Елена Усачева - Большая книга ужасов 2015 (сборник)

• Название: Большая книга ужасов 2015 (сборник)
• Автор: Елена Усачева
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-74244-8

А. Воронова «Дом тысячи кошек»

Однажды в темном-темном городе посреди вечных дождей две подруги загадывали желания. «Хочу влюбиться!» – написала на бумажном самолетике Ника, а Тишка написала: «Хочу быть свободной». И самолетики улетели в ночную мглу. Вскоре Ника встретила загадочного мальчика с серебряными глазами, Тишка получила способ избавиться от проблем… И только чудо может теперь спасти подруг от внимания страшного существа, готового выполнить их желания.

Е. Неволина «Лорд Черного замка»

Все! Больше Саша не станет с ними общаться! Ей не нужна ни двоюродная сестра, вечно изображающая из себя королеву, ни красавчик Влад, который не в состоянии понять, за какой девушкой стоит ухаживать. Лучше она спокойно почитает Эдгара По. Или… сама напишет страшную историю в старой тетрадке. Это будет рассказ о Черном замке и охоте Повелителя кошмаров. А когда на следующий день начнут пропадать люди, Александра решит – это совпадение, и продолжит придумывать ужастик…

Е. Усачева «Бесов камень»

Странное, странное место этот Бесов Нос! Необычное. Нигде в мире больше такого нет. Северные леса, огромное холодное озеро, древние камни с загадочными рисунками – петроглифами. Стоит ли удивляться, что с приехавшими туда ребятами начали происходить странные вещи? Кажется, и правда ночью бродит у лагеря кто-то невидимый – пугает чужаков, прогоняет. Почти все его слышали или даже видели – кроме Миши. И многие почему-то считают, что Бесу нужна жертва – и что выбрал он именно Мишу…

И. Щеглова «Мертвый город»

«Никогда не ходите в мертвый город. Не ищите, даже не думайте о нем! Оттуда нет возврата, там обитают все ваши самые жуткие кошмары. Вы думаете, что ищете мертвый город? На самом деле мертвый город ищет вас. Он подстерегает на безымянной остановке, в пустом автобусе, в машинах без номеров, в темных провалах подъездов пустых домов. Он всегда рядом, за вашей спиной, стоит чуть быстрее оглянуться, и вы заметите его тень, бегущую за вашей…»

---

– Марина… это с которого-то? С шестого? Котик у тебя дымчатый, помню, пушистый такой. Хулиган, ой хулиган.

Котиков Маргарита Павловна помнила всех на километр вокруг.

– А их давно срубили?

Соседка поправила на плечах дырчатый пуховый платок, в который вечно куталась. Солнце ли, холод – серая соседка заворачивалась в свой серый плат по самые уши («плат» – так она его по старинке звала). А дождь чуяла – никогда не ошибалась.

– Того и гляди закапает. Повадились шляться. То один с болота притащится, то другой. Ходят и ходят – шу-шу-шу, шу-шу-шу, шептуны болотные. Не просыхает с самого марта. Ржавая вода, дурная… давненько срубили, а остатние сами ушли. Обиделись.

– Как это – ушли? Они же деревья.

– А так и ушли. Отчего бы им не уйти? раз жизнь такая. Шумят по телевизору-то – благосостояние, мол, растет, а какое тут благо, когда за квартиру платим бешеные деньги? У тебя внутри, вон, тоже дерево, только красное, – а ты ходишь-бегаешь. В каждом человеке, Мариночка, дерево красное растет, а ничего, ходим как-то потихонечку, даже мы, старики, ковыляем. Кис-кис, иди сюда, не бойся! Васька со Штирлицем, оглоеды, поели уже, хулиганы, ох хулиганы, не тронут, иди, иди.

К миске подкрался невесомый черный котенок, особо пугливый и настороженный.

Ника уже пожалела, что остановилась поболтать. Бред же, красные деревья в людях… но вдруг вспомнила картинку из атласа по анатомии. Кровеносная система. Пожалуй, что-то в этом есть. Если подумать, то рисунок сосудов внутри человека и вправду напоминает красное дерево. А сердце – единственное созревшее яблоко.

