Хюго Клаус - Избранное: Сборник

• Название: Избранное: Сборник
• Автор: Хюго Клаус
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-05-002633-4

Писатель европейского масштаба, прозаик и поэт, автор многочисленных романов, рассказов и эссе, X. Клаус известен также как крупный драматург. Не случайно его книги европейская критика называет «эпопеей национального сознания». Широкую популярность X. Клаусу снискала его готовность браться за самые острые, животрепещущие темы. В сборник вошли антифашистский роман «Удивление», роман «Вокруг И. О.», отличающийся острой антиклерикальной направленностью, а также пьесы и рассказы разных лет.

---

Кило. Он богатый.

Малу. Он заплатил за дом миллион. Во время войны.

Кило. И он всегда называет тебя так — «киска»?

Малу. Всегда.

Кило. По-французски, конечно?

Малу. Да. Он говорит: «Minou».

Кило (смеясь, неуверенно). Очень похоже на «Малу».

Малу. Да.

Кило. Наверно, так он называл и свою дочь.

Малу. Очень может быть.

Кило. А что говорит насчет этого Фламин? Насчет твоих отношений с господином Ламбером?

Малу. Потирает, как всегда, руки. Да он и в самом деле очень доволен, он ведь все эти годы старался пустить корни здесь, в Верьере, трещал по-французски день и ночь, до посинения.

Кило. А ты и правда похожа на кошечку.

М а л у. Да, говорят. Но это не очень-то помогло мне в жизни. Один парень называл меня своей летучей мышкой. Клянусь тебе, он так и говорил. Это был немец, он тоже здесь работал. Господи, чего мне только не приходилось выслушивать. Он говорил так потому, что я висела вниз головой.

Кило. Висела вниз головой?

М а л у. Чего только не приходится иной раз делать.

Кило. Ты совсем пьяна. (Пауза.) Теперь, когда мы здесь совсем одни, ты стала тихоней. А при Максе, в кафе, ты сыпала колкостями и непристойностями на весь зал. (Встает, приближается к печке, шагает взад-вперед.)

М а л у. Пусть весь Верьер знает, что Малу вернулась. И пусть все они учтиво здороваются со мной, раз уж я живу в доме Ламбера.

Пауза.

Кило. Ты совсем молодая… Такой походки нет ни у одной моей знакомой девушки, ты ступаешь так легко, так осторожно, точно боишься переломиться.

Малу. А как ходят твои знакомые девушки? Вот так? (Идет, покачивая бедрами.)

Кило (смеясь). Нет, не так. (Робко.) Господин Ламбер часто оставляет тебя одну по вечерам?

Малу (угрюмо смеется). А тебе бы этого хотелось? Нет, мой мальчик, сегодня вечером ты и твой дружок Макс звонили в мою дверь последний раз.

Кило. Малу…

Малу (с внезапным беспокойством). А где Макс?

Кило. Он делает обход, сейчас он, наверно, где-то возле свекольных буртов.

Малу. Дай мне чего-нибудь выпить, я продрогла. (Подходит и усаживается возле печки.)

Снаружи слышен голос Макса, он отдает приказы то по-польски, то по-французски.

Малу. Вот он. Приведи его.

Кило (смотрит в дырочку на занавеске, закрывающей вход). Он возле насоса, задает жару полякам. (Возвращается, протягивает ей свою фляжку. Малу пьет.) Едва он откроет рот, они прямо трясутся от страха.

Малу. А я ни чуточки не боюсь его.

Кило. Да и с чего бы?

Малу. Я боялась его… в прошлом году.

Кило (набрасывает свой дождевик ей на плечи). Вот так. Ну что, теплее стало? Тебя знобит оттого, что ты еще не совсем здорова. (Хочет сесть рядом с ней.)

Малу. Нет, сядь вон там. От тебя воняет свекловицей.

Кило (садится на сено). Я никогда не боялся Макса. И если делаю все, как он велит, то только потому, что знаю: он прав. И пускай строит из себя командира, если ему это нравится. Верно? (Вышагивает вокруг нее, но Малу на него не смотрит.) Макс никогда не рассказывал тебе, как он впервые взял меня с собой на сахарный завод и как я трусил в поезде? Нет? А про то, как мы с ним пили перно в Шарре? На сахарном заводе работали в тот год итальянцы. Мы все вместе отправились в деревенское кафе. Пили там перно. А когда барменша подала мне воду, чтобы разбавить перно, я посмеялся над ней, ведь был я совсем зеленый молокосос, намного моложе, чем сейчас, и не такой толстый, или нет? Может, и такой. «На черта нам вода, — завопил я, — мы ведь не лягушки». И мы стали пить перно неразбавленным, десять, двенадцать рюмок, мне-то оно совсем не нравилось — отдавало железом и анисом, а итальянцы, и фламандцы, и французы толпились вокруг, глазели на нас и платили за наше перно, мы этого сперва даже не заметили. Они подмигивали барменше, делали ей знаки за нашей спиной и платили, все новые зеленые рюмки появлялись перед нами, а мы и так уж были полны до краев, казалось, перно вот-вот польется у нас из ушей, но мы опрокидывали эти рюмки одну за другой. А потом я заметил, что Макс пьет как-то лениво, он начал нести какую-то чепуху, дескать, он хотел быть сержантом, но его мать была лейтенантом, я это помню, как сейчас (выжидательно молчит, но девушка никак не реагирует на его рассказ, и он медленно, словно нехотя продолжает), вот я и подумал: «Теперь из нас двоих командую я». И я посмеялся над его бредовыми речами. Про себя, конечно. Так, чтобы он не заметил. А он вдруг побелел как бумага, колени у него подогнулись, и он, как будто из-под ног у него выдернули ковер, растянулся во весь рост прямо на опилках, которыми был посыпан пол. И все кафе хохотало и орало от удовольствия. А мне хотелось показать всем: я здесь сейчас главный, я хотел, чтобы это видели все фламандцы, — нагнулся, поднял его за воротник и взвалил себе на спину. «Отнесу его к мамочке», — сказал я, и все захлопали в ладоши. Но стоило мне сделать только один шаг, как у меня тоже подогнулись колени, словно из-под моих ног выдернули тот же самый ковер, и я растянулся, понимаешь, рядом с ним в опилках, а больше я уже ничего не помню. Ты не слушаешь?

