Коллектив авторов - Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

• Название: Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94380-132-7

В 2011 г. всего несколько дней отделяли 150-летие отмены крепостного права в России от 180-летия гибели Александра II — того самого императора, который решился на проведение реформы, положившей начало целой эпохе преобразований. Эти памятные даты стали отправной точкой дискуссии о проблемах истории «александровской эпохи», о ее значении для политического и социально-экономического развития России. В сборнике представлены статьи участников международной конференции, проведенной 14-15 марта 2011 г. Европейским университетом в Санкт-Петербурге при поддержке Федерального государственного унитарного предприятия «Гознак». В фокусе внимания — государственные деятели конца 1850-1870-х гг., сыгравшие особую роль в подготовке и проведении преобразований, а также восприятие событий той поры современниками и потомками.

---

На фоне многочисленных конференций особенно заметна «пассивность» научных журналов. Хотя традиция издания научных трудов «по случаю», порожденная отечественной историографией, заметно угасает, тем не менее такой активирующий момент, как общественно значимый юбилей, нельзя сбрасывать со счетов. И что же мы видим? В журнале «Вопросы истории» за 2010 и 2011 гг. статей о реформе не опубликовано. В журнале «Власть», где имеется довольно большой раздел «Отечественный опыт», такая же картина. Не посчитали нужным откликнуться на юбилей реформы и такие внимательные к отечественной истории журналы, как «Мир России. Universe of Russia* и «Новое литературное обозрение». В «Российской истории», в первом номере за юбилейный 2011 г., под грифом «К 150-летию Великой реформы» появилась аналитическая статья А.Н. Медушевского «Великая реформа и модернизация России», а также несколько публикаций, посвященных истории аграрных реформ{2}. Научная состоятельность последних бесспорна, однако при всей своей актуальности они уходят в «пограничье» крестьянской реформы. К этому же «пограничью» следует отнести и опубликованную во втором номере за 2011 г. работу И.А. Христофорова «Между частным и казенным: крестьянская реформа в государственной деревне, либеральная доктрина и споры о собственности»{3}, посвященную преобразованиям графа П.Д. Киселева 1830–1840-х гг. и развитию казенной деревни в 1860–1880-е гг. Несколько смягчает ситуацию публикация в № 4 основательной историографической статьи О.В. Большаковой «Между двумя юбилеями: англоязычная историография отмены крепостного права»{4}.

Анализ библиографии позволяет сделать вывод: за последние два десятилетия в отечественной исторической науке не назрела потребность в появлении новой основательной работы о реформе. Книга Б.Г. Литвака «Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива» вышла в свет в 1991 г., и опять же ее основные тезисы связаны с претворением в жизнь положений 19 февраля. Напрашивается вопрос: в изучении подготовки реформы поставлена точка?

Создается впечатление, что в преддверии действительно значимого юбилея крестьянской реформы самым заметным явлением в сфере публикации научных трудов стало переиздание сборника Л.Г. Захаровой{5}. Особого внимания в этом сборнике заслуживает статья «Путь к теме», где показана логика исследования и дана впечатляющая картина условий работы историка во времена, когда работники незримого идеологического фронта зорко присматривали за работниками творческими. Научная значимость трудов Л.Г. Захаровой не вызывает никаких вопросов. Вопрос вызывает обоснованность фактического отказа от продолжения фундаментальных исследований крестьянской реформы, а именно такой вывод напрашивается при анализе отечественной библиографии и историографии. Дополнительную остроту данной ситуации придает то, что практически всем региональным работам по истории отмены крепостного права также впору отмечать 30–50-летние юбилеи своего выхода в свет{6}. Заметных успехов в изучении аграрной истории России добились исследователи, применяющие математические методы, — профессор Санкт-Петербургского государственного университета С.Г. Кащенко{7} и группа молодых ученых, защитивших кандидатские диссертации под его руководством.

Итоги отечественного и зарубежного изучения александровских реформ подведены в статьях Л.Г. Захаровой «Великие реформы 1860–1870-х гг.: поворотный пункт российской истории?»{8}и О.В. Большаковой «Между двумя юбилеями: англоязычная историография отмены крепостного права». Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что российские историки и их зарубежные коллеги имеют сходные мнения по целому ряду основных вопросов, связанных с проблемами изучения реформ Александра II. В качестве предпосылки преобразований уже не рассматривается пресловутая «революционная ситуация». Главной причиной перемен называется стремление сохранить за Россией статус великой державы. Прочные позиции занимают тезисы о том, что, несмотря на переживаемые трудности, крепостническая система была еще вполне жизнеспособна, но в обществе нарастало неприятие ее с моральных позиций. Дворянство все более и более испытывало душевный дискомфорт, связанный с «владением рабами». Хотя мнение современников о невыгодности подневольного труда не соответствовало действительности, оно играло важную роль в мотивации реформаторов.