Трехцветная полосатая кошка потерлась о ее ноги, села рядом.

– А любят тебя кошки-то, Мариночка.

– Так у меня свой зверь дома, она, наверно, чует, – Ника улыбнулась. – Смешно. А в кошках тоже красные деревья растут? На деревья-то не тянут, мелкие.

– А в кошках, деточка, вообще крови нету. В них лунный свет протекает, так-то. Беги, беги, вижу, торопишься ты.

– А! Да… До свиданья.

– И тебе посчастливу.

Ника вошла в старый гулкий подъезд, переполненный запахами затхлых подмокших труб, штукатурки, чужих ужинов. И кошек. В подъезде пахло кошками, чего уж там. Маргарита Павловна их не только на улице привечала.

Ника быстро скользнула вверх по лестнице, гибко перешагивая сразу через две ступеньки. На поворотах она помогала себе, цепляясь за чугунные тяжелые перила. Ей с самого детства казалось, что изгибы перил напоминают головы драконов. Поэтому она всегда бралась за них настороженно, готовая в любую минуту отдернуть руку. Но перила притворялись смирными.

Подъезд тяжело хмурился, желтые слабые лампочки мрачно мерцали в недосягаемой высоте дореволюционных потолков. Сверху сыпались какие-то хлопья – то ли штукатурка, то ли паутина, то ли крылья невинно замученных призраков. Окна, замазанные краской, пропускали не свет, а сумрак.

* * *

Питер, говорят, город благородных линий и строгой геометрии, а вот Москва – большая деревня, огромное гнездо двуглавой курицы. Питер же – черный квадрат Малевича, царство прямых углов, столица призраков.

«Невы державное теченье, береговой ее гранит…»

Не верьте.

Никогда не верьте путеводителям.

Город надо вдохнуть и выдохнуть, попробовать на вкус, побродить по его каменной груди. Подержать его за руки, за гранитные лапы – и только тогда станет ясно: прямой он или кривой, ангельский или адский.

Если, к примеру, свернуть на Лиговку, а оттуда взять вправо и углубиться в самую середину обшарпанных старых кварталов за Невским… Или выйти на Садовой и двинуть вдоль трамвайных рельсов, заглядывая по пути во все низкие арки… Или запутаться в переулках за Казанским – вот тогда вокруг вырастет настоящий Питер.

Он сумрачный и тяжелый.

Он медленно откроет узкие северные глаза и глянет на вас сквозь решетки, которыми теперь перекрыты его бесчисленные подворотни.

Раньше центр можно было пройти подворотнями насквозь, пересекая его поджарый кирпичный живот. Теперь остались только пути по крышам.

Но все равно, если вы свернете с парадной улицы, он распахнет еще одну пару глаз, их у него много.

О, это ледяные глаза охотника за черепами! Питеру нравятся те, кто чувствует его настоящую душу.

Огромные тополя засевают его пухом в июне – но что за деревья роняют в черную декабрьскую воду крупные снежные хлопья? Невидимые леса шевелятся рядом с нами, замерзшие хрустальные птицы серебристо звенят на голых ветках. Красные дома сменяются желтыми, а потом – серыми, пепельными, призрачными. На задворках из асфальта вдруг пробиваются камыши.

Этот город медленно плавает над бездной, под ним шевелятся корни давно срубленных чащ. Змеятся по стенам трещины. Нева роется в подвалах, метро путается с речными жилами, и мертвому лесу вдоль Фонтанки до сих пор снится рыжий огонь.

Питер любит отражения, он весь утыкан зеркалами. Дожди застилают его мокрой фольгой, и пока человек бежит от станции метро до остановки маршрутки, лицо его успевает отпечататься в сотне бездонных луж.

Он качает фонари в каналах, усмехается в ярких окнах кафе, в бутылках, в ларьках, в глазах северных девушек с прозрачной кожей.

Питер любит смотреть на самого себя – и пугаться собственных призраков.

А еще он любит кошек.

