Андрей Богданов - Княгиня Ольга. Святая воительница

• Название: Княгиня Ольга. Святая воительница
• Автор: Андрей Богданов
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2311-0

Император Константин Багрянородный лично описал приём княгини Ольги в Константинополе. Хроника германского императора Оттона I знает её как королеву. Русской Православной Церковью она канонизирована как равноапостольная. Ольга осталась в памяти не только местью за мужа, устроением государства и обращением в христианство. Понимание исторической роли княгини зависит от контекста, до сих пор ускользающего от историков. Кто же она такая, святая благоверная княгиня Ольга? Откуда мы знаем о ней и деяниях первых русских князей? Насколько эти знания достоверны? Чем сведения о великой княгине отличаются от легенд о её предшественниках? Какова подоплёка мифа о варягах-руси? На все эти вопросы — впервые с полной откровенностью — отвечает книга доктора исторических наук Андрея Богданова.

О деятельности Ольги знают все, читавшие хотя бы школьный учебник. Вернее, думают, что знают: хуже всего известно «общеизвестное». Все русские и иностранные источники о ней введены в научный оборот и цитируются уже двести лет. Но оценка личности и роли княгини в истории неудовлетворительна как в научном, так и в нравственном смысле. Что в определённой мере одно и то же.

Знак информационной продукции 12+

---

Уже много веков историки пытаются дать действиям Ольги моральную оценку. Составитель Древнейшего сказания и последующие летописцы были в восторге от её действий, хотя, как увидим, по-разному. В любом случае люди, способные живо представить себе ситуацию, признавали за действиями Ольги целесообразность. Никто не упрекал её в "лишней" жестокости. Но с XIX в. двойная мораль побудила историков начать "оправдывать" княгиню. Дескать, время было трудное, нравы кровожадные… " Не удивляемся жестокости Ольгиной, — написал ещё Н.М. Карамзин, — вера и самые гражданские законы язычников оправдывали месть неумолимую; а мы должны судить о героях истории по обычаям и нравам их времени"[70].

Оправдания эти для великой княгини унизительны. Они подразумевают, что Ольга, во-первых, слишком жестоко мстила, а во-вторых, могла и остановиться в своей мести, не убивая столь великое множество людей. Но то, что историки называют местью, было для неё простой самозащитой, не столько себя даже, сколько своего маленького сына. Соперник в претензиях на престол "князя русского" и законный кровник за своего отца был не нужен и опасен древлянам. Собственно, и вдова Игоря была им не особо нужна, даже в качестве очередной наложницы князя Мала. Просто в ней не видели особой опасности: ошибка роковая. Ольга нанесла древлянам три упреждающих удара прежде, чем они осознали, кого на самом деле стоит опасаться в первую очередь. Первыми двумя ударами Ольга оградила своего сына от непосредственной угрозы смерти. Но за русский престол неизбежна была война! Поэтому третьим ударом княгиня ослабила противника — так, чтобы эта грядущая война была как можно менее кровавой.

Предстояло (даже если бы древлянам удалось убить Ольгу и Святослава) столкновение двух могущественных союзов славянских племён, издавна не любивших друг друга. Поляне, первыми принявшие и всячески поддержавшие власть русского князя на юге, конфликтовали с древлянами давно. Причём этот конфликт, почти не отражённый в Древнейшем сказании X в., со временем не утих. О нём пишет Начальный свод XI в., а особенно подробно и изощрённо — "Повесть временных лет" начала XII в. То, что для киевского летописца поляне были белыми и пушистыми, а древляне — всесторонне плохими, в данном случае не важно. Составитель "Повести" односторонне изобразил древний конфликт, который поддерживали обе стороны. Нам довольно посмотреть, как в этом конфликте чувствовали себя поляне с центром в Киеве.

"Повесть временных лет" рассказывает, как восточные "словене пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие — древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же словене, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем — словенами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суде, и назвались северянами. И так разошелся словенский народ, а по его имени и грамота назвалась словенской".

Поляне не просто упомянуты первыми. Они, по мнению составителя "Повести", занимали центральное место на главном торговом пути через земли восточных славян. "Когда же поляне жили отдельно по горам этим, — продолжает он свой рассказ, — тут был путь "из варяг в греки" и из греков по Днепру, а в верховьях Днепра — волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река".

Действительно, это была сильная позиция для участия в международной торговле — главном источнике обогащения того времени. Но — не единственная! На том же пути "из варяг в греки" ещё сильнее была позиция ильменских словен, контролировавших заодно (в союзе с ростовской мерей, муромской муромой, мордвой и жившими вдоль реки Оки пришлыми западными славянами-вятичами) северную часть Великого волжского пути.

