Мишель Ричмонд - Ты его не знаешь

• Название: Ты его не знаешь
• Автор: Мишель Ричмонд
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-86471-501-7

Элли всегда находилась в тени своей красивой и талантливой сестры. Лила была не просто талантлива, ее считали настоящим математическим гением и прочили блестящее научное будущее. Но все оборвалось в одночасье. Лилу нашли убитой, и преступление так и не было раскрыто. Прошло двадцать лет. Элли не примирилась со смертью сестры, она все еще стремится понять, почему Лила умерла и кто виновен в ее гибели. Элли теперь профессиональная путешественница, она занимается закупками кофе и бывает в самых экзотических уголках мира. И однажды, в затерянной в горах никарагуанской деревушке, она неожиданно встречает человека, который когда-то знал Лилу ближе всех… И жизнь Элли перевернется во второй раз. Ей предстоит погрузиться в прошлое, в тайны своей сестры, которые тесно сплелись с тайнами нерешенных математических задач. «Ты его не знаешь» — роман, в детективном сюжете которого угадывается математическая стройность, и в то же время он будоражит и волнует, как аромат хорошего кофе.

---

— Колодезная вода, — отдуваясь, сказал он. — Когда приехал сюда, поначалу думал, не выживу. Не представлял себя без водопровода. Но ко всему привыкаешь. Даже начинаешь испытывать некоторое удовлетворение — довольствуешься только тем, что действительно необходимо, и ничем кроме.

— А где колодец?

— В той стороне, — он махнул на лес, — отсюда чуть меньше километра. Вкусная вода. Хотите попробовать?

— С удовольствием.

Мак-Коннел открыл дверь и жестом пропустил меня вперед. Внутри было темно и жарко. Мы оказались в просторной непритязательной комнате. Питер раздвинул занавески и впустил свет. Почти всю левую стену занимала кровать и тумбочка с блокнотом, будильником и большой свечой. В сравнении со скромным окружением кровать впечатляла размерами: двуспальное ложе, застланное свежими зелеными простынями, с двумя пухлыми подушками в ослепительно белых наволочках. К стене в ногах кровати был вплотную придвинут обширный письменный стол. Желтые занавески обрамляли окно над столом. Рядом гнулись под тяжестью десятков томов полки встроенного книжного шкафа. Некоторые названия были знакомы по Лилиной библиотеке: «Основания математики» Уайтхеда и Рассела, «Элементы»[69] Эвклида, «Математическая мысль от древности до наших дней» Морриса Клайна, «Арифметические исследования» Гаусса. И там же, поверх собрания желтых томиков «Потерянных записных книжек» Рамануджана бочком лежала книга, с которой я была на ты, — «Апология математика» Харди. После смерти Лилы я взяла ее «Апологию» себе.

Обставленная непритязательно, почти спартански, комната радовала глаз веселыми красками. Даже бетонный пол был выкрашен в голубой цвет, а у кровати лежал ярко-красный с желтыми узорами тканый коврик. В дальнем правом углу, за круглым столом с одним-единственным плетеным стулом, приютилась импровизированная кухонька: пожилой холодильник, газовая горелка и на подставке медный таз для умывания.

— А когда я здесь обосновался, электричества и в помине не было, — заметил Мак-Коннел. — Несколько лет без него обходился.

Я углядела на столе сотовый телефон.

— Шагаете в ногу со временем?

— Уступил грубому насилию. Компании, с которой у меня контракт, необходимо, видите ли, иметь возможность связываться со мной. Представляете? Настаивают еще и на электронной почте, но пока я отбиваю атаки.

Он сходил на крыльцо за ведрами, достал из шкафчика два стакана и в оба налил ковшиком воды. Вода была холодной, с легким металлическим привкусом и слабым запахом травы.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Мак-Коннел.

Я огляделась. В комнате имелся только один стул, тот самый, что стоял у стола.

— Простите. Ко мне редко кто приходит.

Он принес стул и поставил рядом с кроватью. Я села, плетеное сиденье подо мной заскрипело. Сам Мак-Коннел уселся лицом ко мне на кровать.

— По сути, за четыре года вы мой первый гость.

— А кто был последним?

Он помедлил.

— Одна местная женщина.

— Можно узнать, зачем она приходила?

— Она хотела ребенка. Я сказал, что слишком стар для этого.

— Вам же всего пятьдесят, — удивилась я.

— У меня уже есть сын.

— По-вашему, одного довольно?

— Было время, я мечтал о трех или даже четырех. Но на этом фронте я потерпел поражение. Некоторые ошибки не стоит повторять. — Он печально усмехнулся. — А единица — прекрасное, в принципе, число. Самодостаточное. Факториал единицы — единица, квадрат единицы — единица, куб единицы — единица. Она и не простое число, и не составное. Первые два числа последовательности Фибоначчи — единицы. Она — пустое произведение: любое число, возведенное в нулевую степень, равно единице. Могу поспорить, единица — самое независимое из чисел, известных человеку. Никакое другое число не способно на то, что может единица.

— Последовательность натуральных чисел всегда начинается единицей, — вставила я.

— Вы время даром не теряли.

— Вычитала в дневнике у Лилы. Гипотеза Коллатца[70]. По мнению Эрдёша, «математика еще не готова к решению таких задач».

Питер отхлебнул воды, утерся тыльной стороной руки.

