Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

• Название: Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
• Автор: Дмитрий Дашков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

---

6. ШЕСТАЯ ФРАКИЙСКАЯ ЭЛЕГИЯ

Эски-Арнаутлар

Певцы сотрудники вождям;
     Их песни — жизнь победам;
И внуки, внемля их струнам,
      В слезах дивятся дедам.

Жуковский

Прочел молитву шумный стан,
Сверкнула пушка пред шатрами,
Последний прогремел в долине барабан,
Последний звук трубы растаял за холмами —
И смолкло всё… лишь ветерок
Орлы знамен приподымает;
Лишь, брызнув искрами, дрожащий огонек
Вкруг рати спящей умирает…
Лишь крики часовых, в глуши своих ветвей,
Протяжно вторит лес дремучий,
И ржанье гордости своей
Порою с гулом скал сливает конь могучий.
Над белым городом шатров,
Над темно-синими горами
Плывет луна меж облаков,
И пушек медь, и лес штыков
Сребрит дрожащими лучами.
Моих лишь сон бежит очей:
Как волны в море кочевые,
Мечты кипят в душе моей —
И будто тени вековые
С вершины гор нисходят к ней…

Нет, нет, минувших браней дети,
Из тайной мглы тысячелетий
Вас вызывать не стану я!
Когда б всей крови здесь пролитой
Из дола хлынула струя,
Иль рати, в сих местах побитой,
Извергла кости бы земля —
С тех пор, как Дария дружины
Топтали Фракии долины,
С тех пор, как варваров на римского Орла
За тучей туча находила
И с Амюратова сошедшая чела
Кроваволунной ночи мгла
Богов отчизну омрачила,—
О! верно б груда сих костей
Как новый Гемус возвышалась
И синева морских зыбей
До дна бы кровью напиталась!..

Отчизны гений боевой
Над сими спящими полками
В сей миг беседует со мной
Как медь звенящими устами.
Что он открыл душе моей —
Того не в силах я поведать;
Но, посреди родных мечей,
Весь божий мир готов проведать!
Чрез неприступный ли Балкан
Себе наш северный титан
Пробьет стезю пятой стальною;
К вратам ли тем, где древний щит
Прикован русскою рукою,
Орел двуглавый полетит
И в Византию ль прах Стамбула,
В когтях с перунами Кагула,
Луну низвергнув, превратит;
Иль дальше, дальше перед нами
Взмахнет широкими крылами,—
Повсюду следовать за ним
Готов певец родимой славы,
В устах с пеаном боевым[297],
В руках с мечом, сквозь огнь и дым,
В богатый град и в бой кровавый!..

Но вот уж месяц золотой
В сафирном небе догорает;
Дремоты поздней надо мной
Волшебство сладкое летает,
И постепенно умолкает
Мечта земная за мечтой…
Сама в себя душа глядится,
Века́ в один проходят миг;
За звуком звук, за ликом лик
Поет, и тает, и родится…
Существ невиданных речам
Мой ум таинственно внимает;
По музыкальным он волнам
В ладье фантазии гуляет,
И неземного бытия
Всё глубже в море проникает
Душа свободная моя…

«К ружью! к ружью!» Неверных тучи
На русский налетают стан:
Гремит призывный барабан,
Как буря воет рог ревучий.
Сверкают яркие штыки,
Ржут кони, чуя супостата,
Над ними копий лес крылатый,
Смыкаясь, движут казаки;
И пушки грозными рядами
Влекутся тяжко меж полками;
В дыму зажженных фитилей
С трескучим блеском искры тлятся,
И сквозь туман желтей, красней
Отливы утренних лучей
На скате неба становя́тся.

Туманом сизым лес и дол
И гор подернута громада, —
Что нужды! знает наш Орел
Дорогу к солнцу Цареграда!
Вперед же, храбрые, вперед!
Но что за гул? Каймой багряной
Вдруг обвились края тумана:
Гора ли тяжкая падет,
Времен разбитая ударом;
Деревню ль молнии налет
Внезапным обхватил пожаром?..

