Людмила Жукова - Выбираю таран

• Название: Выбираю таран
• Автор: Людмила Жукова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02824-4

Что такое воздушный таран? Почему и в нашей стране, и за рубежом одни считают его уникальным подвигом, русским феноменом, другие — варварством и неумением воевать? Почему рискнули пойти на таран и «умеющие воевать» германские летчики, но лишь в 1945-м — против англо-американских бомбардировщиков? Как объясняли свое решение идти на таран и описывали свои ощущения в миг страшного удара наши герои? Наконец, какими они были, летчики-таранщики, на фронте и в мирной жизни, в дружбе и любви, — обо всем этом рассказывает книга, созданная Людмилой Жуковой, членом Союза писателей России, на основе документов, воспоминаний однополчан и родственников героев, своих впечатлений от встреч с некоторыми из них.

---

«Нас роднил дух непокорности, несгибаемости перед ударами судьбы, стремление к свободе», — писал о своих товарищах по несчастью Лавриненков. На допросах фашисты показали, что и они наслышаны о Лавриненкове и его знаменитых однополчанах, расспрашивали, что удивляло плененного, о Шестакове, Амет-Хане, Алелю-хине.

— В чем секрет их мастерства? Какие вы знаете особенности тактики их действий?

— Разделяю ваше восхищение своими товарищами, но ничего добавить к этому не могу, — твердо отвечал Лавриненков.

Он ожидал побоев, пыток, был готов к ним, но выдавать секреты мастерства своих товарищей не мог. Даже ценой жизни. Но его не били. Какие-то другие планы строили враги на его счет.

«Плен — страшное бедствие, — размышлял летчик через много лет. — Оно способно сломить слабых духом. Но я не относил себя к этой категории. В самые тяжкие моменты выпавшего на мою долю испытания у меня было одно-единственное стремление — бежать! Вернуться к своим и продолжать бить фашистских гадов, пока ни одного не останется на нашей священной земле. Ради этого стоит вести игру с врагом…»

Пленные советские летчики уже обдумали план побега из лагеря, когда Лавриненкова повезли дальше на запад вместе с Карюкиным, летчиком сбитого связного самолета, на котором он вез секретные документы, часть из которых успел уничтожить, порвав и проглотив. Они оба были чем-то особенно интересны гитлеровцам, раз их решили отправить в Германию в отдельном купе с двумя охранниками.

После войны, встретив товарищей по днепродзержинскому лагерю, Лавриненков узнал, что побег его товарищам удался. Удался он и Лавриненкову с Карюкиным. В последнюю ночь перед Фастовом, близ Киева, когда задремали охранники, выскочили они на ходу из купе и бежали. Пущенные вслед пули обошли их.

А дальше — по летному правилу: если потерял ориентировку, бери курс 90 градусов на восток и придешь к своим. Курс их движения указывало солнце, оно и привело вначале в приднепровское село, где им поверили и отвели к партизанам. Те поверили, правда, не сразу.

— Вам приходилось стоять на аэродромах 23-го района авиационного базирования? — прищурившись, спросил незнакомый командир в боевом снаряжении.

— Приходилось, — припомнил Лавриненков сталинградские жаркие дни.

— Кого знаете из 23-го РАБа?

— Проценко, Кузнецова, — начал перечислять Лавриненков.

Услышав фамилии, командир заулыбался и обнял оборванных, заросших щетиной летчиков, объяснив:

— Так подготовить шпионов не под силу ни одной разведке мира. Уверяю вас, товарищи, это наши парни.

А парни скоро стали проситься в бой.

С одного из опасных заданий не вернулся Виктор Карюкин. Лавриненкова судьба берегла, и он сберег много других жизней, когда вместе с боевой группой партизан выбил фашистов из деревушки Хоцки, где размещался большой лагерь советских военнопленных, тут же влившихся в партизанский отряд.

Наши войска приближались к Днепру, грохот канонады доносился все ближе и ближе. И однажды партизаны проснулись от рева моторов совсем рядом: между деревьями шел танк Т-34 с красной звездой на башне! Это 3-я гвардейская танковая бригада начинала форсирование Днепра.

На По-2 героя-летчика в причудливом партизанском наряде перебросили во 2-ю воздушную армию. Командующий генерал С. А. Красовский связался с 8-й воздушной армией, в которой до плена служил Лавриненков. Оттуда тотчас прислали самолет и доставили летчика в село, где в обычной беленой хатке встретил его заместитель командующего по политчасти армией генерал А. И. Вихорев.