— Вы навестили одного моего старого друга.

— Да. Дон Кэрролл очень хвалил вашу работу.

Мак-Коннел смутился, уставился в пол.

— Он всегда меня жаловал.

— У него в кабинете я видела книжку с двойным тором на обложке. Хотела спросить вас про Лилину татуировку. Почему она выбрала именно двойной тор?

— Она питала слабость к топологии. В этой области геометрии можно выделывать с фигурами что угодно — сгибать, растягивать, а они останутся практически теми же самыми: сфера — сферой, куб — кубом. И так же любая жесткая форма, — например, кровать, на которой я сижу, или ковер у нас под ногами. Но стоит проделать в форме отверстие, и она перестает быть топологически эквивалентной. Двойной тор эквивалентен любой фигуре, имеющей два отверстия. Скажем, призовому кубку с двумя ручками. Лиле нравилась мысль, что можно подвергнуть нечто кардинальным преобразованиям, а оно, по сути, останется неизменным. Двойной тор особенно ценен в этом отношении.

— У Лилы в дневнике есть одна цитата… «Если уравнение не выражает Божьей мысли, оно для меня лишено смысла».

Питер улыбнулся:

— Рамануджан. Он полагал, что вдохновение ему ниспосылает Намагири, его домашнее божество.

— А как по-вашему, в числах есть Бог?

— Не в числах дело. Дело в моделях. Вселенной управляют математические модели. Силу тяжести, теорию струн, теорию хаоса, квантовую механику — все можно выразить в виде уравнения. F=GMm/R2, например, — одно из основополагающих уравнений нашей Вселенной. Есть мнение, что, если нечто можно выразить уравнением, оно существует. Раз можно изобразить в виде уравнения обширное пустое трехмерное пространство, значит, такое пространство существует. Если сущность Господа — творчество, тогда, да, можно утверждать, что красивое уравнение выражает Божью мысль.

Он отвел глаза и улыбнулся собственным мыслям.

— В отличие от Лилы, у меня всегда были довольно примитивные вкусы. Я люблю историю о том, как однажды Харди пришел в больницу навестить Рамануджана и говорит: «Я сюда приехал на такси с номером 1729. Скучное число». На что Рамануджан ему отвечает: «Нет, это очень интересное число; это самое малое число, которым можно выразить сумму двух кубов двумя разными способами. — Помолчал и добавил: — Но вы сюда пришли не затем, чтобы заниматься математикой».

— А дневник Лилы, — осторожно поинтересовалась я. — Как он у вас оказался?

— Мне его дала Лила, в тот последний вечер, за ужином. У нее возникла новая идея — «озарение», как она сказала, — по поводу подходов к Гольдбаху, и ее интересовало мое мнение. Но я, как на грех, заявил, что сегодня — никакой математики. Хотелось хоть раз отложить работу и поговорить о других вещах, что касались нас двоих. Надо было решать насчет моего брака, определяться с нашими планами. И потом, я еще так мало знал о ней самой, о стольком хотел расспросить. В итоге она согласилась, но с условием, что я возьму дневник домой, просмотрю, а завтра мы все обсудим.

— И что же она рассказала о себе? — со жгучим интересом спросила я. — Что в тот вечер вы узнали о Лиле такого, чего не знали прежде?

— Я спросил о лучшем в ее жизни моменте.

— И что она?

— Рассказала, как вы вдвоем путешествовали по Европе.

— Паскаль в Париже, — улыбнулась я.

Он вопросительно взглянул на меня.

— Мечта у нее была такая, — пояснила я, — посетить могилу Паскаля. И в ту поездку эта мечта исполнилась. Ну и разволновалась же Лила! В жизни ее такой не видела.

— Нет, другое, — покачал головой Питер.

— Другое?

— Да, это было в Венеции. Вы путешествовали уже две недели, чистой одежды не осталось. Вас, по словам Лилы, грязная одежда не слишком заботила, вы к чему угодно могли приноровиться, для вас само путешествие, и даже несвежее белье, было одним большим приключением. Но у Лилы имелись свои привычки и правила, и ей было противно ходить в грязном. В тот день она долго разыскивала прачечную самообслуживания, но все без толку. А ночевали вы в общаге, человек двенадцать в одной комнате, мужчины, женщины, все вместе. Посреди ночи Лила вдруг проснулась и обнаружила, что ваша кровать пуста. Она решила, что вы пошли в туалет, но вас все не было. Тогда она забеспокоилась, вылезла из койки и пошла вас искать. Она бродила по коридорам и тихонько звала вас. Там было несколько отдельных номеров с запертыми дверями. Тревога ее росла, и Лила начала прикладывать ухо к этим дверям, прислушиваться — не там ли вы. А потом она услышала стук внизу. Не на шутку перепугавшись, она по темной лестнице спустилась в подвал. И увидела вас, а вы ее поначалу — нет. Горела только одна лампочка, вы стояли и крутили ручку допотопной ручной стиральной машины. Лила спросила, что вы такое делаете. «А на что это похоже?» — усмехнулись вы. Что ей запомнилось, так это выражение счастья на вашем лице, — посреди ночи, в холодном полутемном подвале вы, можно сказать, вручную стирали белье и радовались. А ведь Лила знала, что вы сами могли спокойно проходить в грязном и еще неделю, и две. Вы делали это для нее.