Кристофер Мур - Дом духов

• Название: Дом духов
• Автор: Кристофер Мур
• Жанр: Иностранный детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77241-4

Пару лет назад нью-йоркский адвокат Винсент Кальвино был вынужден покинуть родину. Колеся по свету, он наконец осел в Бангкоке и решил заняться частным сыском. Но не так-то это просто для фаранга – то есть чужеземца – открыть свой бизнес в столице Таиланда. Чужакам, особенно белым, здесь не доверяют и считают их за простаков. Однако первое дело само нашло Винсента. К нему обратились родители английского журналиста, недавно убитого в Бангкоке выстрелом в затылок. Они не поверили тайской полиции, моментально арестовавшей какого-то пацана-токсикомана, и попросили Кальвино во что бы то ни стало найти настоящего убийцу. Сыщик вышел на след. Но все ниточки, ведущие к преступникам, оказались оборванными самым кровавым образом. Англичанин перешел дорогу серьезным людям, которые исповедуют принцип: «любопытный фаранг – мертвый фаранг»…

---

На подъездной дороге на полпути к дому, со стороны лужайки, стоял древний квиан – тайская повозка для риса из тика, отполированного гладко, как океанский плавник. Сорняки проросли сквозь два громадных деревянных колеса со спицами размером с бейсбольные биты. На участке было пусто и тихо. До тех пор, пока Кальвино не услышал знакомое низкое, злобное рычание и щелчок челюстей. Он остановился.

Две тощие дворняги залаяли, выскочили из тени у дальнего конца дома и понеслись прямо к нему. Сердце глухо забилось у него в груди и в ушах, как в том сне. Собаки казались злыми и голодными и слегка обезумевшими от жары. У Кальвино был особый прием, которому он научился, чтобы справиться с такими собаками. Он нагнулся, сделал вид, будто поднял камень, и отвел руку назад. Собаки резко затормозили, развернулись и сбежали без боя.

Собаки были умные. Они следовали инстинкту самосохранения. Самое главное – никогда не показывать, что ты их боишься. Никогда не убегать, не дать загнать себя в угол на пустом участке земли и не позволить вцепиться в коленки. Тайские собаки не желают рисковать и проверять, не блефуешь ли ты. Кальвино подумал, что такие парни, как Джефф Логан и Бен Хоудли, как и большинство людей, верили в свою безопасность и полагали, что угроза их не коснется, а к тому моменту, когда понимали, как легко пуля или снотворные таблетки лишают жизни, было уже слишком поздно.

«Моего сына убили в Бангкоке, помогите мне, пожалуйста», – услышал Кальвино голос где-то в своей голове. Он пошел по мощеной дорожке, огибая сбоку двухэтажный деревянной дом. Услышал в доме музыку: призрачные, меланхоличные звуки флейты. Такая музыка должна доноситься из сказочного интерьера с вуалями и шелковыми шарфами. Кальвино мысленно увидел Бена, упавшего головой на письменный стол, и это вызвало у него тревожное ощущение, как взведенный курок за долю секунды до выстрела. Он остановился перед современной студией с большими окнами с зеркальными стеклами и стал слушать музыку.

Полковник Пратт стоял в профиль, с упором на правую ногу, скрестив руки, и смотрел на чистый холст. Он находился около раздвижных дверей. Около дюжины женщин стояли в два ряда и водили кисточками по своим холстам. Один только Пратт бездействовал. Кальвино оглядел комнату в поисках Кико. Она работала в углу, зажав одну кисть во рту, а другой наносила на холст красную краску. Большинство женщин были японскими домохозяйками, которые занялись уроками живописи, потому что редко видели своих мужей.

Кальвино постучал в стеклянную дверь. Все головы поднялись, словно кто-то дернул за веревочку, соединяющую их вместе. Он заметил, что учитель, с поредевшими волосами на голове и выцветшими голубыми глазами, сердито смотрит на него. Пара японок захихикала, прикрывая рты застенчивым, скромным жестом. Всеобщее смущение вплелось в шелковистую мелодию флейты. Пратт положил свою кисть и поймал взгляд Кальвино. У него на мольберте была фотография квиана в саду – его жена Мани и двое их детей стояли рядом с колесом. С легкой улыбкой он посмотрел на гостя, спокойный и уверенный в себе, и слегка сжал губы. Стоящая в десяти шагах позади него Кико подняла большие пальцы рук, глядя на Кальвино. Она склонила голову набок и отбросила с глаз прядку черных волос. От этого Кико сразу же стала казаться знакомой. У нее было радостное, довольное выражение лица, как будто она чего-то добилась. Кальвино понял, что это она нарушила сосредоточенность Пратта.

Учитель, взъерошенный и невыспавшийся мужчина лет шестидесяти, подошел к двери и поправил фартук. Нахмурив лоб так, что глубокая морщина разделила его на две морщинистые половинки, он отодвинул створку двери.

– Чем я могу вам помочь? – спросил он с акцентом жителя восточного Лондона.

– Это друг, – сказал полковник Пратт, положил свою кисть и подошел к учителю. – И он только выглядит опасным, когда бывает трезвым.

– Приятель, не следует носить пиджак в такую жару, – произнес учитель. – Вас убьет тепловой удар.

