Коллектив авторов - Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

• Название: Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94380-132-7

В 2011 г. всего несколько дней отделяли 150-летие отмены крепостного права в России от 180-летия гибели Александра II — того самого императора, который решился на проведение реформы, положившей начало целой эпохе преобразований. Эти памятные даты стали отправной точкой дискуссии о проблемах истории «александровской эпохи», о ее значении для политического и социально-экономического развития России. В сборнике представлены статьи участников международной конференции, проведенной 14-15 марта 2011 г. Европейским университетом в Санкт-Петербурге при поддержке Федерального государственного унитарного предприятия «Гознак». В фокусе внимания — государственные деятели конца 1850-1870-х гг., сыгравшие особую роль в подготовке и проведении преобразований, а также восприятие событий той поры современниками и потомками.

---

В статье «Н.Г. Чернышевский как историк» Покровский вновь доказывал, что Чернышевский «был вождем… крестьянской революции и призывал к новой пугачевщине. Только сознательной, а не стихийной, как была пугачевщина XVIII века». Наконец, в статье «Чернышевский и крестьянское движение1850-х годов» Покровский предпринял попытку пересмотреть вопрос о размахе крестьянского движения. Свой вывод о росте крестьянского движения Покровский основывает на цитате из доклада шефа жандармов царю от 1858 г., в котором говорится: «Хотя случаев неповиновения было в сложности довольно много, но в обширной империи они почти незаметны. Если же взять во внимание покорность крестьян в большей части помещичьих имений, то можно сказать, что общее спокойствие сохранено, и что беспорядков доселе происходило несравненно менее, чем ожидали и предсказывали». Хотя документ скорее свидетельствует о том, что крестьянское движение не вызывало у правительственных кругов особой тревоги, тем не менее Покровский сделал вывод: «Приходилось радоваться, что не разразилось общего бунта!»

В качестве примера «сознательности» и размаха крестьянского движения Покровский приводил данные о борьбе крестьян за перевыборы сельской крестьянской администрации, о применении телесных наказаний к крестьянам («В 1860 г., по одним официальным данным, было запорото насмерть 65 крестьян»). Наконец, историк упоминал и о «громадном» движении крестьян против откупов, имея в виду трезвенное движение, и о «грандиознейших» волнениях железнодорожных рабочих, «т. е. рабочих, которые строили тогда железнодорожную сеть и бунтовали во Владимирской губернии, и в Крыму, и в Области Войска Донского, и везде, где строилась железная дорога».

Вывод Покровского сводился к тому, что Чернышевский «вовсе не был слишком ранней предтечей слишком медленной весны, — это был рупор, через который говорило негодование широчайших масс… <…> Через него, через его писания смотрит на нас та революция, которая начала развертываться в России в 1859–1861 годах, которая дала яркую вспышку пламени 1905 года и которая победила в 1917 году»{41}. Нетрудно заметить, что историк прибегнул к явным натяжкам лишь для того, чтобы доказать априорно принятые положения. Так, «грандиозные» выступления рабочих на строительстве железных дорог сводились к групповым уходам-побегам со строительства{42}. Столь же трудно причислить к «революционным» выступления крестьян против распространения кабаков и основание обществ трезвости, даже если это движение и принимало временами характер погрома кабаков. Тем не менее по крайней мере видимость объективного научного исследования сохранялась, поскольку Покровский пытался опираться на факты, хотя и тенденциозно подобранные. В последующем же историк оперировал уже не фактами, а ленинскими цитатами. В выступлении на Первой конференции историков-марксистов, которая открылась 28 декабря 1928 г., Покровский не только покаялся в грехе экономического материализма, но и сформулировал своеобразный символ веры историка-марксиста: «Не только экономический материализм, то есть экономическая интерпретация истории, но экономический материализм плюс борьба классов — это все-таки не марксизм. И только тот, кто признает политические выводы из марксизма, признает диктатуру пролетариата, тот — настоящий марксист».

Все последующие годы, вплоть до своей кончины, Покровский не столько занимался научным исследованием прошлого, сколько пытался убедить партийное руководство в ортодоксальности своих взглядов. В этом отношении весьма показательна его статья «Ленин и история», которая представляет собою комбинацию ленинских цитат с небольшими авторскими комментариями или, скорее, логическими связками. Из 405 строк текста 220 — прямые цитаты из трудов Ленина!{43}

К началу 1930-х гг. основные элементы концепции революционной ситуации были сформированы в рамках школы М.Н. Покровского и стали частью учебной литературы{44}. В качестве примера можно привести учебное пособие одного из учеников М.Н. Покровского С.А.Пионтковского. Правда, сам термин Пионтковский употребляет походя, в качестве характеристики настроений крайне радикальных кругов. По его утверждению, «в своем первом выступлении Зайчневский и его товарищи ставили вопрос о том, что в России налицо революционная ситуация»{45}.