Существование целого ряда фундаментальных трудов и большого числа исследований, проводившихся по разным методикам, не привело историческое сообщество к согласию по многим дискуссионным вопросам. Один из главных: углубляло ли освобождение крестьян и другие реформы 1860–1870-х гг. разделение страны на традиционное и вестернизированное общество, или, наоборот, смягчало? Так, «модернизаторы» полагали, что пореформенное устройство России не обеспечило условий для социального и технологического обновления, усилило разделение общества на две части — европеизированную и традиционную.

Интерес к изучению процесса модернизации в экономической сфере угас, а вопрос о культурном расколе остался. Требует тщательного осмысления правомерность и целесообразность разделения реформ первой, второй и третьей четверти XIX столетия, а также того, что получило название «контрреформ». Л.Г. Захарова предлагает избегать «прямолинейности в оценках Великих реформ, которая порой заметна в историографии, когда подчеркивается то непроходимая пропасть между эпохами, то полная непрерывность в поступательном движении самодержавия по пути преобразований»{9}. В дополнительных исследованиях нуждается вопрос о том, обладала ли либеральная бюрократия основательными знаниями о ситуации в стране, или применяла в России европейский опыт без должного учета особенностей ее предыдущего развития.

Продуктивным выглядит подход к изучению реформ, при котором отмена крепостного права рассматривается не как фундамент, на котором крепятся конструкции (прочие реформы), а такой, при котором преобразования эпохи Александра II представлены как более сложный механизм, когда действия одних узлов (реформ) оказывают на другие узлы неоднозначное влияние. По-прежнему преобразования изучаются изолированно одно от другого. До сих пор нет фундаментального исследования социально-экономических последствий военной реформы.

Требует основательной ревизии укоренившееся мнение о громадном воздействии преобразований на рост экономики во второй половине XIX в. Американский историк П. Готрелл сумел доказать, что при всем своем социальном и политическом значении влияние реформ на промышленность, сельское хозяйство и банковскую сферу следует оценивать осторожно{10}. Рано считать достаточно изученным и вопрос о последствиях отмены крепостного права для развития помещичьего и крестьянского хозяйства.

При том, что «рубежность» 1861 г. никем не оспаривается, глубина произошедшего перелома еще далеко не выяснена и в этом направлении исследователям еще многое предстоит сделать. Все понимают, что на следующий день после подписания любого закона ситуация в сфере, которую этот закон регулирует, остается практически той же самой. Сколько потребовалось времени для ощутимых изменений, когда ситуация оказывалась соответствующей букве и духу принятого закона? В этой связи продуктивным выглядит углубленное изучение институтов деревни, ее быта, сельскохозяйственных технологий и других социокультурных реалий. В равной степени это относится и к прочим сферам, претерпевшим преобразования в 1860–1870-е гг. (повседневность городская, университетская, военная, управленческая, банковская и т. д.). Разумеется, здесь речь идет об анализе того, как действие реформы проявлялось в конкретных жизненных ситуациях и как жизненные реалии влияли на проведение преобразований.

Одним из направлений в изучении российских реформ второй половины XIX в. является внимание к действующим лицам. Это объясняется как обоснованным признанием роли либеральной бюрократии в подготовке и проведении преобразований, так и пониманием того, что уже в николаевскую эпоху в государственном аппарате появилось большое число людей, готовых к переменам. Однако до сих пор в фокусе исследовательского внимания оказываются в основном главные персоны и ожидают своего часа те, кто обеспечивал проведение преобразований в губерниях, кто поддерживал реформаторов-политиков в недрах столичных канцелярий. Этот изъян в изучении процесса реформ становится еще более очевидным на фоне признания необходимости изучать интеллектуальный климат эпохи Александра II. Приведенный перечень проблем, которые трудно назвать решенными, можно было бы продолжить, однако его контуры не являются незыблемыми. Как отметила в своей статье О.В. Большакова, они меняются в соответствии с поворотами в подходах к изучению прошлого, зависят от «интеллектуальной моды». Поэтому в 1980-е гг. в зарубежной русистике интерес к истории конституционализма и перспективам либерализма в России объясняется заостренным вниманием к проблеме построения гражданского общества. В этом контексте освобождение крестьян стало рассматриваться как одна из предпосылок зарождения в Российской империи гражданского общества. Уход в небытие модернизационной парадигмы повлек за собой заметное снижение внимания англоязычных историков к Великой крестьянской реформе. Поскольку «проблема российской отсталости перестала быть idee fixe для большинства исследователей, отмена крепостного права утратила свою проблематичность и превратилась в непреложный факт, не требующий глубокого анализа»{11}. Изменения исследовательской конъюнктуры повернули взоры англоязычных специалистов на период 1890–1940-х гг., по отношению к которому Великие реформы являются далекой предысторией. Внимание ряда зарубежных историков сосредоточилось «на “периодах стабильности”, когда происходили, казалось бы, незаметные, но глубинные трансформации в структурах семьи, частной собственности, национальной и тендерной идентичности, — это вторая половина XVIII в., николаевское царствование. В таком контексте отмена крепостного права и как крупное политическое событие, и как акт “социальной инженерии” оказывается вне поля зрения исследователей (или же выступает в качестве фона, на котором разворачивается изучение какой-либо проблемы)»{12}.