Василий Кравков - Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

• Название: Великая война без ретуши. Записки корпусного врача
• Автор: Василий Кравков
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2223-6

Записки военного врача Русской императорской армии тайного советника В.П. Кравкова о Первой мировой войне публикуются впервые. Это уникальный памятник эпохи, доносящий до читателя живой голос непосредственного участника военных событий. Автору довелось стать свидетелем сражений Галицийской битвы 1914 г., Августовской операции 1915 г., стратегического отступления русских войск летом — осенью 1915 г., боев под Ригой весной и летом 1916 г. и неудачного июньского наступления 1917 г. на Юго-Западном фронте. На страницах книги — множество ранее неизвестных подробностей значимых исторически; событий, почерпнутых автором из личных бесед с великими князьями, военачальниками русской армии, общественными деятелями, офицерами и солдатами.

---

9 августа. Выступили на господский двор Джанне[16] на ЮЗ по большой дороге за 10–12 верст; дорога отвратительная и узкая, в случае поспешного отступления — мышеловка, проселочные еще хуже; кругом — топкие места.

Мой «на лету» разговор с Зуевым[17] по содержанию моего доклада об организации санит[арной] части, где я признавал необходимость для пользы общего дела живое непосредственное] общение со мной представителя] штаба корпуса, а не бумажное… Атмосфера взаимной розни и озлобления — растет; уж не считают ли меня за немца? Плачь и стоны моего товарища по несчастью в отношении внутреннего врага — полковника Лебединского, к[ото] рый прямо ставит вопрос — нормальный ли умственно «Балдяй»? Разделяет мою критику на стремление штаба вмешиваться в действия мелких начальников. Чины штаба мне чинят обструкцию; некому жаловаться, т[ак] к[ак] Зуев — пешка в руках окружающих и сам потерял голову; перспектива — страшная, таковы эти «прекрасные» командиры в мирное время! Нет, лучше иметь «собак», да знающих свое дело и умеющих дирижировать своими подчиненными. При внутреннем несогласии — я, как маленькая, но правильно действующая шестеренка, хоть 6 пядей во лбу — что могу сделать? Предвижу, что дело добром не кончится. Продолжается наслаждение мотоциклетом и автомобилями… «Тайны» от меня, но не от последнего шофера… […]

Пролетел сегодня очень высоко неприятельск[ий] аэроплан — все всполошились, начали стрелять, кто — из пушки, кто — из пулемета, из ружей, а кто — и из револьвера (!). Друг друга перестреляли, оказалось 4 раненых и 1 убитый — из пеших.

Я уехал раньше обоза и остановился в Жданском начальном общем тминном училище; штабные же — поодаль, в замке пана, к[ото]рого священник считает австрийским шпионом. Но что пред нашими воеводами значит это, раз только представлены им личный комфорт и удобства?! Ведь Федяй один возит с собой всю домашнюю обстановку!

Не сегодня завтра м[ожет] б[ыть] бой. Я рад был случаю побывать в штабе 46-й пех[отной] див[изии] и говорить с начальником 3-й Грен[адерской] дивиз[ии][18] об организации перевяз[очных] пунктов и госпиталей; послал телеграмму о высылке санитарных транспортов. Мой разговор с плачущей полькой: муж — ушел, в предвидении смерти мрачные мысли в голове, от к[ото]рых ее спасает какая ни на есть работа… […]

10 августа. Светлый райский день. Призывный зов колокола в убогонькой православной] церкви. Люди идут кто сюда, кто в костел за версту далее Загруды[19]. Общий стон от притеснения и жестокости пана Яна Смерчинского[20], замок к[ото]рого занял теперь штаб нашего корпуса (политично ли и практично ли?). Этого пана вся округа ищет убить, но он скрывается и прячется. Священник уверяет, что он шпион.

Вчера, оказывается, стреляли наши солдаты с офицерством в свой же аэроплан!! Эдакая импульсивность и нервность мало обещает утешительного.

[…] Выписка из приказа по этапам 5-й армии № 2: головной этап в Войславице[21]] завтра он переименовывается уже в промежуточный этап № 1, а головным этапом (III разряда) становятся Чесники. Военная дорога: Войславице — Грабовец[22] — Жуков[23] — Чесники[24].

В последнем приказе объявлено «энергичное» наступление наше. Что-то мало заметно это! После обеда сообщено официальной] телеграмм[ой] о крупной победе Ренненкампфа, разбившего будто бы три германских корпуса. Завтра-послезавтра у нас д[олжен] быть бой; штабные с уверенностью рассчитывают пленить австрийского генерала Шемау[25], командира 2-го корпуса; ему будто бы теперь некуда деться. Дай Бог! А я все фома неверный, и в успехе-то Ренненкампфа я как-то сомневаюсь — не слишком ли преувеличено?