– В Бангкоке многое может убить, – ответил Кальвино. Затем придвинулся к Пратту и шепнул: – Есть минутка, Пратт?

– Винсент, это мистер Люфтон, – ответил тот, поворачиваясь к учителю.

– Неужели тот самый Люфтон, художник? – спросил Кальвино, с его носа непрерывной струйкой стекал пот.

Его вопрос возымел нужный эффект. Вовремя поднятый воображаемый камень прогонит прочь злую собаку, а поглаживание самолюбия подозрительного художника укротит его. Психодрама личного знакомства Кальвино разделилась на две главы: глава первая – угроза бросить камень, а глава вторая – фальшивая лесть.

Если бы была глава третья, то она заключалась бы в попытке выиграть время и получить сведения, чтобы решить, не лучше ли человеческое существо вписывается в главу первую и реагирует на страх, чем в главу вторую – и реагирует на тщеславие.

– Мне нравится ваша работа. В вашей картине белого лотоса есть некоторая сенситивность. Никто, даже тайцы, не пишут лотос лучше вас. – Кальвино продолжал болтать на быстром нью-йоркском жаргоне, бросая взгляды на Пратта, который понял, что эта болтовня основана на изображении белого лотоса в офисе Кальвино. Винсент предположил, что мистер Люфтон помешан на лотосе. Каждый художник, который организовал мастерскую в Таиланде и стоил своей ежедневной вечерней порции вареного риса, пробовал свои силы в изображении идеального цветущего лотоса.

– Значит, вы знаете мои работы? – Блеск в старых голубых глазах, в глазницах с обвисшей кожей, сморщенной, как старые носки.

– Мистер Кальвино – коллекционер произведений искусства, в своем роде, – сказал Пратт в защиту Винсента. «Почему, – подумал он, – я всегда бросаюсь защищать Кальвино? Что в этом фаранге подталкивает меня вмешаться и давать объяснения?» Прошло уже двадцать лет, а он все еще не нашел ответа на этот вопрос.

Оба они вышли из студии, и Пратт прислонился к одному из больших колес квиана. Он провел воображаемую линию вниз по одной из спиц. Пару минут Кальвино и Пратт ничего не говорили. Действительно, жарко так, что можно схватить тепловой удар, подумал Винсент. И почти нет тени, чтобы укрыться от прямых лучей солнца. Пратт оглянулся через плечо на студию. Он инстинктивно чувствовал, что за ними наблюдают. Кико стояла у стеклянных дверей вместе с Люфтоном. Остальные ученицы возобновили свои занятия, как будто ничего не произошло.

– В котором часу сегодня ты собираешься отпустить Лека под надзор Кико? – спросил Кальвино, когда Пратт медленно отвел глаза от зрителей, наблюдавших за ними из окна.

Справа от него стоял второй мольберт с пустым холстом. Винсент смотрел, как полковник снова посмотрел на сверкающую белизну холста. Он гадал, является ли холст эквивалентом запасного пистолета.

– И еще одно. Почему твой холст белый? Разве ты не должен наносить на него краски? Что я знаю об искусстве? – Кальвино быстро выпаливал вопросы один за другим, и Пратт не успевал ответить ни на один из них. Полковник знал, что фаранги часто имеют привычку задавать вопросы, на которые не ждут ответа.

Пратт представил себе Мани, свою жену, Сучина, своего сына, и Сутхорн, свою дочь, прислонившихся к колесу квиана. Все утро его мысли убегали от них. Он не мог сосредоточиться ни на одном лице, руке, ноге достаточно долго, чтобы перенести их изображение на холст. Его сосредоточенность исчезла с того момента, когда Кико вошла в дверь и отвела его в уголок.

– Я пытаюсь вспомнить. Это была твоя идея, чтобы она поступила в эту школу рисования? – спросил Пратт, желая получить ответ.

– Что ты от меня хочешь? – спросил Кальвино, пожимая плечами, и вытянул вперед руки ладонями вверх, словно клоун на сцене. – Женщина любит рисовать. Вспомни, это я ее с тобой познакомил. Я привез того парня обратно из Бурирама вместе с шестнадцатью тысячами батов. Ты рассказал ей о школе рисования, полной японок. Этот токсикоман, которого я схватил, сидел в углу ее офиса, глядя в пол, и ты спросил ее, не хочет ли она поступить в школу рисования. Тайское гостеприимство. А теперь ты спрашиваешь меня, кто предложил Кико заняться раскрашиванием по номерам вместе с тобой?

Улыбка Пратта стала шире.

– Она опять заставила тебя выйти из себя.

– Выйти из себя? Кто вышел из себя? Разве похоже, что я вышел из себя? Ладно, я вышел из себя. Она мне позвонила и попросила об одолжении.

– Ты не сказал «нет», – с понимающим вздохом произнес Пратт.

– Не сказал «нет»? Что ты имеешь в виду? Она – лиса. Я люблю эту женщину. Я хочу отвести эту женщину в лес, свить гнездо и больше не давать о себе знать. Только…

Пратт перебил Кальвино, когда тот понесся на всех парах.

– Есть эта небольшая проблема с одним токсикоманом, который укокошил фаранга.

– Она говорит, что его пришил не он, – возразил Винсент, вытирая пот со лба.