Ричард Хоптон - Дуэль. Всемирная история

• Название: Дуэль. Всемирная история
• Автор: Ричард Хоптон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41176-4

«Дуэль. Всемирная история» — книга маститого британского автора Ричарда Хоптона — стала итогом кропотливой работы и написана на основе достоверного и многообразного исторического материала. Перед нами предстает история «поединков чести» от времени возникновения этого обычая в эпоху Ренессанса и до его исчезновения во второй половине XX столетия.

Автор приводит увлекательнейшие подробности дуэлей с использованием самых разных видов оружия, а также иных, иногда весьма оригинальных предметов, таких, например, как бильярдные шары. Ричард Хоптон подробно рассказывает о традициях и истории дуэлей в разные исторические эпохи и в разных странах, и не только в Европе — в Англии, Франции, России и Германии, но и в США, где во времена Дикого Запада также имели место поединки, подчинявшиеся строгим правилам и своеобразному кодексу.

Нет сомнения, что эта книг а, написанная прекрасным литературным языком, изобилующая множеством интереснейших цитат из всевозможных источников, не оставит равнодушным читателей.

---

Ховарт, бывший в то время (в 1806 г.) парламентарием от Ившема, и его противник, лорд Бэрримор, сошлись на том, чтобы встретиться под Брайтоном. Решение Ховарта биться голым было продиктовано не столько близостью воды, сколько его опытом врача в Ост-Индской компании. Он видел множество ран, которые воспалялись от попавших в них мелких кусочков тканевой структуры, и вовсе не хотел подобных осложнений для себя{156}.

Для тех, кто по каким-то причинам оказывался пока неготовым для боя с противниками неглиже, правила диктовали обычные темные одежды, которые отражали бы, так сказать, всю мрачность и торжественность момента. В кайзеровской Германии, как узнаем мы из источников, черные сюртуки считались чем-то само собой разумеющимся — être de rigueur. Цилиндры не являлись обязательными, хотя на многих снимках и иллюстрациях мы находим дуэлянтов именно в них{157}. Если отбросить в сторону изыски портняжного искусства, ношение темной одежды имело еще и практическое значение: как общепринято полагали, черное делало человека менее удобной целью. В 1816 г. — вот неплохой пример — ирландский дуэлянт, майор Хиллас, пошел еще дальше, готовясь к бою с Томасом Фентоном в графстве Слиго. Прежде чем занять позицию, Хиллас сбросил пальто, продемонстрировав окружающим особого заказа черную рубаху — вместо обычной белой — в надежде сделаться еще менее пригодной целью для оппонента. К сожалению для Хилласа, тщательные приготовления его обернулись ничем: черное или не черное было на нем, Фентон, как видно, неплохо стрелял, а потому Хилласу встреча стоила жизни{158}. Тем не менее, Уолтер Уайненс в своих советах дуэлянтам высказывал ту же традиционную мысль, что, выходя на поединок, лучше всего иметь на себе побольше темного, даже воротничок рекомендовалось выворачивать так, чтобы он не служил меткой для противника. Так или иначе, сам Уайненс испытывал сомнения в основательности сей старой мудрости: «Лично я бы предпочел полностью черную мишень безо всяких там белых воротничков и других пятен, которые только отвлекают глаз…»{159}

Уж если от дуэлянта ожидали прибытия на место боя в презентабельном виде, поведение его там играло еще более значительную роль. Дуэлянту просто необходимо было демонстрировать — по крайней мере, внешне — спокойствие и собранность; проявление нервозности, грубость или склонность к агрессивным выпадам не поощрялись и могли испортить репутацию человека. «Путешественник» предлагал дуэлянту, вне всякого сомнения, добрый и дельный совет. У барьера «будет всегда разумным выглядеть и вести себя лучше противника, очень хорошо спешиться, пройтись с достоинством, попыхивая сигарой».

Главному участнику надлежало быть выше таких земных вещей, как приготовления к поединку, — ни в коем случае не следовало вмешиваться в выполнение секундантами их обязанностей.

Считалось не менее, а то и более важным для дуэлянта сохранять хладнокровие в моменты непосредственно перед обменом выстрелами. Эндрю Стейнмец наставлял читателя: «Он не должен ни в коем случае забывать о необходимости быть твердым и несгибаемым, точно статуя, — ни единым жестом, ни нечаянным движением нельзя ему выдавать некоего особого волнения или смятения чувств»{160}.

«Путешественник» предостерегал возможного бойца: «Требуется немалого нервного напряжения, чтобы поднять руку и держать пистолет совершенно ровно, когда ствол оружия противника направлен на вас». Он признавал: «Наиболее испытующ для дуэлянта период с того момента, когда прозвучит слово «приготовиться» и до секунды, когда бросят платок. Да, это самый острый момент»{161}.

И все же трудно переоценить важность сохранения спокойствия для репутации участника поединка. Лучшим свидетельством тому служат примеры из истории дуэлей, которые заканчиваются заявлением секундантов или, возможно, уцелевшего дуэлянта, что стороны провели поединок с «образцовой» храбростью, «достойным восхищения хладнокровием» или… В общем, если какими-то подобными высокими словами давалась высокая оценка всем превосходным качествам участников, это всегда работало на поддержание реноме.