Однако все элементы теории и подтверждающая теорию аргументация наличествуют в работе Пионтковского. Итак, историку необходимо было доказать, что к моменту крестьянского освобождения в России наблюдалось достаточно мощное народное движение и существовали элементы революционной идеологии. Вероятно, наибольшая сложность возникла с обоснованием утверждения о размахе крестьянского движения. Не приводя конкретики, историк заполнял логические пустоты общими словами о росте крестьянского движения, которое якобы заставляло «помещиков понять, что нужно изменить “закон”, что нужно принять меры, чтобы сохранить монополию на власть, на землю»{46}.

В работе Пионтковского идеологами крестьянской «буржуазной революционности» выступали В.Г. Белинский, А.И. Герцен и Н.Г. Чернышевский. Настроения первого (тут автор сослался на работу В.И. Ленина «О “Вехах”») отражали позицию крепостного крестьянства. Создатель «Колокола» помог пробуждению разночинцев. Автор романа «Что делать?» был представлен наиболее последовательным революционным демократом, сторонником крестьянской революции. По утверждению Пионтковского, крупнейшие революционные организации 1860-х гг. — «Молодая Россия» и «Земля и воля» — «находились под непосредственным идейным влиянием Чернышевского». Таким образом, Пионтковский впервые высказал мысль о существовании единого прокламационного плана, идейным руководителем которого был Чернышевский. Впоследствии этот тезис активно отстаивала М.В. Нечкина.

Середина 1930-х гг. отмечена резким переломом в отношении к школе Покровского. Были подвергнуты критике социологические схемы, частично восстанавливалось в правах понятие патриотизма. И вместе с тем поколение советских историков призывалось «преподать нашей молодежи марксистские, научно-обоснованные определения»{47}. Теперь Покровский, чье лидерство среди историков-марксистов выглядело непререкаемым, в сущности, отлучался от марксизма. По словам К. Радека, Покровский «был демократическим историком, не имеющим понятия о марксизме, а затем примкнул к легальному марксизму»{48}. Критика школы Покровского преследовала цель восстановить преемственность истории, сохранив видимость верности марксистской схеме, или, как удачно выразился П.Н. Милюков, «одеть теоретическую и спорную “генеральную линию” в живой национальный костюм»{49}. Разумеется, невозможно было соединить несоединимое: утверждение о «прогрессивности» государства с апологетикой не менее «прогрессивной» классовой борьбы против того же государства, революционную традицию с имперской. При этом составителям новой версии учебников необходимо было брать на вооружение безграмотные с точки зрения марксистской теории утверждения Сталина о некоем «дофеодальном» периоде истории страны, ее полуколониальном положении и т. д. Известно, какое влияние на отечественное антиковедение оказала формула Сталина о «революции рабов». В той же речи Сталин упомянул и о революции крепостных крестьян, которая «ликвидировала крепостников и отменила крепостническую форму эксплуатации»{50}. Примечательно, однако, что это последнее указание серьезного влияния на отечественную историческую науку не оказало. Возможно, это было связано с тем, что в позднейших директивных документах, подготовленных советским руководством, утверждалось, что «крестьяне вне руководства рабочего класса были способны лишь на стихийные и неорганизованные движения»{51}.

Важным является то, что ни в одном из «основополагающих» партийных документов революционная ситуация не упоминалась. Нет ее в замечаниях партийных вождей по поводу конспекта учебника по истории СССР, понятие революционной ситуации отсутствует и в «Кратком курсе истории ВКП(б)». В программной статье Н.И. Бухарина, посвященной проблемам методологии истории, справедливо указывалось, что термины «революция» и «контрреволюция» Покровский употребляет произвольно, «без точных, специфически-исторических характеристик»{52}, но это замечание не было конкретизировано, Россия кануна крестьянской реформы не упоминалась.

Примечательно, что автор критической статьи в первом из антипокровских сборников признавал, что Покровский «затрагивает отдельные элементы революционной ситуации, как ее определяет Ленин», упрекая автора лишь в том, что «отдельные элементы разбросаны в разных местах и не объединены в цельную и полную картину»{53}. Если иметь в виду общую тональность сборников, то нельзя не признать, что данное замечание носит исключительно мягкий характер. Покровский действительно не успел закончить конструирование концепта революционной ситуации, и честь создания этой идеологической конструкции принадлежит его ученице М.В. Нечкиной.