Александр Соколовский - Дом на улице Овражной

• Название: Дом на улице Овражной
• Автор: Александр Соколовский
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1959

Соколовский Александр Александрович родился в 1925 году в Москве. Во время Великой Отечественной войны был корреспондентом военной газеты «На разгром врага». После войны учился в Литературном институте имени Горького.

Свою литературную деятельность Соколовский начал в военные годы со стихов. С 1947 года стал писать детские рассказы и очерки. Первая повесть — «Добро пожаловать», написанная автором совместно с писательницей Н. Саконской, — была издана в Детгизе в 1952 году. Вторая повесть — «Новичок» — вышла там же в 1955 году.

В настоящее время писатель работает над сборником рассказов о забайкальской тайге. Не забывает он и корреспондентскую работу. По заданию журналов и газет много разъезжает по стране и пишет очерки и рассказы.

В своей повести «Дом на улице Овражной» автор рассказывает о пионерах, изучающих историю родного города.

Отзывы и замечания по книге редакция просит присылать по адресу: Москва, А-55, Сущевская, 21. Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», массовый отдел.

---

Когда мы вышли в коридор, Женька растерянно сказал:

— Что же это такое, Серега? Может, Вержинский совсем не про нее в дневнике писал? Может, он ее и не видал никогда?

— Как же не видал? А Овражная улица? И имена совпадают?!.

— Мало ли на свете Овражных улиц. Твой Вержинский сам говорил, что десяток городов объездил. И Ольга тоже на земле не одна…

Теряясь в догадках, спустились мы в вестибюль. Там, как и прежде, когда мы вбежали, было пусто. Только на одном стуле сидел какой-то человек. Он так увлекся, читая газету, что совсем ею закрылся. Швейцар, увидав нас, отчего-то вдруг сильно закашлялся. Человек на стуле выглянул из-за газетного листа, и я увидел, что это Перышкин из отделения милиции. Он тоже узнал нас с Женькой, отложил газету и подошел. Лицо его было сердито.

— Здравствуйте! — разинув от удивления рты, поздоровались мы.

— Здравствуйте-то здравствуйте, — ответил Перышкин. — А скажите, дорогие люди, зачем вам понадобилось к Никифору Витольдовичу ходить?

— Да мы не ходили, — принялся объяснять я. — Мы к большевику ходили, к Коростелеву. А швейцар не пускает… Ну, я и придумал, что к Никифору…

— Вот что, друг, — строго сказал Перышкин, и голос его чем-то стал похож на голос начальника милиции. — Такими вещами не шутят. Понял? А ну-ка, марш отсюда!

До чего же любопытны девчонки! Едва мы очутились на улице, как Светланка тотчас же пристала, чтобы мы рассказали ей, кто такой Никифор Витольдович и что это за человек поджидал нас в вестибюле.

— Не твое дело! — в сердцах огрызнулся я.

Женька осуждающе на меня посмотрел и сказал обидевшейся Светланке:

— Понимаешь, мы пока не можем тебе сказать. Это не наша тайна. А с тобой, Серега, — добавил он сурово, — разговор будет особый. Мы уже не первый раз из-за твоего дурацкого языка в неприятные истории попадаем. И на Овражной, когда ты со своими оврагами вылез, и у начальника милиции… Ладно, потом поговорим.

Глава двадцать четвертая

Когда мы пришли к Женьке домой, он действительно стал меня ругать.

— Ты что, маленький, что ли? Не понимаешь! Ведь Никифор этот или, как его там… Он ведь жулик, спекулянт… Швейцар, как мы пришли, наверно, сразу в милицию по телефону позвонил.

Я терпеливо слушал. Женька, конечно, был прав. Он всегда бывает прав, и спорить тут нечего.

Отчитав меня как следует, Женька сказал:

— Ладно, хватит. Давай за работу. — Он положил перед собой недоконченный альбом и стал его перелистывать. — Хорошо, что еще не весь исписали и исклеили. А то на самое важное и места бы не хватило. Теперь половину страниц у нас займет все про Ольгу, то, что Виктор Захарович рассказывал. И доклад надо переделать.

Мы провозились до самого вечера. А когда я уходил, Женька сказал, что завтра надо будет обязательно зайти на Овражную, к Леониду Александровичу: рассказать ему, что на митинге и на баррикадах он видел не Людмилу, а Ольгу и что домой Аришу тоже она привела.

— Мы карточку эту к нему захватим. Интересно, узнает он свою Маленькую докторшу или нет?

Так мы и решили. И на другой день сразу же после школы побежали на Овражную, к Вольскому.

Как-то совершенно по-новому, по-иному представилась мне эта длинная прямая улица. Будто бы я сам прожил на ней лет пятьдесят! Будто бы я сам притаился в подъезде, следя, как подходит к городовому Афанасий Сташков.

Вот тут, на площади Гоголя, стоял когда-то памятник толстому генералу. Слева, в особняке с колоннами, помещалось жандармское управление. А там, дальше, в стороне, где дымит трубами фабрика, преграждала улицу баррикада. На ней развевался красный флаг. И свистели пули. И падали ее защитники, отдавая жизнь за свободу и справедливую власть.

И еще думал я, шагая по Овражной улице, что Женька снова оказался прав. Изучать наш двадцатый век куда интереснее, чем древнюю доисторическую эпоху. Правда, и в те времена была борьба. Вот хотя бы такая, как у племени уламров в книге «Борьба за огонь». Но, к примеру, с девятьсот пятым годом ту борьбу даже и сравнивать нечего.