Нет! посмотри́те: в этом рве
Не враны на костях пируют,
Не вихрь дрожит в его траве,
Не воды, с гор крутясь, бушуют, —
Как тучи алчной саранчи,
Толпы врагов на наших рвутся:
В руках, до плеч нагих, мечи,
В чалмах развитых ветры бьются.
Несметней волн они морских:
Внемлите диким воплям их,
Коней их топоту внемлите!
Вперед! рассейтесь, казаки́;
Штыками, Русские полки,
Сердца́ неверных перечтите!
Вперед, стрелки! пусть ваш свинец
Рассеет смерть между врагами:
Родимых доблестей певец
Блюдет вас жадными очами![298]
В его душе пусть огнь и гром,
И визг ядра, и свист картечи,
И стали треск в дыму густом,
И целый хор кровавой сечи —
Как с воем моря ураган
В одну гармонию сольется
И ей проникнутый пеан,
Как меч о бро́ню, раздается!

Проглянул солнца ясный луч, —
Увы! с беспечностию равной
И крови он кипящий ключ,
И ручеек златит дубравный!
От ярких сабель и штыков
Крутятся искры над землею:
Видали ль гладных вы волков,
Когда они на близкий лов
Бегут нестройною толпою?
Так Оттоманские полки
На наши ринулись штыки!

Забил гремучий барабан;
Рога́ взревели боевые:
Видали ль вы, как Океан
Кати́т, почуя ураган,
Своих валов ряды седые?
Так стройно русские штыки
На вражьи двинулись полки!

Вперед! — и стой! и не дремлите!
Вернее пушки наводите!
Готовься к выстрелу!.. Пали!
И грянул гром, и дым клубами,
Огня пронзаемый браздами,
Как саван лег на одр земли,
Покрытой мертвыми телами,
И волны первые врагов
Разбились о булат штыков.

Но не надолго!.. обхватили
Наш полк передний тучи их,
И сабель полосы кривых
Его перунами покрыли.
Картечи русской свист умолк.
Равны́ ли силы? Но взгляните:
Прирос к земле наш храбрый полк!
Простите ж, други, — и умрите!
Подмоги ружья далеки́,
Пощады нет! но извинтите
В груди́ врагов свои штыки!
Они падут; леса густые
Так под секирами падут,
И жнет их меч, как в поле жнут
Серпы колосья золотые…
Но иногда в толпе сверкнет
Трегранный штык — и конь сердитый,
Беснуясь, на дыбы встает,
И всадник под его копыта,
Облившись кровию, падет.

Спешит подмога; барабаны
С рогами новыми гремят,
И огневые ураганы
Чугунный вновь наносят град.
И враг бежит; его телами,
Как рощей желтыми листами,
Окровавле́нный устлан дол.
И чрез Балканские громады
Свои, с победным криком, взгляды
Далеко бросил наш Орел.

И вот уж выстрелов не слышно,
На дол ночная сходит тень,
И солнце гаснущее пышно,
Как в первый мирозданья день.
И будто яства после пира,
Разлитых вин багряный ток,
Где кубок брошенный, где лира,
Где собеседницы венок —
Так трупы храбрых дол узорный
Своей усеяли толпой:
Где красный фес, где кивер черный,
В пыли, с пробитой головой.
Там лик от муки посинелый,
С кровавой пеной на устах;
Там ропот в стиснутых зубах,
В очах — перун окаменелый.
Там падший конь, в порыве мук,
Копытом дерн изрыл кудрявый;
На пушке судорожных рук
Там оттиск видится кровавый…

Но что за воины? их взгляд,
Средь груды вражьих трупов, сжат
Волшебной будто бы дремотой:
Так поселяне в поле спят,
С дневной управившись работой…
Пролома нет в стене стальной;
В одних руках еще сверкают
Штыки кровавые грозой;
Другие руки крест родной
К пробитым персям прижимают!..

Наш храбрый полк, несметный враг
Твою твердыню бил стальную —
И, не попятясь ни на шаг,
Ты весь погиб за честь родную![299]
Но доблесть храбрых не умрет:
Ее товарищ их походный,
Какой-нибудь старик безродный,
Порою зимних непогод,
В лачуге русской воспоет!
Слезами взор души-девицы
Тогда заблещет сквозь ресницы;
Взглянуть малюток на певца
Мать подведет с лучиной ясной,
И старца повесть не напрасно
Взволнует юные сердца!..

Май 1829

7. СЕДЬМАЯ ФРАКИЙСКАЯ ЭЛЕГИЯ