Александр Соколовский - Дом на улице Овражной

• Название: Дом на улице Овражной
• Автор: Александр Соколовский
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1959

Соколовский Александр Александрович родился в 1925 году в Москве. Во время Великой Отечественной войны был корреспондентом военной газеты «На разгром врага». После войны учился в Литературном институте имени Горького.

Свою литературную деятельность Соколовский начал в военные годы со стихов. С 1947 года стал писать детские рассказы и очерки. Первая повесть — «Добро пожаловать», написанная автором совместно с писательницей Н. Саконской, — была издана в Детгизе в 1952 году. Вторая повесть — «Новичок» — вышла там же в 1955 году.

В настоящее время писатель работает над сборником рассказов о забайкальской тайге. Не забывает он и корреспондентскую работу. По заданию журналов и газет много разъезжает по стране и пишет очерки и рассказы.

В своей повести «Дом на улице Овражной» автор рассказывает о пионерах, изучающих историю родного города.

Отзывы и замечания по книге редакция просит присылать по адресу: Москва, А-55, Сущевская, 21. Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», массовый отдел.

---

— Кончатся, — ответил я и тоже поглядел на небо. — До конца каникул, пожалуй, всю улицу пройти не успеем.

— Ничего, — тряхнул головой Женька. — Хоть на полчаса, а будем сюда приходить. Настоящие открытия никогда без труда не делаются. Тут упорство нужно.

— Жень! — вспомнил я вдруг. — А отец мне вчера сказал, что такое сопротивление материалов. Это наука такая. Прочность изучает. Из какого материала что строить надо, как рассчитывать…

— Я тоже вчера у Игоря спрашивал, — отозвался Женька. — Только он не знает. Говорит, у них, на литературном отделении, это знать не надо.

— А на кого учится ваш Игорь?

— На учителя.

Я немного удивился. Я думал, что учителя должны все знать. Но поделиться с Женькой своими размышлениями я не успел: переулок кончился, и мы вышли на Овражную.

— Так, — сказал Женька, оглядываясь. — Вчера в десятый заходили. Может, сегодня до пятнадцатого успеем.

— Если нигде комнаты убирать не заставят да печки топить, то, наверно, успеем, — поддел я его.

— Ладно уж, — хмуро буркнул Женька. — Печки! Мало ли какие ошибки бывают!

Мы перешли улицу и остановились возле приземистого одноэтажного домика. Два низких окошка выжидательно глядели на нас из-под приподнятых уголками вверх карнизов. Вход в дом, вероятно, был во дворе, за воротами.

— Сегодня тебе первому стучать, — напомнил я.

Женька кивнул и толкнул калитку.

Дверь в дом, точно, оказалась за воротами. Поднявшись на две каменные ступеньки, Женька постучал. Никто не ответил. Он постучал снова.

— Ну-ка, Серега, посмотри в окно. Может, спят там?

Я выбежал на улицу и, привстав на цыпочки, заглянул в одно из окон. Но оно было завешено плотной синей шторой, и ничего увидеть я не смог. Штора была и на втором окошке. Я уже собрался возвратиться к Женьке, как вдруг кто-то легонько стукнул меня по плечу. Вздрогнув от неожиданности, я обернулся.

Передо мной стоял незнакомый человек и внимательно смотрел на меня. Он был немолод. Из-под каракулевой, пирожком, зимней шапки выбивались пряди седых волос. В руке незнакомец держал небольшой кожаный чемоданчик.

— Ты, мальчик, не к Петру Терентьевичу пришел? — спросил этот человек, продолжая все так же пристально меня разглядывать.

— Не-ет… Я не знаю… — в растерянности протянул я.

В воротах показался Женька.

— Ну, Серега, ты что же? — нетерпеливо крикнул он, но, увидав незнакомца, запнулся.

— Ага, — проговорил тот. — Вас, оказывается, целая компания. Послушайте, вы не знаете, когда придет Петр Терентьевич?

— Нет, не знаем, — ответил Женька, подходя ближе. — Нам самим кто-нибудь из этого дома нужен.

— Вот как? Прекрасно. Значит, он нужен нам всем. В таком случае вот что. Пусть один из вас сейчас пойдет на Пушкинскую улицу. Знаете такую?

— Конечно, знаем.

— На Пушкинской, в доме пятьдесят восемь, находится универсальный магазин…

Должно быть, этот незнакомец был приезжий. Кто же у нас в городе не знает универмага на Пушкинской!..

— Нужно подняться на третий этаж, в секцию обуви, и попросить Петра Терентьевича… Запомните?

— Давай, Серега, пойди ты, — сказал Женька. — А я пока зайду в дом двенадцать и в тринадцатый тоже.

— Теперь так, — продолжал незнакомец, обращаясь уже только ко мне. — Память у тебя хорошая?

— Хорошая, — ответил я.

— Так вот. Когда увидишь Петра Терентьевича, скажи ему: «Приехал Никифор Витольдович и привез письмо от Нионилы Спиридоновны», Запомнишь? Ну-ка, повтори.

Хотя имена были трудные, я повторил их без запинки.

— Молодец. Подожди, — остановил он меня, видя, что я уже собираюсь бежать. — Передай еще, что Никифор Витольдович остановился в гостинице, в номере двести тридцать шестом.

— В двести тридцать шестом! — повторил я, крепче нахлобучивая шапку. — Все скажу.