Дуэлянтам полагалось вести себя с большей долей солидности, чем продемонстрировали Томас Уиннингтон и Огастус Таунсенд во время дуэли в 1741 г. Хорас Уолпол так описывал ту встречу: «Вызов прислал Уиннингтон. Они явились в Хайд-Парк утром в прошлое воскресенье, небрежно коснулись пальцами пальцев друг друга, свалились в две канавы — то есть это Огастус, — поцеловались и отправились по домам».

Уолпол описывал Таунсенда как «задиристого мальчишку, капитана Индиамана»[26], а Уиннингтона — как «чичисбея миледи Таунсенд»{162}.

Если демонстрация самообладания играла важную роль для репутации, для выживания просто необходимо было занять правильную позицию — выбрать верную стойку. Конечно, речь тут о дуэли на пистолетах, поскольку в бою на мечах данная категория неприменима. Один специалист напоминал читателю и возможному дуэлянту, что «очень многое зависит от положения, которое примет человек на поединке, ибо это — по крайней мере, на одну четвертую — даст ему гарантию того, что он не будет убит или ранен».

Разумный дуэлянт поворачивался к оппоненту боком, так чтобы смотреть через правое плечо, при этом правая нога прикрывала левую. Следовало также втянуть живот и вывернуть правое бедро так, чтобы оно принимало на себя возможный удар, прикрывая нижнюю часть живота и пах. Такая постановка, как общепринято считалось, давала возможность уменьшить площадь мишени для стрелка из пистолета и выводила из зоны поражения левую часть груди. Цель подобных ухищрений состояла, конечно же, в снижении риска поражения.

Дородному дуэлянту постановка вполоборота предоставляла, разумеется, меньше преимуществ, чем подтянутому. Когда объемистый Чарльз Джеймс Фокс вот-вот собирался обменяться выстрелами с Уильямом Адамом в Хайд-Парке в 1779 г., секундант напомнил ему о предосторожностях: «Фокс, вам надо встать боком», тот, однако, возразил: «К чему это? Я одинаково жирный со всех сторон»{163}.

«Путешественник» изучил результаты 200 поединков и пришел к выводу, что шанс погибнуть на дуэли составляет 14 к 1, тогда как опасность ранения гораздо больше — 6 к 1. Опираясь на эти статистические данные, аноним радостно излагает «веселую» историю о своем друге, бывшем ганноверском офицере, которому «дважды прострелили голову, но, несмотря на это, потеряв много зубов и часть челюсти, он остался жив и теперь вполне процветает, наслаждаясь отменным здоровьем»{164}.

Верно занятая позиция могла спасти жизнь, пренебрежение же правильной стойкой, напротив, ускорить кончину. Капитан Харви Эстон, которому позднее дуэль стоила жизни, в июне 1790 г. встретился с печально знаменитым «Бойцом» Фицджералдом. Эстона, согласно рассказу о поединке, похоже, спасла стойка вполоборота: «Пуля приняла такое направление, что чиркнула по запястью мистера Эстона, а оттуда полетела дальше и прошла под его правой скулой и через шею. Получив рану, капитан Эстон спросил соперника: «Вы удовлетворены?» — ответом на что прозвучало: «Да, я удовлетворен»{165}.

По этому краткому замечанию можно сделать вывод, что Эстона спасла тогда правая рука с пистолетом, если бы не она — вытянутая вперед, — пуля вполне могла бы нанести ему куда более серьезную рану в грудь. Во времена до появления современной медицины и особенно антисептиков любая рана в перспективе имела шанс стать смертельной, а потому, чем больше усилий предпринимал человек с целью обезопасить себя от ранения, тем лучше.

Обязанность дуэлянта вести себя с достоинством и отвагой не заканчивалась с моментом последнего выстрела. Как от победителя, так и от побежденного окружающие ожидали рыцарского поведения в отношении оппонента. В конце многих рассказов о дуэлях с летальным исходом умирающий дуэлянт, чувствуя, как жизнь покидает его на покрытом росой дерне, слыша, как судьба отсчитывает его последние мгновения, давал своего рода отпущение грехов убийце: «Он вел себя безупречно» или, возможно: «Бой этот был во всех отношениях честным». В равной степени и многие победители бросались на помощь раненому или умирающему противнику. Тому, однако, кто не умел держать губы плотно сжатыми даже in extremis — в особенно острое мгновение, — традиция не прощала ничего:

Я не требую от индивидуума слишком многого — всегда оставаться безупречно холодным и собранным, даже если ранили. Нельзя позволять себе показывать тревогу или замешательство, но, призвав на помощь всю имеющуюся решимость, переносить случившееся со спокойствием. Даже если умираешь, уходить надо с достоинством{166}.

Кодекс чести не знал послаблений и компромисса.

Основополагающая идея дуэли заключалась в использовании ее как объективного метода разрешать противоречия между людьми, по возможности на равных условиях, о чем дуэлянту всегда надлежало помнить. Однако противники дуэлей постоянно указывали на это слабое место — на то, что на практике подобное было очень труднодостижимым. И в самом деле! Кто мог поручиться, что двое оппонентов одинаково искусны в применении пистолета или шпаги или же даже просто в равной мере подготовлены для боя? Очевидная проблема, показывавшая, что поединок «мог и не быть всегда безошибочным критерием истины». Лорд Честерфилд иллюстрировал данное соображение собственным, предположительно вымышленным примером.