Владимир Долин (Белоусов) - Чоновцы на Осколе

• Название: Чоновцы на Осколе
• Автор: Владимир Долин (Белоусов)
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1961

В повести «Чоновцы на Осколе» автор рассказывает о героической борьбе первых комсомольцев за укрепление советской власти.

---

И было странным Василию слышать, как дочки этого крепкого, сильного мужчины — двадцатилетняя дородная Гарпина и семнадцатилетняя стройная розовощекая Евфросинья звали его почему-то «дедом».

Усевшись с ребятами на длинную дубовую лавку, Яков Петрович подозвал дочерей.

— А ну, девчата, швыдче несите хлопцам вареников! Нечего на них очи таращить — не женихи вам!

И пока девчата месили тесто, возились у чисто выбеленной печки с темно-синим бордюром вокруг гирла, дед мучил ребят вопросами:

— Ну, как там, в Уразове? Бывают ли базары? Почем хлеб? Мед? Сало? Что пишут в газетах? Одолеют ли большевики без него польских панов, или и ему придется на старости лет своей силенкой тряхнуть, пообрубать паршивцам сабелюкой носы поганые, чтобы не совали куда не просят...

На все вопросы отвечал Василий. И когда Яков Петрович стал жаловаться на бандитов, которые, по его словам, житья никому на селе не дают, Василий к слову передал ему поклон от соседа, встретившегося им в лесу.

— Який же вин из себя? Долгий, с огнистым вихром на голове, с курчавой червонной бородкой?

— Да, лет тридцати трех примерно, в зеленых солдатских брюках и гимнастерке, с карабином за плечами...

— Вин, жердина ему на голову, — Гашкин  приблудок — Тараска Двужильный, дезертир, бандюга проклятущая!

— Вот как вы его поносите! А он собирался к вам с дружком пожаловать, медку покушать.

— Он уже покушал, собака. Зимой из пуньки пуда на три липовку с медом уволок. Вот подслащу наших хлопцев из комсомолу, они его из винтовки угостят...

Дед нервно поводил густыми бровями, сжимая в кулаки обветренные, шершавые руки.

— Это хорошо, что вы пришли — поможете мне от катов проклятущих уберечься. Солнышко припекать стало — выставил ульи из подполья и ночи теперь глаз не смыкаю. На пасеке в омшанике ночевать приходится, иначе не можно. Придут ночью, ульи разорят... А ведь не уразумеют, пакостники, что там и меду еще нет, сами пчелы на подкормке держатся.

— Что же это они так народ обижают? А ведь именуют себя хозяевами земли русской, защитниками крестьянскими?

— Не поп им при крещении дал это наименование, сами себе придумали в свое оправдание, воры. Хозяева на фронте с винтовками в руках власть народную защищают. Мои сыновья ученые доктора и те службу солдатскую несут. А эти по лесам ховаются, грабят живого и мертвого. Мужику на ярмарку съездить не дадут, встретят на пути и гашник последний снимут.

— А вот они говорят, что большевики вас тут обижают, — заметил Василий.

— Большевики берут для государства, для армии, народ в городах надо кормить, — так они деньги платят. Они помещичьи, монастырские земли крестьянам отдали. А эти шкуру свою в лесах спасают. Собрал их вокруг себя миллионщика сынок Николка Булатников, деньжищи, награбленные отцом, потерял, жить своим трудом не привык, вот и голову дурням всяким морочит, за счет их кормится, грабежами промышляет. Налетят такие с обрезами — ваших нет и лапти кверху...

За оживленным разговором ребята не заметили, как на столе появилось деревянное блюдо с горячими варениками и глиняная миска с медом.

— Сидайте, хлопцы, за стол! — пригласил Яков Петрович. — Поправляйтесь! Вот Христов день отпразднуем и за работу: Василь — пахать, а Женюшка худобу гудовать будет, по хозяйству помогать мне. А спать будете в саду в омшанике. За одно пасеку от бандитов побережете, — радушно угощая гостей, планировал дед.

Василий собрался было сказать, что зашли они к нему по пути в Меленки и что, переночевав, покинут Борки, но догадавшийся об этом Женька, моргнув правым глазом в сторону хозяина, а левым на стол, толкнул брата ногой. И Василий понял по выражению лица братишки, что тот очень опасается потерять вдруг доброе расположение гостеприимного хозяина.

После обеда Василий отправился с Яковом Петровичем оглядеть его хозяйство. Хозяйство было небольшим: маленькая глинобитная хатенка, крытая соломой, хлев для скота, рига и клуня. Скота — два быка, корова, четыре овцы.

Небольшой двор, чисто выметенный, обнесен невысоким, похилившимся плетнем. Садик в три десятка вишневых и сливовых деревьев покато спускался к залитой водой луговине. В саду между деревьями белели ульи.

Владения Якова Петровича от хозяйства среднего украинского крестьянина-хлебороба отличались только пасекой. Впрочем, пасека принадлежала не ему, а старшему сыну Ивану, а сам Яков Петрович был лишь бесплатным работником на ней.