Ещё более мощной была позиция огромного союза племён кривичей (из которого Игорь недаром взял в жёны Ольгу). Их владения охватывали верховья Волги, Днепра и Западной Двины, систему Чудского и Псковского озер. Кривичи тяготели сразу к трем знаменитым городам на трех водных системах. У Чудского озера — к Изборску (позднее к Пскову), на Западной Двине — к Полоцку, а у истоков Днепра — к Смоленску. Истоки Волги и Западной Двины сходились в земле кривичей.

Правда, плыть по Двине в Балтийское море пришлось бы отчасти через земли воинственной литвы и жмуди. Легче было бы подняться волжским притоком Тверцою на север, перейти через волок в Мету и сплавиться в Ильмень. Мста и Тверца служили рубежами кривичей со словенами-новгородцами и мерью-ростовцами. Наконец, вывезти на Балтику то, что ввезено или произведено во владениях кривичей, можно было через союзную чудь в низовьях Чудской водной системы. Ильменские словене, осторожно распространявшие здесь свое влияние, не могли ссориться с кривичами.

Только средневековые западные авторы полагали, что "из варяг в греки" лежит сплошной водный путь. На самом деле между словенской рекой Ловатью и Верхним Днепром, где кривичи благоразумно построили град Смоленск, приходилось идти волоком до Двины и лишь из неё переволочься в Днепр. Миновать Западную Двину было нельзя. Вот почему стоявший на ней Полоцк, а затем и днепровский Смоленск стали такими важными городами при создании Древнерусского государства.

С кривичами было связано благополучие радимичей, которые облюбовали место южнее, расселившись вдоль Сожа — левого притока Днепра. Городом их был Любеч, стоявший близ впадения Сожа в Днепр. По своему положению радимичи зависели от Смоленска, державшего ключи между речными системами Волги, Днепра и Двины. Кривичи же полоцкие, в древние времена прозванные полочанами, оказывали сильное влияние на дреговичей, занимавших обширные земли южнее Западной Двины по правому берегу Днепра до самой Припяти. Землю дреговичей связывала с Днепром река Березина с притоками, на севере столь близко подходившими к притокам Двины, что там сам собою возник волок.

К югу от дреговичей бассейн Припяти с его густыми лесами заселили древляне. Даже город их — Искоростень — был упрятан в чащобах. Однако считать их дикими лесными жителями, как хочет убедить нас автор "Повести временных лет", было бы ошибкой. По притокам Припяти как раз и лежал удобный путь на запад, в земли волынян на Буге, через которые можно было попасть к ляхам на Вислу, через ее верховья в Карпатах — к моравам и чехам. Западный конец этого великого торгового пути находился в землях немцев и в современных Нидерландах. А можно было от древлян двинуться на юг по Днестру, на восточном берегу которого лежали во времена княгини Ольги земли тиверцев, а на западном — уличей. От них тоже лежали дороги на запад, в Неметчину.

Все славянские племена по этому магистральному пути в Центральную и Западную Европу составитель "Повести временных лет" прекрасно знал. Но о существовании важнейшей трансконтинентальной трассы от империи франков через Русь до Хазарского каганата и Великого шелкового пути не обмолвился. Хотя она была прекрасно представлена в западных источниках уже в X в.[71]

Это молчание "Повести временных лет" не случайно. Он проигнорировал не только торговый путь, лежащий в землях древлян, но и его продолжение во владениях северян. Их сильный и воинственный союз племён жил на левобережье Днепра по берегам реки Десны и ее многочисленных притоков. На Десне стоял град северян Чернигов. Северяне в стремлении к плодородным землям юга заняли также бассейны Сейма, Сулы и Донца, который доселе в напоминание о древних жителях называется Северским. Через Северский Донец открывался путь на Дон, оттуда — на восток, волоком в Волгу и Каспий, или на юг — в Азовское и Чёрное моря. Именно Донской и Волго-Донской пути археологи считают первыми и долгое время основными торговыми магистралями Древней Руси.

Поляне не были на древних торговых путях главными, как хотелось бы киевскому монаху-летописцу XII в. Не были они более "государственными" и культурными, как он хотел показать в "Повести временных лет". Именно основатель Киева князь (а не перевозчик!) Кий, рассказывает "Повесть", со своими братьями Щеком и Хоривым первыми основали у восточных славян княжество. "И после этих братьев, — уверяет летописец, — стал род их держать княжение у полян, а у древлян было свое княжение, а у дреговичей свое, а у славян в Новгороде свое, а другое на реке Полоте, где полочане. От этих последних произошли кривичи, сидящие в верховьях Волги, и в верховьях Двины, и в верховьях Днепра, их же город Смоленск; именно там сидят кривичи. От них же происходят и северяне".