Владимир Ленин - ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. Том 2

• Название: ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. Том 2
• Автор: Владимир Ленин
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Политика
• Год: 1967

---

Знакомы ли вы, читатель, с произведением г-на Сергея Шарапова: «Русский сельский хозяин. Несколько мыслей об устройстве хозяйства в России на новых началах» (Бесплатное приложение к журналу «Север»[384] за 1894 г.), СПБ., 1894 г.? Сотрудникам «Р. Богатства» вообще и г-ну Южакову в частности мы бы очень рекомендовали познакомиться с ним. Первая глава его озаглавлена: «Нравственные условия русского хозяйства». Автор разжёвывает здесь очень близко стоящие к «народничеству» идеи о коренном отличии России от Запада, о преобладании на Западе голого коммерческого расчёта, об отсутствии всяких нравственных вопросов для тамошних хозяев и рабочих. Наоборот, в России благодаря наделению крестьян землёю в 1861 г. «для их существования определилась совсем иная цель, чем на Западе» (8). «У нашего крестьянина, получившего землю, явилась самостоятельная цель бытия». Ну, одним словом, было санкционировано народное производство, – как выразился гораздо рельефнее г. Николай -он. Помещик у нас, продолжает развивать свою мысль г. Шарапов, заинтересован в благосостоянии крестьянина, ибо этот же крестьянин своим инвентарём обрабатывает помещичьи земли. «В его (помещика) расчёты, кроме соображений частной выгодности предприятия, входит и элемент нравственный, вернее психологический» (12. Курсив автора). И г. Шарапов с пафосом (который не уступил бы пафосу г-на Южакова) говорит о невозможности у нас капитализма. У нас возможен и нужен вместо капитализма «союз барина и мужика» (заглавие II главы книги г. Шарапова). «Хозяйство должно быть построено на тесной солидарности барина и мужика» (25): барин должен насаждать культуру, а мужик… ну, мужик, конечно, должен работать! И вот он, г. Сергей Шарапов, «после долгих и мучительных ошибок», осуществил наконец в своём имении «упомянутое единение барина и мужика» (26). Он ввёл рациональный севооборот и пр. и пр., а с крестьянами заключил такой договор: крестьяне получают от помещика луга, выгон и пашню плюс семена на столько-то десятин и т. п. Обязуются же крестьяне сделать все работы по хозяйству помещика (вывезти навоз, рассыпать фосфорит, вспахать, посеять, убрать, свезти в «мой амбар», обмолотить и пр. и пр. столько-то десятин каждого хлеба) и затем ещё уплатить сначала 600 р., затем 800, 850, 1100, наконец 1200 рублей (т. е. прибавка ежегодно). Платёж этих денег рассрочен… применительно к взносам процентов в Дворянский банк (36 и сл.). Автор, само собою разумеется, «убеждённый сторонник сельской общины» (37). Мы говорим: «разумеется», ибо при отсутствии законов о прикреплении крестьян к наделу и о сословной замкнутости крестьянской общины подобные типы хозяйства были бы невозможны. Обеспечение платежей от крестьян состоит у г-на Шарапова «в неразрешении без своего участия продажи готовых продуктов, вследствие чего является неизбежным ссыпать и складывать всё это в своём амбаре» (36). Так как платежи от бедноты было бы крайне трудно получать, то г. Шарапов устроил так, что он получает их от богатых крестьян: эти богатые крестьяне сами подбирают себе группу слабосильных, становятся во главе этой артели (38) и вносят помещику деньги беспрекословно, потому что с бедняка они всегда получат при продаже продуктов (39).

«Для многих бедняков, особенно малосемейных, очень тяжело работать мою работу. Им приходится очень и очень напрягаться, но уклониться нельзя, крестьяне не примут в стадо скота уклонившегося домохозяина. Я тоже не приму, этим меня обязывают крестьяне, и бедняк волей-неволей работает. Это, конечно, насилие своего рода, но знаете, что получается в результате? Год или два аренды – и у бедняка казённые недоимки заплачены, вещи из заклада выкуплены, являются свободные деньжонки, перестраивается хата… глядь! уж он вышел из бедности» (39).

И г. Шарапов «с гордостью указывает», что «его» крестьяне (он не раз говорит «мои крестьяне») процветают, что он насаждает культуру, вводит и клевер, и фосфорит, и т. п., тогда «как крестьяне сами ничего не сделают» (35).

«Все работы должны при этом производиться по моему распоряжению и указанию. Я выбираю дни посева, вывозки навоза, покоса. Всё лето у нас почти восстановляется крепостное право, кроме, конечно, зуботычин и экзекуций на конюшие» (стр. 29).