Завтра рано утром выступает штаб корпуса в Скербешов[26], за 21 версту к югу. Еще сообщают утешит[ельную] весть (а я все сомневаюсь тож), будто сегодня артиллерийским] огнем подстрелили австрийский аэроплан, к[ото]рый принужден был спуститься на нашу землю, летчики — убиты; еще — будто бы (этому я, пожалуй, верю) австрийский разъезд в 16 человек напоролся на нашу заставу, часть была перебита, часть взята в плен; сообщают так уверенно друг другу, будто австрийск[им] солдат[ам] есть нечего, и они охотно попадаются к нам в плен! Это для меня — басни. […]

11 августа. Накануне пораньше лег спать ввиду раннего сегодня выступления; но ночью был разбужен приблудившим к нам врачом 70-й дивиз[ии], к[ото]рый несколько дней скитается, терпя всякие лишения, ища свою часть. Распорядился о его ужине и временн[ом] прикомандировании]. […]

Замостье[27] перешло в руки неприятеля. Говорят, вчера была слышна сильная вблизи перестрелка, не только пушечная, но и ружейная; недалеко — наши ложементы; не садятся ли в калошу наши воеводы, что торопятся двигаться т[а] к близко к позициям, не ведая бо, что творят? До сего времени с начала кампании не слышал еще ни одного боевого выстрела. Странно! А вот приехали вскоре после меня и наши автомобильные саврасы. […]

Неприятель уклоняется от решительного боя и отступает, очистивши Замостье, перешедшее опять к нам. Пущен слух, что там евреи будто бы встречали австрийцев хлеб[ом]-солью; наши вечно в негодовании — измышляют теперь меры наказания раввину: кто настаивает безо всякого следствия и проверки слухов его — ни более, не менее — повесить, большинство же (в их числе — Лопатин[28]) предлагает учинить ему сечение с помощью нагаек; все гогочут, смакуя прелесть сей процедуры над «пархатыми жидами»!.. Ужас берет слушать все эти дикости. Жестокость нравов нашего штабного офицера достигла своего апогея. О, как я страдаю!.. […]

Доставлены три пленных австрийца — чехи-славяне: премилые физиономии, одеты не в защитный цвет[29]. Кстати, о нем: при защитной тенденции резонно ли нам вывешивать флаги с обозначением №№ корпуса, дивизии и т.д.?! А тем более обозначать названия мелких частей на занимаемых нами помещениях?!

Вылетел наш аэроплан, когда уже темнело. Зуев телефонировал команд[ующем] у армией, что имеет быть разведка в стороне неприятеля с аэроплана. Не знаю и удивляюсь, что можно увидеть при таком летании. Бутафория! Большая бестолочь — много суеты, мало продукции; я думаю, и на войне можно установить известн[ый] порядок и для сна, и для дела. Русская безалаберность, отсутствие выдержки и методичности в работе: пользование машиной без обращения внимания на ее сохранность. Замотали и задергали писарей, и вообще нижн[их] чинов — «приказали пораньше вставать» — приказ же еще не вышел и ночью; неизвестно куда идти. Из Скербешова бежали поп и дьякон; население выезжает…

Как повредят телефон[ную] проволоку — винят жидов. Стали брать из них в заложники знатных, и многие настаивают на примерном вешании.

Утром в 8 часов 12 августа — на СВ — в Избицу[30]—, дорога с швейцарскими видами. Вчера была паника среди артиллер[ийских] обозов. Обозные без ружей: безобразие!

Сегодня ушел Лебединский на позиции, проклиная зловонную нашу клоаку. Вчера и сегодня — неудачный бой Гренадерского корпуса, к[ото]рый отступил; говорят, отступила и 4-я армия. Наш корпус по ошибочному приказу зашел в тыл не неприятелю, а Гренадерскому корпусу. «Балдяй» успокаивает Зуева, что в этом «особенной» беды нет. […]

Из штаба 4-й армии приезжал офицер для переговоров] с корпусн[ым] нашим командиром по специальным делам совместного оперирования. Критикуют неправильно составленный план перевозки при мобилизации и неудачно придуманное сосредоточение 19-го, 17-го и 5-го корпусов, не имеющих перед собой противника, а между тем необходима поддержка теперь Гренадерскому корпусу, и начинают применять куропаткинскую манеру растаскивания частей и швыряние их с одной на противоположную] стор[ону] и обратно (с фланга на фланг). Надо бы их сразу по целым хоть корпусам сажать на желез[ную] дорогу!.. В неудачном для Гренадерского корпуса сражении им оставлено у неприятеля несколько орудий и пулеметов. Плеве[31] требует немедленного же введения в бой 70-й дивизии, к[ото]рая, совершивши безо всяких дневок 150 верст форсированным] маршем, — обессилена и страшно приутомлена, и пускать ее в бой — это значит готовить ей верное поражение. […]

13 августа. Стоит прекрасная теплая погода. В Избицах, слава Богу, сегодня у нас дневка; спал ночью на «господской» кровати шириною чуть ли не в 4 аршина — испытал истинное в ней блаженство.

Не вижу я в военачальниках наших увлечения своим делом; нет у них дерзновения, уменья, знания, талантов… Идет все дубово.

Что ни делают — кажется, только бы исполнить №, и что бы они ни делали теперь, а совершится все само собой в силу логики вещей и в соответствии с тем, что может дать уже налаженный и установленный строй обществ[енно]-государств[енной] жизни, к[ото]рый отражается в каждом мелком действии солдата или офицера. Большой пока ресурс — это моральный подъем людей; боюсь, как бы не был скомпрометирован бессвязными действиями наших начальников: наши солдатики, кажется, еще и до сих пор находятся под впечатлением маньчжурских […] отступлений, чтобы не доводить последние и теперь до крайности; необходима («куй железо, пока горячо») и весьма даже нам эффектная победа, хотя бы и в небольшом сравнительно] масштабе. Вся ответственность за наши победы и поражения должна пасть на головы военачальников — от их уменья маневрировать и использовать солдатск[ое] построение теперь зависит будущее России… Им многое дано — они жестоко должны быть и наказаны. […]