Алексей Ручий - Песни/Танцы

• Название: Песни/Танцы
• Автор: Алексей Ручий
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-0579-3

Контркультурный роман о герое Поколения Y, пытающемся найти себя в реальности конца нулевых – начала десятых годов 21-го века, чьи жестокие правила и образы подчас оказываются гротескней и страшней правил и образов являющегося ему мира-перевертыша с подвластным кровожадному Минотавру городом-лабиринтом, по которому рыщут беспощадные убийцы – тени и отражения нас самих.

---

И вот тут Седому стало совсем худо. Он внезапно оступился, схватился за сердце и осел на пол. По его лицу, приобретшему землистый оттенок, катились крупные капли пота. Все застыли в оцепенении.

— Вызывайте скорую, ему, похоже, плохо! — первым пришел в себя Вадим.

Майор матерно выругался.

— Что с тобой, мужик? — тот, который был в штатском, склонился над Седым.

— Да сердце у него по ходу, скорую вызывайте! — в один голос поддержали мы Вадима.

— Сейчас… — на наш призыв в итоге откликнулась только девушка-лейтенант, которая побежала в дежурку.

Когда она исчезла за дверью, штатский сказал нам:

— Чего стоите? Поднимайте своего товарища-революционера.

Они с майором так и остались безучастно стоять, пока мы вчетвером помогали Седому подниматься с пола и усаживали его на скамейку. В это время вернулась лейтенант с кружкой воды и дала Седому попить.

— Товарищ майор, — обратилась она к старшему по званию, — скорая будет через пятнадцать минут.

— Ну, тогда следите за ним тут, а этих, — он указал на нас, — в камеру.

В итоге нас увели в стеклянный «аквариум» камеры предварительного заключения, заставив снять ремни и шнурки и забрав часы с мобильными телефонами — «для нашей же безопасности», Седой же остался на скамейке в коридоре. Минут через двадцать-двадцать пять мимо «аквариума» прошествовала бригада скорой помощи. Еще через десять минут они прошли в обратную сторону, сопровождая немного оклемавшегося Седого.

— Отмаялся, бедолага, — сказал Глеб.

— Не ходите, дети, в Африку гулять…

— В Африке гориллы, злые крокодилы…

— …И гадкий, нехороший, жадный Бармалей! Никого не напоминает? — мы засмеялись. Ночка предстояла веселая.

Потом медленно потянулись часы. Отделение опустело, соседние камеры набили бомжами и гастарбайтерами, у которых не было регистрации. В коридоре выключили все лампы, теперь в камеру свет проникал только через окно дежурки, в которой продолжалось всенощное бдение полицейских.

Пару раз мы по очереди отпросились в туалет — покурить и справить нужду. Каждый раз дежурившие полицейские делали это неохотно, словно мы отвлекали их от какого-то важного занятия.

За стенами отделения на город опустилась ночь, а мы сидели в полумраке камеры, не имея никаких новостей из внешнего мира, не зная, что происходит в стране. Хотелось верить, что что-то хорошее, но наши знания об объективной реальности заставляли думать, скорее, об обратном. В любом случае что-то должно было происходить, мы понимали, что мир — наш мир — уже никогда не будет прежним.

— Интересно, наши хотя бы в местный парламент прошли? — высказал свою мысль вслух Вадим.

— А какая разница? При нынешней ситуации оппозиция в парламенте все равно ничего не сможет сделать, надо менять систему целиком, — резонно заметил ему Глеб.

— Это да…

В итоге нами было принято единственное логичное решение — ложиться спать. До утра наше положение уже не изменится. Мы растянулись на деревянных нарах.

Я провалился в сон почти сразу же, и мне снился Зиккурат. Вокруг него бушевало восстание, жрецы Зиккурата должны были пасть…

Чего только не приснится! Я проснулся под утро от холода, который пробрался в камеру. Помимо меня не спал еще Глеб. Мы вновь отпросились перекурить, а потом сидели у дверей камеры и шепотом переговаривались. Я рассказал ему о своем сне:

— Представляешь, мне Зиккурат приснился. Натуральный — Вавилонский.

— Да? Бывает…

— Что-то в последнее время мне слишком часто стало сниться нечто похожее на Зиккурат, такое ощущение, что этот образ скоро начнет мерещиться наяву. Какое-то прямо Вавилонское умопомрачение…

— Может, ты Пелевина перечитал?

— Вряд ли. У Пелевина в «Дженерейшн Пи» Зиккурат мистический, оккультный. У меня — другой, более реальный что ли… Хотя Пелевин правильно выхватывает образ.