Малу. Слушаю.

Кило. Тогда мне казалось, я могу взять над ними верх, усекла?

Малу. Да.

Пауза.

Кило. А господин Ламбер возвращается завтра в обед?

Малу. Да.

Кило. Опять «да». Заладила! (Пауза.) Ты не думай, я знаю, что не умею разговаривать с девушками. И что я толстый и грязный.

Малу. Ты и в самом деле толстый и грязный.

Кило. И еще от меня воняет свекловицей.

Малу. За версту. Как и от всех вас.

Кило. От тебя — тоже.

М а л у. Ну уж нет! Ну-ка, понюхай. Подойди поближе. (Он нюхает ее волосы.) Это духи из Арраса, мне купил их Ламбер. Такими же Мартина Кэрол душится.

Кило. А ты откуда знаешь? (Наклоняется к ней ближе.)

М а л у. Так было написано на коробочке, Ламбер прочел мне.

Снова слышится гудок. Потом — голос Макса: «Кило, теперь твоя очередь».

Кило. Я должен с тобой увидеться. Завтра. Только не здесь и один, без Макса.

Мал у (отталкивает его). Убирайся. Не прикасайся ко мне своими грязными лапами.

Кило. Завтра вечером я приду продавать сахар Фламину. Приходи и ты. В восемь часов. Ты ведь можешь прийти в гости к отцу. На часок.

М а л у. Зачем мне приходить к отцу? Что мне там делать?

Кило пожимает плечами.

М а л у. Не отвечаешь. Ну скажи, открой свой рот и скажи, чего ты хочешь.

Кило. Я могу тебе что-нибудь подарить.

М а л у. У меня есть все, что я хочу. Ламбер не отказывает мне ни в чем.

Кило. Ну, тогда не приходи к Фламину.

М а л у. Конечно, не приду.

Пауза.

Кило. Я отдам тебе свою месячную получку.

М а л у. Когда?

Кило. Завтра вечером. (Совсем тихо.) В восемь часов.

Макс (входит, греется у печки). В свекломойку поступает мало свекловицы, две первые вагонетки заклинило. Откроешь их, и пусть поляки разгружают. Потом сделаешь обход.

Кило. Иду. (Обращаясь к Малу.) А ты остаешься здесь?

М а л у. Здесь хорошо, тепло.

Макс (Малу). Отдай ему плащ. На дворе сыро, и с вагонеток течет. Он промокнет до нитки.

Малу встает и подает Кило его плащ.

Малу. Держи.

Они пристально смотрят в глаза друг другу. Потом Кило спускается по лестнице. Малу прогуливается взад-вперед, снова садится на сено. Макс присаживается на перевернутое ведро.

Макс. Ты похудела. И это тебе идет.

Малу. А ты совсем не изменился. (Помолчав.) Ты что же, не осмелился прийти ко мне один, встретиться со мной наедине, и потащил за собой этого парня?

Макс. А ты рада, что снова сюда вернулась?

М а л у. Ты ни разу не написал мне. Я ведь никому в Верьере не прислала даже открытки, а тебе писала письма каждые три дня, особенно вначале. Я говорила себе тогда: если я его увижу, если он вдруг появится передо мной, я задушу его собственными руками. Но это было давно, очень давно. Время залечивает раны.

Макс. Ты рада, что ты снова здесь, в этой полутемной конденсаторной? Все как раньше. Ты. И я. И это сено за печкой. Так же падает на него свет из окошка.

М а л у. Я все забыла.

Макс. Не отворачивайся. Посмотри мне в глаза.

М а л у. А если что и помню, радости от этого мало.

Макс. Так скоро ты не могла все забыть, Малу. Прошел только год. Что такое год? За год следы не исчезают.

Малу. Никаких следов не осталось.

Макс. А я слышал другое: что после нашего отъезда ты писала мое имя мелом на дверях варильни и в будке ночного сторожа. А на стенке печи для обжига извести ты рядом с моим именем написала свое. Я слышал, что ты каждый день носила мои сапоги, которые я оставил у Фламина, и в деревне все смеялись над тобой, потому что мои сапоги доставали тебе вот досюда. (Касается ее бедра.)