Львиные морды смотрят с желтых и красных стен, как будто звери прячут гранитные тела в засаде, в кирпичных расселинах домов.

Не кони, не птицы и не собаки заселили эти гранитные болота, а львы.

Львы в логовище дождей.

Такого зверя завел себе город, и отражения львов гуляют рядом с тенями знаменитых питерских покойников.

Конечно, все знают про его белые ночи, но ведь у него есть еще и черные. Фонари роняют чешуйки света. Прохожие, выскочив из метро, тут же ускоряют шаги. Машины разбрызгивают слякотное месиво. Редко кто суется на улицу в такое время. Только собаки терпеливо таскают за собой своих укутанных в темные бесформенные пуховики хозяев.

Этот город любит одиночек.

Он давно рассадил их по клеткам и кормит черствым каменным хлебом. Тут легко страдать, хандрить, тосковать, маяться, болеть, унывать, ворчать, стареть, распадаться – короче, умирать, умирать, умирать…

Счастливые видят совсем другой город, для них светит особое питерское солнце – солнце детей, собак и влюбленных.

А я видела однажды в дождливую ноябрьскую ночь, как по улицам ползла медленная тьма, поднявшаяся из подвалов. Как будто во всех могилах разом качнули черепами все его мертвецы.

Они, кстати, всегда улыбаются.

* * *

Ника на ходу промахнула свой шестой этаж, привычно поднялась по черной железной лесенке на огромный чердак. Тут пахло голубями, близким небом, свежим дождем и одновременно – затхлыми клочьями стекловаты, плесенью, старыми досками. Косые балки отбрасывали острые тени, которые перекрещивались в солнечную погоду с золотыми лучами. По бокам светились окна-бойницы, а дальше деревянная лесенка в три ступеньки выводила прямо на крышу.

Она толкнула тяжелую дверь.

Серые, рыжие и серебристые крыши открывались далеко вперед, кое-где торчали верхушки деревьев и узкие провалы улиц. Девочка пробралась по краю и уселась спиной к кирпичной трубе. Ей нравилось иногда заглядывать внутрь черных дыр вентиляций, отмахиваясь от липких запахов кухонь, которые ползли изнутри. Иногда оттуда выплескивались голоса, смех, ругань. В вентиляции жили не люди, а призраки, совсем не похожие на соседей.

Солнце уже начало проваливаться между домами, низкие мягкие лучи позолотили окна. Близкая туча чесала брюхо о растопыренные антенны.

Подкрадывалась дождливая ночь.

Вспомнилась соседка. А ведь и правда, затянулась весна. Разверзлись хляби небесные, как говорится, и хлябают уже месяц подряд. А пора бы им и обратно сверзнуться… лето на носу, а она еще ни разу в футболке не выходила, только в куртке.

Хорошо было смотреть на закат, на крыши, дышать близким дождем.

Ради таких моментов стоило жить.

Ника совсем не любила день. Днем скучно. Днем школа, магазин, кухня, уроки. «Ты уже не маленькая», – вечный припев от мамы. Или, для разнообразия: «Опять ты читаешь всякую ерунду».

День командует коротко и ясно. Вынеси мусор. Ешь быстрей, а то остынет. Почему у тебя книги на полу? Сделай тише. Ты уже три часа сидишь не разгибая спины. Ты сделала уроки?

Не щурься. Не горбись.

Не лезь. Не спорь.

Можно вынести мусор, перемыть все полы, съесть тазик борща, наворачивая его большой поварешкой, – только какая от этого радость? Про уроки вообще молчу.

Не, днем, конечно, тоже бывают минуты… Устроиться, например, на широченном теплом подоконнике, лениво щурясь на улицу. Читать хорошую книжку, с хрустом грызть красное яблоко, брызгая соком, дразнить кота… Но в основном день – это скукотища.

То ли дело ночь.

Все меняется. Собственная кухня кажется поляной в диком лесу. Тени шевелятся. Красные стоп-сигналы, синие фонари, золотые окна, зеленые глаза светофоров, а на самом деле – неведомых тварей… Ночью и книги вкусней, и яблоки слаще.