Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)

• Название: Грань креста (дилогия)
• Автор: Александр Карпенко
• Жанр: Альтернативная история

Фельдшер психиатрической бригады «Скорой помощи» шёл на дежурство, а попал в другое место, населённое странными существами, с нестабильной географией и непрерывной войной. Работа та же, больные такие же, но мир сдвинулся…

«Жизнь. Дом. Семья. Любимый человек. Друзья. Маленькие радости, которые позволяет себе каждый в меру своего понимания. Домашние заботы, повседневные хлопоты — пусть скучные, но необходимые… Что получится, если всё это у человека отобрать и оставить только служебные обязанности? Не на день, не на месяц и не на год даже — навсегда. До смерти. Не знаете?

Мы знаем. Получится станция «Скорой помощи» в диком и странном перевёрнутом мире, куда нас заволокли, не спросив ни мнения, ни согласия…»

---

Ты всю жизнь прожила ощетиненной, ёжистой, готовой защищаться от всего мира. Кто напугал тебя, моя хорошая? Мне — поверила. Развернулась, раскрылась безбоязненно. Спасибо за доверие, любимая. Постараюсь не обмануть его.

Прозвище прижилось. Так и зову с тех пор — «моя ежишка». Ты так часто мило удивляешься:

— Ну почему мне с тобой так хорошо?..

Что ж тут странного, любовь моя? Не закрывай глаза, когда я тебя целую, загляни в мои — всё прочтёшь в них. Ежишка, милая…

А голубая рубашка подолгу хранит твой запах. Я суеверно не стираю её до следующего свидания. Вдруг не увидимся? Заскучаю — можно будет уткнуться в неё лицом и вспоминать…

Нет здесь со мной той рубашки. Дома осталась.

Кто-то, скрытый темнотой дворика, в подпитии забыв осторожность, терзает гитарные струны, швыряя в ночь злые слова своедельной песенки:

Было когда-то время,
Каждый из нас в нём жил,
Дома у нас были и семьи,
Город, где выросли, был.
Любили мы и мечтали
Молодо, горячо.
Всё у нас отобрали,
У нас отобрали всё.
Забросило в мир неслыханный,
В страшную круговерть,
Нету отсюда выхода,
Здесь свою встретим смерть.
Прежде грехи совершали
Ныне предъявлен счёт.
Всё у нас отобрали,
У нас отобрали всё.
К своим машинам прикованы,
Пашем, словно в аду,
В мире чужом замурованы,
Чужую лечим беду.
Дома по нам отрыдали,
Там перестали нас ждать.
Всё у нас отобрали.
Что ещё отобрать?

Не прав парень. У стен тоже уши есть. Зажигаю спичку, прикуриваю.

— О боже! Скорее прячьте выпивку!

— Что случилось?

— ПБ-девятнадцать на базе!

— А?

— Доктор Рат сейчас прибежит, всё пиво вылакает!

Слабость моей маленькой начальницы к пиву общеизвестна. Злые языки утверждают, что она в состоянии стрескать этого напитка многократно больше, чем весит сама. Правда, эта страсть уравновешивается её полным неприятием алкоголя в любой другой форме — от лёгкого вина до спирта.

— А я, между прочим, уже здесь! — возвещает Люси с высоты моего плеча, на котором она удобно расселась, щекоча хвостом моё ухо.

— О-о! Всё пропало! — застонал всё тот же насмешливый голос.

— Ну уж и пропало. До города сегодня всего восемь миль. Вполне можно за ещем сгонять.

Мне сунули в обе руки по откупоренной бутылке — для меня и для доктора, которая, милостиво разрешив не ходить в машину за её личной мензуркой, встала на задние лапы, с натугой наклонила поставленную на скамейку бутылку и присосалась к горлышку.

Ну а мне уж сам бог велел следовать примеру начальства. Булькаем. Свежее. Вкусное.

Присел на лавочку. Пихают гитарным грифом в бок:

— Играешь?

Тряхнуть нешто стариной? Взял инструмент, потеребил струны, подвернул один колок. О, теперь нормально. Что бы это мне такое… А, знаю. Хлопнул ладонью по деке, объявляю:

— «Гребец галеры».

Начало старой баллады народ воспринял прохладно, но помалу начали вслушиваться, примолкли. Подошли ещё несколько человек, образовали круг. Не ахти какой я музыкант, но пережившие долгие годы слова сами заставляли себя слушать:

…Нет, галеры лучше нашей
не бывало на морях,
И вперёд галеру гнали
наши руки в волдырях.
Как скотину, изнуряли
нас трудом. Но в час гульбы
Брали мы в любви и драке
всё, что можно, от судьбы.
И блаженство вырывали
под предсмертный хрип других
С той же силой, что ломали
мы хребты валов морских.
Труд губил и женщин наших,
и детей, и стариков,
За борт мы бросали мёртвых,
их избавив от оков.
Мы акулам их бросали,
мы до одури гребли
И скорбеть не успевали,
лишь завидовать могли…[4]

Звякнула последний раз струна. Разминаю уставшие пальцы. Сто лет гитары в руки не брал. Чей-то громкий шёпот:

— Братцы, это ж про нас! Такое только кто-то из наших сочинить мог!