— И не забудь спросить насчет учительницы! — крикнул мне вслед Женька, когда я уже мчался по Овражной в сторону площади Гоголя.

Только на Пушкинской я вспомнил, что мы не уговорились с Женькой, как нам потом встретиться. Но бежать обратно все равно было поздно. Я с разбегу влетел в сверкающую дверь универмага и понесся на третий этаж.

В магазине, как всегда, было полно покупателей. Гремела музыка. Иногда она умолкала, и громкий голос объявлял: «Граждане покупатели, в нашем магазине вы можете приобрести новые пальто, костюмы, посуду, изделия из хрусталя и фарфора…»

В отделе обуви было много народу. Я с трудом пробился к продавцу, который доставал с полки желтые, на каучуке, ботинки, и крикнул:

— Дяденька! Позовите, пожалуйста, Петра Терентьича!.. Дяденька!..

Продавец обернулся, и я узнал Цыпленочкина. Он, наверно, не запомнил меня, потому что, равнодушно взглянув, сказал:

— Петр Терентьевич на контроле.

У отгороженного прилавка контроля покупателей было мало. Небольшого роста седенький человечек ловко заворачивал и перевязывал бечевкой коробки с башмаками и туфлями.

— Вас Петр Терентьич зовут? — спросил я.

— Да, Петр Терентьевич. А ты кто же такой?

— Меня Никифор Витольдович послал.

Я увидел, как у него беспокойно забегали глаза под старомодными, в серебряной оправе, очками.

— Катерина Ивановна! — позвал он, уронив на пол круглый клубок бечевки. — Катерина Ивановна, будьте добры, смените меня ненадолго.

— Да нет, я только на минутку, — объяснил я ему. — Никифор Витольдович…

Он быстро выскочил из-за прилавка, схватил меня за руку и потащил к окну, где сидел, верно дожидаясь кого-то, мальчишка лет пяти с новеньким игрушечным ружьем в руках. Здесь, прижав меня в угол, Петр Терентьевич, поминутно оглядываясь по сторонам, зашептал:

— Тише, молодой человек, тише. Ну, говори скорее, что передал Никифор Витольдович.

— Он сказал, что приехал и привез письмо от этой… от Нионилы Спиридоновны, — в точности повторил я просьбу седого незнакомца, удивляясь, почему упоминание о нем так разволновало Петра Терентьевича.

— А сейчас он где?

— Остановился в гостинице, в номере двести тридцать шестом.

— Остановился в гостинице… в номере… — над чем-то задумавшись, пробормотал старичок. — Так-так… А ты-то его откуда знаешь?

— Он нас с Женькой случайно встретил возле вашего дома, — сказал я и вспомнил Женькин наказ. — У нас, Петр Терентьевич, задание из Дома пионеров. Мы учительницу одну ищем…

— Какую учительницу?

— Ольга ее зовут. Мы имя знаем, а фамилию нет.

— Ольга? Какая Ольга? — озадаченно переспросил продавец. — Не знаю.

— Петр Терентьевич! — позвали из-за прилавка. — Петр Терентьевич! Подойдите сюда. Тут в чеке что-то напутано…

— Сейчас иду, сейчас! — Он обернулся ко мне. — Послушай, дружок, уж сослужи мне службу до конца. Гостиница рядом. Сбегай туда и найди двести тридцать шестой номер. Никифору Витольдовичу скажи, что вечером я пришлю к нему племянника тети Вари. Найдешь?

— А меня пустят?

— Конечно, конечно. Скажешь двести тридцать шестой, по делу. Кто же тебя может не пустить? Иду, иду, — откликнулся он, потому что его опять позвали из-за прилавка. — А тебе вот за расторопность… — Продавец вытащил из кармана смятую пятирублевку и сунул ее мне в ладонь.

— Что вы! — Я отдернул руку и даже оглянулся: не видит ли кто-нибудь. Мне показалось, что невысокий плотный человек в черном скромном пальто и обыкновенной, неприметной кепке, разглядывавший возле прилавка башмаки, как-то странно посмотрел на меня и на Петра Терентьевича. — Что вы, — повторил я. — Не надо. Я и так, без денег…

— Бери, бери, пригодится на папиросы.

— Да я и не курю даже…

— Ну, мороженое купишь.

— Не нужно, спасибо. Я просто так пойду.

— Ну, как хочешь. — Петр Терентьевич спрятал пятерку в карман. Потом улыбнулся и небольно щелкнул меня по носу. — Ишь ты, бессребреник.

Он потрепал меня по щеке своей жесткой ладонью, пахнущей сапожной кожей, и проворно юркнул за прилавок. Я посмотрел ему вслед и побрел к лестнице. Не понравился мне этот беспокойный продавец. Все в нем казалось каким-то нечистым: и руки, от которых пахло башмаками, и желтоватое, в оспинах лицо, и бегающие, с красными жилками мутноватые глазки. «Наверное, совесть нечистая, вот и бегают», — подумал я, спускаясь по лестнице.

Меня обгоняли люди со свертками, авоськами, распухшими от покупок. Какой-то длинноногий юноша, улыбаясь невесть чему, толкнул меня новенькой детской коляской. И вдруг мне почудилось, будто в толпе, на втором этаже, промелькнул человек в черном пальто и знакомой кепке. И снова показалось, что его проницательные глаза скользнули по мне испытующе, словно этот человек хотел меня крепко запомнить. Впрочем, я так был занят своими мыслями, что тотчас же забыл об этой встрече.