep, урожденной Цициановой.