До дома, где жил чудаковатый собиратель древних монет, было недалеко, когда из дверей булочной выскочил вдруг Васька Русаков и чуть не столкнулся с нами. Это была до того неожиданная встреча, что мы все трое растерянно остановились друг против друга.

— Здорово, — хмуро сказал Васька.

— Здравствуй, — ответил Женька. — Что же ты один ходишь? Растерял, что ли, своих ребят?

— Их сегодня ночью в милицию забрали, — отвернувшись, сказал Васька. — Они жуликами оказались… Башмаки какие-то воровали…

— А ты и не знал? — насмешливо прищурился Женька.

— А то знал разве? Если бы знал, то никогда бы с такими не водился. Ну, подраться, снежками покидать — это я люблю. А чтобы жулики!..

— Эх, ты! Снежками покидать! Мы с Серегой особое задание выполняли, героиню разыскивали. А ты только нам мешал. Да еще бы один мешал, ладно. А то всех ребят назвал и рад, что справился.

Васька молчал, ковыряя носком ботинка снег. В раскрасневшейся, без варежки, руке вздрагивала плетеная сумка с хлебом. Впервые я видел Ваську так близко. Глаза у него были совсем не кошачьи, а обыкновенные человеческие. Только какое-то особенное мелькало в них изредка выражение: то ли грусть, то ли боль, словно вспоминалось ему что-то очень тяжелое и нехорошее.

— Сколько мы домов обошли! — продолжал стыдить его Женька. — Всю Овражную!.. На морозе стыли, из квартир нас гоняли!.. Мало нам было, да? Еще вы драться полезли. Ну, ничего. Зато теперь все в порядке. И ребят твоих в милицию забрали и мы всё узнали, кто она такая была, та героиня, которую мы искали. — Он взял меня за рукав. — Пошли, Серега. — Потом, будто спохватившись, обернулся к Ваське. — Лучше, чем драться, в Дом пионеров, в кружок бы записался.

— А куда я запишусь? — уныло спросил Васька. — В какой кружок?

— Да куда хочешь. В авиамодельный… или в спортивный… Там кружков знаешь сколько!

— Меня не примут, — хмуро сказал Русаков. — Двоек много. И дисциплина тоже… не очень…

— А ты исправь двойки. Кто тебе мешает?

— Дома заниматься нельзя, — сказал Васька. — Тетка у меня… Жуть…

Кажется, Женька, решивший сперва поиздеваться над Васькой, теперь передумал. Он глядел на Ваську исподлобья, внимательно и серьезно.

— А ты бы в школе занимался, — сказал он, помолчав. — В классе после уроков. У нас многие остаются.

— Я уж пробовал, — махнул рукой Васька. — Не получается… Вот на завтра задачку задали, опять решить не могу. Снова, наверно, двойка будет.

— А какая задачка? — поинтересовался Женька. — Трудная?

— Если бы легкая была, я бы сам решил, — с досадой сказал Васька. — А то иксы всякие, игреки…

Женька помолчал.

— Ладно, — вздохнул Васька. — Пойду. Холодно. И тетка ругаться начнет.

— Погоди! — остановил его Женька. — Хочешь, я тебе помогу задачку решить?

— А сумеешь? — недоверчиво вскинул глаза Васька.

— Сумею. Пойдем.

Васькины глаза вспыхнули радостью и надеждой.

— Пойдем. Тут недалеко. Я в доме пятьдесят три живу.

Мы зашагали по Овражной рядом, все трое. Я немного осуждал Женьку за то, что нам приходится отрываться от дела. Можно было бы сперва зайти к Леониду Александровичу, а потом, если уж ему так хочется, — к Ваське. Но Женька шагал решительно, не глядя на меня, и думал о чем-то своем.

Дом, где жил Русаков, стоял наискосок от Дома пионеров, одноэтажный, каменный, с низким крыльцом. На улицу выглядывали два окошка с цветочными горшками по подоконникам. За крохотным палисадником торчали из сугробов голые кусты сирени и шиповника.

— Только ноги вытирайте, — предупредил Васька, пропуская нас в прихожую, — а то тетка заругается.

Мы старательно пошаркали ногами о коврик у порога и прошли вслед за Васькой в комнату, где на кровати, закутавшись с головой в одеяло, кто-то спал, громко храпя.

— Тише! — шепнул Васька. — Идемте дальше. Там еще одна комната есть.

Мы на цыпочках прошли мимо кровати и очутились в небольшой комнатке, где стоял колченогий столик, продавленный матрац на четырех кирпичах и большой фанерный ящик в углу. Этот ящик был набит всякой всячиной: деревянными чурбаками, какими-то колесиками, кусками жести, мотками проволоки, старыми батарейками от карманного фонаря, плоскогубцами, молотками и напильниками.

— Приемник хотел собрать, — объяснил Васька, заметив, что я разглядываю ящик. — Да не смог… И некогда… — Он взял с подоконника задачник по алгебре и положил перед Женькой на стол. — Вот, гляди. Эта задача. Из одной трубы выливается, а в другую вливается…

Женька наклонился, разбирая задачку.

— Ну, это легко! Тут надо найти одно число… Ты вот представь себе бассейн. У него две трубы. Через одну вода в бассейн льется, а через другую выливается.