Георгий Лоншаков - Горшок черного проса

• Название: Горшок черного проса
• Автор: Георгий Лоншаков
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

Эта книга — посмертное издание произведений талантливого дальневосточного писателя Георгия Владимировича Лоншакова. Вся его жизнь была неразрывно связана с Комсомольском-на-Амуре. Он прошел хорошую школу жизни, прежде чем взяться за перо. Был слесарем, работал в геологической партии, на строительстве моста через Амур.

В книгу вошли повести и рассказы о людях, живущих на дальневосточной земле.

---

У Васятки даже рот от удивления открылся, когда Фомкин, весело подмигнув, стал проделывать перед ним свой фокус — играючи, как факир, вытягивать из фляги набранную веревочкой снасть. Была она небольшая по амурским масштабам: Фомкин не любил рыбачить большими сетями — возни много, но и тридцать ее метров показались парню бесконечными.

— Ну и ну!.. — только и произнес он и перевел дыхание, когда Фомкин последними мягкими движениями закончил свое дело.

— А ты как думал? Дай-ка еще кофейку глотнуть… О-о-о, хорошо!..

Он вернул кружку Васятке и, закурив, снова принялся за свое: привязал веревку от наплава, укрепив вместо положенной деревянной крестовины пустую флягу. Крестовина, конечно, лучше бы, но в лодке ее держать нельзя: увидит рыбнадзор — поймет, что к чему.

Кетовая сеть настройки требует — что твой рояль. Сделаешь что-нибудь не по уму — скособочит ее, и будешь зазря воду цедить. Или, к примеру, недогруз нижней веревки допустишь, и не дойдет сеть до дна речного. Или наоборот — перегрузка снасть будет сильно тормозить, — стенку сетки на ходу течением сильно вперед наклонит. Тоже улова не жди! И еще от многих других премудростей зависит хорошая добыча, и Фомкину все они известны с очень давних времен.

Покончив с кофе, они без лишнего шума сняли тент, накрыли им корму и стали набирать на полотно сетку.

— Укладывай веревку, как я свою, не обгоняй и не отставай от меня, чтобы дель ровно ложилась, — поучал Фомкин.

— Ух и туман!.. — прошептал Васятка, поеживаясь от сырой предутренней прохлады и стараясь все делать так, как делал Фомкин. Он скоро устал стоять на коленях на жестких крышках моторного отсека, но терпел.

— Туман как туман, — отозвался Фомкин. — Наша родная стихия… Тебе сказано — не обгоняй!

— Не, не обгоняю.

— А то я не чувствую? Я все чувствую. А вот теперь уже отстаешь… Эхма!..

Конечно, это не очень-то хорошо, что у него напарник — полный неумеха в рыбацком деле. Да где ж другого взять? И разве обучишь всем тонкостям за один и даже за два раза? Был бы сын у Фомкина, тогда другое дело. Тогда бы он сызмала натаскал. Но нет у него сына — не повезло, а есть только рыжеволосая, в мать, дочь Варюха, да вот объявился теперь у нее ухажер Васятка — длинный и тонкий, как жердь, с густым пушком над верхней губой и длинными, как у девки, волосами. Поначалу Фомкин косо посматривал на ихнюю любовь: не такого бы он хотел себе в зятья, но потом притерпелся. Парень не хулиганистый, не выпивоха, работает на заводе. Чего еще надо? Хоть и не приспособлены к Амуру его руки, но одному Фомкину было бы еще хуже. Ладно, сколько может, столько и поможет… Опять же, все, что поймают, будет общее, не надо разбрасывать на доли. А это тоже что-то значит…

— Ну, вот и все! — сказал Фомкин, когда сеть была набрана на корме и сверху на нее вместо наплава легла все та же фляга. — Теперь перекурим, духу наберем и — на заход. Нам главное — бросить правильно. Ты что — продрог? Ничего, сейчас на веслах согреемся. Теперь, братец мой, надо особо тихо. Веслами не стучи, в воду опускай без шлепанья. На тонь я сам выгребу, а сеть начну бросать — твое дело весла. Следи за моими руками. Правой махну — нажми на правое, левой — на левое подналяжь. Смотри, чтобы сеть от кормы без кривляний отходила. Все. Пошли!

Они распустили рыбацкие сапоги и осторожно вылезли из моторки на мелководье. Взявшись за борта, раскачали лодку, вывели из полузатопленных тальников на открытый простор.

— Забирайся! — сказал Фомкин. — Я оттолкну…

Он запрыгнул в лодку следом и привычно сел за весла. Их медленно понесло по течению — вдоль берега, вдоль кустов, по туману. Надо было успеть до катера выйти на тонь, по возможности не теряя из виду берег, развернуться на обратный ход и выбросить сетку. Фомкин заработал веслами по-нанайски: опуская их в воду не разом, а поочередно, делая бесшумные, без всплесков, мелкие гребки.

— Вот и ты так будешь… — сказал он негромко Васюхе.

Лодка постепенно набрала ход и стала удаляться от тальников. Чем дальше они отходили, тем быстрее сносило их вниз по течению и тем расплывчатей становился берег. Брезжил рассвет. Туман был холодным, с запахами грибов и прелой листвы.