Зиккурат — это модель современного мира в миниатюре. В основе, у подножия, широкие массы, обреченные рождаться, потреблять и подыхать — людское море, охваченное голодом, безумием и идеей убийства; в середине — ступени феодалов, скрупулезно подсчитывающих барыш, насаждающих идею власти и авторитета, чтобы было легче управлять морем; на вершине — жрецы, полубоги и божества, те, кто правит феодалами и людьми, те, кто диктует законы, создает идеологии, дарует блага. Кажется, Зиккурат происходит от слова вершина… Значит, Зиккурат — квинтэссенция вершины, высшая социальная цель и мечта; то, чего надо достичь каждому и чего не достичь никогда.

— Положим.

— Зиккурат — это и наше государство в целом. Структура, разделенная на множество ступеней, водруженных на другие ступени, которые водружены еще на ступени — и эти ступени эксплуатируют друг друга… Это пресловутая вертикаль, уничтожающая душу, наделяющая власть внеземной, демонической силой.

— Значит, Зиккурат должен быть разрушен…

— Возможно. Но проблема заключается еще и в том, что в таком случае мы получим взамен… и получим ли вообще…

— Ты думаешь, кто-то когда-то имел ответ на этот вопрос, начиная какие-либо перемены?

— Сомневаюсь.

— То-то и оно. Если гидре не отрубить ее головы — она будет только множиться, — Глеб вздохнул. — Наше поколение, к сожалению, слишком развращено обществом потребления, слишком уж оно въелось в него, эту мысль теперь трудно донести до наших сверстников… Пока есть все эти айфоны, страпоны и прочие –оны, нынешняя власть может сидеть и в ус не дуть…

— Рано или поздно что-то должно случиться…

— Я надеюсь, что уже случилось, хотя и сомневаюсь…

На нарах произошло шевеление.

— Эй, философы, чего не спите? — это проснулся Быра.

— Некогда. Революция в стране.

— Ой ли! Понедельник в стране… люди с бодуна маются, на работу собираются…

— А мы на суд…

— Тогда тем более надо выспаться.

— Мы уже выспались.

— Так другим дайте!..

Но в итоге Быра больше не уснул. Впрочем, с наступлением утра сделать это стало очень непросто: отделение вновь наполнилось полицейскими, которые постоянно ходили туда-сюда по коридору, гремели дверьми, перекрикивались и производили много шума. Вслед за Бырой поднялся и последний заключенный нашей камеры — Вадим.

— Который час? — спросил он.

— Черт его знает, но, судя по всему, рабочий день начинается.

— Понятно. Мы, я так понимаю, сегодня на работу не идем?..

Только сейчас я вспомнил про свой офис, который ждал меня где-то там далеко. Мое теплое и уютное рабство. Мой лабиринт и моя Голгофа. Мне почему-то стало весело. Интересно, хватятся ли моего отсутствия там или нет?

— Не идем. У нас теперь есть дела поважнее.

Нам дали по очереди посетить туалет, а потом еще около полутора часов мы сидели на нарах и наблюдали за хаотическим движением в коридоре, ожидая своей участи. Наконец камеру открыл новый дежурный в сопровождении вчерашнего майора.

— Собирайтесь — на суд поедем, — коротко сказал майор.

— Мы уже собраны, ремни и шнурки верните только…

Нам вернули нашу галантерею, часы и мобильные, мы привели себя в порядок. За ночь, проведенную в камере, я толком не выспался, усталость ощущалась в руках и ногах. К тому же немного ныла спина, которой не очень понравилась постель в виде деревянных нар. Пришлось сделать небольшую разминку, чтобы тело получило столь необходимый ему тонус.

В сопровождении майора и еще двух полицейских мы вышли на улицу. Перед отделением была припаркована покрашенная в характерный белый цвет с синими полосами «Газель», майор указал нам на нее:

— Вот наш автобус.

— Комфортабельный…

— Ага…

Майор достал сигарету.

— Кому не нравится — могу в клетке отвезти…

— Нет, спасибо — нам все очень нравится.

— Можно, мы тоже покурим?

— Курите.

Мы закурили, некурящий Вадим достал мобильный и стал кому-то звонить. Судя по дальнейшему разговору — кому-то из своей оппозиционной либеральной партии.

— Как выборы прошли? Сколько набрали?.. Ага… Неплохо… Сколько задержанных? Ничего себе!.. Да, меня тоже повязали, сейчас на суд едем… Какой судебный участок? Не знаю, тут какой-то в центре должен быть. Помощь? Да сами справимся, спасибо. Подавайте апелляции, конечно! Столько фальсификаций!.. Не говори!.. Ну, пожелай мне удачи… Спасибо, давай…

Он убрал мобильный.

— Ну что, как? — спросили мы его.

— Несколько сотен задержанных в Питере вчера. Вообще по всей стране митингуют. Фальсификации просто фантастические. Центризбирком рапортует о ста сорока шести процентах за нынешнюю вертикаль…

— Сколько процентов?..

— Сто сорок шесть. Фантастика!

— Это какая-то ядерная смесь из Оруэлла и Хармса…

— Не говори…

В наш разговор вмешался майор:

— Эй, политиканы, поехали!