Вечером к деду зашел местный учитель, поп-расстрига. Он был навеселе.

До учителя откуда-то дошли слухи о раскрытом в Уразове контрреволюционном заговоре, об аресте вместе с другими преступниками священника Воздвиженского.

— Знаю я этого бугая, вместе кончали Воронежскую духовную семинарию: пьяница и картежник. И как только советская власть еще терпит такую нечисть?! Вот я, — похвалялся подвыпивший учитель, тыча себя в тощую грудь указательным пальцем, — я честный человек. С первых дней революции снял с себя сан священника, объявил с амвона, что десятки лет занимался шарлатанством, морочил людям голову, и теперь спокойно работаю сельским учителем, занимаюсь народным просвещением. Либеральничают большевики... Закрыть надо все церкви, учредить в них школы, дома просвещения... Как вы, молодой человек, думаете, правильно я рассуждаю?

— Это дело самого народа, — заметил Василий. — По закону церковь отделена от государства, и дело самих верующих решать вопрос о ее существовании.

— Куда ж их дели, этих контрреволюционеров? Расстреляли? Ведь этот Селиверст Воздвиженский в Воронеже всех попов, монахов в полк «крестоносцев» организовал, у белых на фронте за генерала подвизался...

— А я от вас первого слышу все эти новости, — откровенно признался Василий.

Дед, выпив с гостем два стакана горилки, то лез обнимать и целовать учителя, называя его голубицей божией, то грозился из поганого ружья убить Гашкиного приблудка —- Тараску Двужильного. Потом пустился с песней плясать гопака.

Выпроводив из хаты учителя, дочки уложили батьку спать, а сами пошли на улицу спевать с парнями песни.

Василий и Женька отправились спать в омшаник. Засыпая, они еще долго слышали задушевные украинские песни о мирных вишневых садах и полях, о земной радости и любви.

Чуть свет братья выбрались из омшаника и, не простившись ни с дедом, ни с его дочками, отправились в Меленки.

ГЛАВА XV

Председатель сельсовета деревни Меленки Остап Лабуда, прочитав письмо землемера Шмыкова, внимательно посмотрел на Василия.

— Значит, за коровкой к нам прибыли... В такой день, а? Ну что ж, сидайте с нами разговляться!

За праздничным столом, уставленным блюдами с пирогами, с куличами, тарелками с ярко выкрашенными во все цвета вареными яйцами, молча сидела вся большая семья Лабуды. Женька насчитал двенадцать человек.

Молодая полная хозяйка налила в деревянную крашеную миску праздничной лапши с курицей. Хозяин из большой пузатой бутыли наполнил стаканы самогоном.

— Сидайте, что ж вы стоите? — обратился Лабуда к Василию.

— Спасибо, я не пью! — отказался Василий.

— Ну, сядьте покушайте! — сказала хозяйка. — В такой день гонять вас за коровой — это только Михаил Васильевич придумать мог, а тоже ведь верующий человек...

Василий хотел отказаться и от завтрака, но Женька, уже орудуя в миске с лапшой большой деревянной ложкой, резонно заметил:

— Корова не щенок, когда еще с ней до дома доберешься, десять раз есть захочется, а у нас со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

И Василий, подавив в себе чувство неприязни к этим людям, сел за стол.

— А за коровой придется в стадо идти. Но ничего, это вам по пути, моя Ганнушка вас проводит, — кивнул хозяин на шестнадцатилетнюю красавицу дочку. — Как вы только доберетесь, хлопцы, с коровой до Уразова? Как бы не отняли ее у вас, по дорогам всюду большевистские заставы расставлены, патрули шныряют?

— А мы сюда шли и никаких патрулей не встретили, — заметил Василий. — Да у нас вот пропуск от землемера имеется. — Он показал председателю обращение за подписью Шмыкова.

Лабуда внимательно прочитал бумагу и, вернув ее Василию, наставительно сказал:

— Эту грамотку, хлопцы, не всем показывайте. А то угодите с ней к черту в лапы. Неизвестно, что еще сейчас с Михаилом Васильевичем. И корову бы надо, по правде, придержать тут. Говорю вам, по дорогам везде патрули, заставы. Отряд Чека в Уразово из Воронежа прибыл. На хуторе Гарном у нас не таких орлов ночью сцапали... Что-то скоро будет... Палка-то о двух концах оказалась. Заморочили нам головы разными партиями, не знаешь, к какой прибиться. Эсеры толкуют — стойте хоть за учредительное собрание, хоть за советскую власть, только без большевиков. А беднота крестьянская — батраки, голь перекатная — никак не желает в Советах без большевиков обходиться. А тут опять война разгорается, польские паны обрушились. Кому они нужны? Дезертиры и те из леса стали на фронт подаваться. Родные отказываются их укрывать, дадут сухариков и посылают в военкомат с повинной. Никому не охота под иноземным игом маяться.