Васятка напряженно всматривался в тальники, где они только что стояли. Там было все-таки спокойней, а здесь, на Амуре, с первых же минут вселилась какая-то неясная тревога и не покидала его. Он крепко взялся руками за борт, покачиваясь в такт гребкам; ему не верилось, что где-то на глубине под лодкой именно в этот момент шли косяки кеты и по дну плавали громадные калуги. Кто-то говорил Фомкину, а Фомкин говорил ему, что это самые древние на Амуре рыбы. Он так и сказал, что еще, мол, Чингисхана не было, а калуга уже была. Ну и загнул Спиридон Яковлевич!.. Задолго до Чингисхана водились не только калуги, но и караси, и всякие там налимы. Васятка впервые в жизни вышел на крупную рыбу, и это было интересно. Но с другой стороны, не лучше ли чихнуть и на кету, и на эту самую калугу. Пока не поздно. Пока берег из вида не потерян. Вернуться бы к берегу и вдоль, вдоль него — ближе к дому!.. Так нет же! Гребет и гребет все дальше и дальше Спиридон Яковлевич. Варюхин батяня… Будущий его тесть… И как гребет! Васятке так не суметь… Он, конечно, будет стараться и приглядываться к Фомкину, но все равно — вряд ли так выйдет. И чем все это кончится? Вот вопрос!..

Наконец Фомкин перестал грести, развернул лодку на обратный курс и скомандовал шепотом:

— Занимай мое место! Как я направил, так ровнехонько и греби, — пояснил он, когда Васятка сел за весла и опустил их отвесно в воду. — Надо бы еще подальше заплыть, да боюсь — собьемся… Нам бы в такую струю угадать, чтобы сторонкой от «Партизана» пронесло. А то может прямо на него накатить… Ну, да вроде бы не должно…

— Можно начинать?

— Пошел! — сказал Фомкин и, осторожно спустив за корму флягу, начал выбрасывать веревку. — Пошел, пошел!

Работая веслами, стараясь не отклоняться от заданного направления, Васятка на время забыл о своих сомнениях и тревогах. Дошла очередь до сети. Фомкин встал на корму и приподнял верхнюю веревку. Нижняя сама стала по ходу лодки сползать с кормы и, шурша по брезенту, увлекать за собой в воду дель. Сетка была сухая, тонула не сразу, и теперь по ней было легче ориентироваться в тумане. Фомкин ловко выпутывал на ходу запавшие пенопластовые балберы, успевая при этом где надо растрясывать дель, поправлять нижнюю веревку с грузами. И снова сеть показалась Васятке бесконечно длинной, и он с облегчением вздохнул, когда она наконец закончилась и ушла на дно. Теперь Фомкин быстрее освобождался от веревки, соединяющей сеть с бортом, но она уже не тормозила, и лодка пошла легче.

— Все! Плывем!.. — сказал Фомкин, завершив последнюю работу. Он перебрался с остатком веревки в руке к середине левого борта и попросил Васятку поставить лодку под прямым углом к уходящей в воду веревке, значит — вдоль по руслу. Потом предупредил: — Теперь — полная тишина. Мы где-то недалеко от «Партизана». Курить хочется — спасу нет, но не будем, подождем…

— Фомкин! — Васятка впервые назвал так будущего тестя. — Фомкин…

— Чево ты?..

— А это не он? Не «Партизан»? — он показал рукой вперед, — им навстречу бесшумно двигался желтый огонек.

— Он! — шепнул Фомкин. — Он это!.. Ё-моё…

— Прямо на нас!

— Стоит он. Это мы плывем.

— Так чего ж мы?..

— Тс-с-с!

— Так ведь прямо на него!..

— Тихо! Это тебе кажется. Я чую, пронести-то нас пронесет, да близко уж очень. Не угадали мы с тобой малость, Васюха… Еще бы метров на тридцать подальше заплыли, тогда бы ничего. Эх, черт!.. Сейчас только на сон ихний надежда. Если не спят — как пить дать, засекут.

— Так чего ж мы?..

— Вот зачевокал! Сетку выбрать уже не успеем. Понимаешь? Пригнись. Если спят — пройдем. Если заметят — убежим. Вот тебе нож. По моему сигналу перехватишь веревку. Понял?

— Ага…

— Но только по команде. Не боись: двигун у нас как часы. Пока они там расчухаются, запустим мотор и — в туман.

— А сетка?

— А сетка — до свидания.

— Жалко…

— Жалко у пчелки…

Темный корпус катера проступал все явственней. Теперь, кроме топового, в тумане замаячили красные и белые огни. Вскоре лодку уже проносило мимо, метрах в двадцати. Они впервые увидели и берег — высокий, поросший тальником. Васятка весь спружинили, судорожно сжав в руке нож. Фомкин, сопя носом, вперил взгляд в «Партизана», держа руку на ключе зажигания. Но на катере было все спокойно, и лодка, минуя его, стала удаляться вниз по течению, все сильней и сильней погружаясь в туман…

— Проскочили, Васюха… — сказал Фомкин, когда катер окончательно скрылся из виду. Он вытер рукавом взмокший лоб и широко заулыбался. — Теперь можно и закурить. Теперь никто нас не увидит в тумане!.. Только мы сами себя. Ты чего квёлый сразу стал? Ладно, это бывает после напряженья. Расслабляйся. Тонь здесь длинная. Минут пятьдесят или даже час можно топать. — Он взял веревку, уходящую от борта круто в воду. — Послушаем, что нам сетка скажет!.. Ты не смотри, что рука у меня грубая. Она по веревке от сетки все принимает, как по телефону. О-о-о! Уже есть у нас с тобой рыбка. И не одна!.. Она таким живым толчком о себе знать дает — не так, как камни. Оп-ля!.. Еще одна. Идет, Васюха, кета! Идет!.. Двигайся сюда… На, послушай. А я подгребу малость. Возле берега течение слабее. Сетка нас обогнала…