Как видите, прямодушный хозяин г. Шарапов немножко откровеннее, чем просвещённый публицист г. Южаков. А велика ли разница между типами хозяйства в имении первого и в утопии второго? И там, и здесь вся суть в отработках; и там, и здесь мы видим – принуждение либо давлением распоряжающихся «общиной» богатеев, либо угрозой отдать в исправительную гимназию. – Читатель возразит, что г. Шарапов хозяйничает ради выгоды, а чиновники в утопии г-на Южакова хозяйничают из рвения к общему благу? – Извините. Г-н Шарапов прямо говорит, что он хозяйничает из нравственных мотивов, что он отдаёт половину дохода крестьянам и т. д. – и мы не имеем ни права, ни основания верить ему меньше, чем г-ну Южакову, который ведь тоже обеспечил своих утопических преподавателей вовсе не утопическим «доходным местом». А если иной помещик последует совету г-на Южакова и отдаст свою землю под земледельческую гимназию, получая с «гимназистов» проценты для платежа в Дворянский банк – («отлично обеспеченная ипотека», по словам самого г-на Южакова), – то разница совсем почти исчезнет. Остаётся, конечно, громадная разница в «вопросах просвещения», но скажите, бога ради, неужели и г. Сергей Шарапов не предпочёл бы нанимать образованных батраков за 50 руб., чем необразованных за 60 руб.?

И вот, если г. Мануйлов и теперь не понимает, почему русские (да и не одни русские) ученики считают необходимым, в интересах труда, поддерживать последовательных буржуа и последовательные буржуазные идеи против тех остатков старины, которые порождают хозяйства господ Шараповых и «утопии» господ Южаковых, – тогда, признаемся, нам трудно даже объясняться с ним, ибо мы говорим, очевидно, на разных языках. Г-н Мануйлов рассуждает, должно быть, по знаменитому рецепту знаменитого г-на Михайловского: надо взять хорошее и оттуда и отсюда, – наподобие того, как гоголевская невеста[385] хотела взять нос одного жениха и приставить к подбородку другого. А нам кажется, что подобное рассуждение есть лишь комичная претензия Kleinbürger'а подняться выше определённых классов, вполне сложившихся в нашей действительности и занявших вполне определённое место в процессе исторического развития, происходящем перед нашими глазами. «Утопии», естественно и неизбежно вырастающие из подобного рассуждения, уже не комичны, а вредны, особенно когда они ведут к донельзя разнузданным бюрократическим измышлениям. В России такое явление наблюдается, по вполне понятным причинам, особенно часто, но оно не ограничивается Россией. Недаром Антонио Лабриола в своей превосходной книге: «Essais sur la conception matérialiste de l'histoire» (Paris, Giard et Brière, 1897)[386] говорит, имея в виду Пруссию, что к тем вредным формам утопий, с которыми боролись полвека тому назад «учителя», присоединилась теперь ещё одна: «утопия бюрократическая и фискальная, утопия кретинов» (l'utopie bureaucratique et fĩscale, l'utopie des crétins. Page 105, note[387]).

VII

В заключение вернёмся ещё раз к вопросам просвещения, – но не к книге г-на Южакова, носящей это заглавие. Было уже замечено, что заглавие это слишком широко, ибо вопросы просвещения вовсе не покрываются вопросами школы, просвещение вовсе не ограничивается школой. Если бы г. Южаков действительно ставил «вопросы просвещения» принципиально и разбирая отношения между различными классами, то он не мог бы обойти вопроса о роли капиталистического развития России в вопросе просвещения трудящихся масс. Этот вопрос затронул другой сотрудник «Рус. Богатства», г. Михайловский, в № 11 за 1897 г. По поводу слов г. Novus'a, что Маркс не боялся, и с полным правом не боялся, писать об «идиотизме деревенской жизни»[388] и видел заслугу капитализма и буржуазии в «разрушении этого идиотизма», г. Михайловский пишет:

«Я не знаю, где именно у Маркса написаны эти грубые (?) слова…»

Характерное признание в незнакомстве с одним из важнейших произведений Маркса (именно «Манифестом»)! Но ещё характернее дальнейшее:

«…но давно известно, что если Александр Македонский был великий герой, то стульев всё-таки ломать не следует. Маркс был вообще неразборчив в выражениях, и, конечно, подражать ему в этом отношении, по малой мере, не умно. Но и то я уверен (слушайте!), что приведённое выражение у Маркса простая бутада. И если поколение, вместе с г. Златовратским мучившееся над сложными вопросами деревенской жизни, приняло много напрасного горя, то горе – хотя и иное – и тому поколению, которое воспитается на презрительном отношении к „идиотизму деревенской жизни“…» (стр. 139).