Приказал хозяйке нагреть воды, дать герою помыться, сменить партизанское одеяние на летную форму и усадил за накрытый стол. Все по русскому обычаю: накорми, напои, потом и расспрашивай. Выслушав рассказ, Вихорев достал из сейфа партийный билет, Золотую Звезду, орден Ленина, три ордена Красного Знамени: «Вот, сохранил. Командарм Хрюкин разрешил хранить твои документы и награды здесь, мы верили — ты вернешься. Прикалывай свои награды и иди…»

Лавриненков признается, что, наслышавшись о репрессиях за плен, был так потрясен, что в эту минуту впервые за два месяца испытаний слезы набежали на его глаза. А думал этот удивительный человек, идя к командарму Тимофею Тимофеевичу Хрюкину, Герою Советского Союза еще за бои с японцами на Халхин-Голе, вот о чем: «Хорошо помнил я слова командарма: «Сокол-17, я не узнаю вас». Как-то он оценит тот мой вылет, «поцелуй» с «рамой»? А пребывание в плену? Ведь всего этого могло не быть… Разве сбить «раму» было для меня сложным, тяжелым делом? Нет, я чувствовал себя виноватым за последствия того боя. Но «рама» все-таки сгорела на земле, задание я выполнил, хоть и дорого поплатился потом. Из плена вырвался сам. Разве это не оправдывает меня перед любимыми командирами, которые доверяли мне и уважали меня?»

Но командарм встретил его улыбкой и крепко пожал руку. После разговора отвез к командующему фронтом генералу армии Ф. И. Толбухину. Тот, оторвавшись от карты, стал расспрашивать о партизанских действиях, поил чаем. И вдруг обратился к генералу Хрюкину: «Где он будет продолжать службу?»

Не дожидаясь ответа командующего, нарушая субординацию, Лавриненков вмешался: «Хочу летать в своем полку, товарищ генерал!»

«Почему ты без погон? — заулыбался Толбухин. — Принести погоны гвардии капитану!»

И тут же подписал приказ о присвоении Лавриненко-ву нового офицерского звания, а генерал Хрюкин на следующий день издал приказ о назначении Лавриненкова командиром эскадрильи.

…Этот рассказ летчика разбивает миф о страшных карах, которым подвергались все подряд военнопленные за «измену Родине». И случай с Лавриненковым не единственный.

«В штабе дивизии мне рассказали о славных боевых делах однополчан, назвав все знакомые фамилии, — повествует далее герой. — Я узнал, что наш полк не понес больших потерь и очень обрадовался. Это означало, что все мои друзья живы, все летают и прославили себя».

По-2 доставил Лавриненкова на хутор Чаривный, где размещался аэродром его полка, и он издалека видел, как со всех концов летного поля спешили к «кукурузнику» узнавшие о его прилете товарищи. От души покачав вернувшегося героя, шутили по летной привычке, что Володька, мол, два месяца в отпуску погулял, теперь пора и за боевую работу. Спросили вдруг: «На чем тебя, взяв в плен, везли? Не на мотоцикле с коляской?»

Оказывается, в район, где упала «аэрокобра» Лавриненкова, друзья вылетали парами и четверками. Заметили и мотоцикл с коляской, планировали, но потеряли его след.

«Моя «кобра» под номером «17» ждала меня, как верная подруга», — вспоминает Лавриненков.

Но летать на ней дали не сразу. Держали на земле под предлогом, что после длительного перерыва нужно пройти тренировочные полеты с двойным управлением и отдохнуть. А на самом деле все понимали, что НКВД проверяет по своим каналам рассказ героя о пребывании в плену и у партизан. В эти дни как раз освободили Смоленск, и командир полка Морозов предложил слетать на родину: «Кто у тебя там остался?» «Мать, отец, три брата, три сестры… Все, если живы».

Он упросил пилота пересесть в заднюю кабину и сам повел самолет. Под крылом — обугленный мрачный Смоленск. Не впервые ему восставать из пепла военных разрушений. Отстроим и на этот раз. А вот поселок Ту-ринка, куда переехали родители из Птахино перед войной. Только бы оказались живы… Дает над домом один круг, второй, вглядывается в выбежавших из хаты людей. Это как будто сестры — Валя, Лида, Надя. А это бежит брат Коля. Догадались, может, что это он прилетел? А что матери и отца не видно? Сел на лужайке у картофельного поля. Обвешанный родней и односельчанами, двинулся к дому. Брату Коле отдал шлем и куртку, шел в гимнастерке со всеми орденами. Что скрывать, двадцатитрехлетнему парню, вернувшемуся с войны на побывку, хотелось покрасоваться перед земляками. Выбежавшая на шум мать так и обмерла и заплакала: «Володя! Сыночек! А я жду, жду… Душа изболелась: когда немцы в нашем доме стояли, один офицер взял твою фотокарточку, где ты в летной форме, и стрелял в лоб, в глаза… А я Богу молилась, чтобы ты выжил».

Отец, как оказалось, ушел в армию и, по возрасту не годясь для строевой, служит в тыловой части под Смоленском… Утром Владимир на подводе съездил к нему в часть, расположенную близ Красного Бора. Отцу дали сутки отпуска, и сын уже по-новому смотрел на немолодого солдата, устало вышагивающего рядом с подводой. А дома их ждал накрытый стол со скромным угощением, собранным со всех дворов. Картошка, клюква и грибы соседствовали с привезенной Владимиром невиданной здесь с довоенных времен провизией: тушенкой, сахаром, белым хлебом.

Утром отвезли отца в часть, и потянуло Владимира исполнить давнюю мечту — пролететь над родным селом Птахином, хоть и знал уже, что сожжено оно фашистами. Пролетел над обугленными хатами, послал прощальный привет — отстроим!