Рявкнул над головой динамик:

— Доктор Рат, Шура, Патрик. Девятнадцатая психбригада — на выезд!

Кладу тренькнувший жалобно инструмент на скамейку, подбираю и сажаю на плечо Люси, заодно допив её пиво. Поворачиваюсь к двери, но чья-то рука в темноте удерживает меня за халат.

— Слышь, ты сам стихи написал?

— Да нет, Киплинг.

— Киплинг? Не слышал. Он кто — врач, фельдшер?

Усмехнувшись про себя, отвечаю:

— Да нет, водитель вроде.

— С какой бригады?

— Он уже умер.

— Жаль. Классный, видать, парень был. Буду мимо кладбища проезжать — отыщу могилку, выпью глоточек на помин души.

Глава восьмая

— Нет, а почему это нам? И не говорите, что всё равно без дела сидим. Во-он там, с краю, у вас на «неправильное поведение» вызов лежит. Что не его даёте?

— Шура, не умничай. Что дали, на то и езжай.

— Вот и дайте профильный. А то взяли моду! Мы тебе что, инфекционная перевозка?

Павел Юрьевич возник из ниоткуда, посыпая пеплом бумажки, разложенные на диспетчерском столе.

— А разве нет? Психические болезни определённо заразные. Кто в этом ещё сомневается — может на тебя посмотреть. Какого рожна раскипятился?

— Да вы гляньте! А наш больной ждать будет! Что он там за это время наделать успеет — одному Богу ведомо. Как не кипятиться!

— Вот и зря. Это лично я распорядился, и, будь уверен, знаю зачем. А на ваши неправильности мадам Натали съездит, она там скоро освободиться должна. Вопросы?

Я, ретировавшись из диспетчерской, потащился в гараж. Попутно сгрёб со стола в ординаторской писавшую что-то Люси и запихнул её в нагрудный карман вместе с авторучкой вниз головой. Та возмущённо заверещала, забила лапками, перевернулась с трудом, крепко поцарапав мне грудь.

— Опупел?

— Угу. Не я только. На, изучи.

Мышедоктор уставилась на полученный вызов.

— «Сывороточный гепатит». Ну, вообще — край! Дальше ехать некуда.

— Личное распоряжение старшего врача.

Рат что-то проворчала себе под нос. На букву «X», кажется. А может, и на «О». Но «X» там присутствовало. Однозначно.

Никто не любит выезжать среди ночи. Мы хоть не спали ещё. А вот вставать на вызов из постели часа в четыре утра… Самый сон перед рассветом, а тут тащиться куда-то! Ладно, у наших психбригад оно, как правило, по делу белая горячка обычно к этому времени набирает максимальную силу. У детских врачей в такой час может образоваться вызов на ложный круп — спазм гортани, представляющий серьёзную угрозу жизни ребёнка.

А вот у линейных предутренний вызов, как они грубо изволят выражаться, «чтоб пописать не забыли». Для повышения общей бдительности. Дабы служба мёдом не казалась и нюх не терялся. В общем, ни за чем.

Что у кого болело — с вечера вызвали. Прочие добрые люди спят, а недобрые делом заняты. Когда рассветёт, позвонят.

Причины, по которым захотелось немедленно увидеть белый халат именно в это время, — что-либо вроде: «Болит нога пятый день» — или: «Я тут на ночь давление не померила, подумала, вдруг мне плохо станет». В переводе на общедоступный язык: мне не спится и скучно — дай другим спать помешаю. Особенно бесподобна у них мотивация того, отчего днём не позвонили: «Не хотелось вас беспокоить». Услышав, это, только неимоверным волевым усилием удаётся подавить императивное влечение к грубейшим нарушениям медицинской этики.

Одно время я практиковал, работая по каким-либо причинам на линии, такую методу — садился напротив пациента и, глядя ему в глаза, задушевнейшим голосом проникновенно вещал:

— С головой своей, родной, не дружишь. Неужели невдомёк, какой страшной опасности ты подвергаешь своё здоровье и саму жизнь, когда набираешь «03» в четыре утра? Я с восьми часов вчерашнего дня по этажам бегаю, двадцать восемь (двадцать четыре, тридцать пять — цифра образуется удвоением реального количества) вызовов обслужил, только-только прилёг — через десять минут опять подняли. Теперь прикинь, как сейчас соображает моя башка и какое я в этаком состоянии лечение могу произвести. Ещё добавь сюда личное к тебе отношение. Угадай с трёх раз, какое оно?

Вы знаете, многих пронимало. А пару раз, пребывая в состоянии особо повышенной злобности, я общался с клиентурой и вовсе прямолинейно:

— Добрый вечер или утро — как кому. Бригада психиатрической перевозки. Какие есть жалобы?

Рты пациентов разевались шире моего кармана перед получением взятки.

— Зачем нам психическая?

— А нешто нормальные люди в такое время «Скорую» вызывают? Они пятый сон давно уже смотрят.

Тоже действовало недурно.

Один мой знакомый выдвинул как-то довольно рациональную идею: записывать на магнитофон то, что произносят бригады, получая тот самый вызов, и транслировать по радио в программе «Для тех, кто не спит». Жаль, никто и никогда не позволит это проделать. А зря.