Ольга Михайлова - Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ)

• Название: Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ)
• Автор: Ольга Михайлова
• Жанр: Прочие приключения

1878 год. Порфирий Бартенев, собираясь в Лиговку на ночную рыбалку, видит у Митрофаньевского кладбища встречу инфернальных существ. Ему и в голову не приходит, что то, что он счёл пустым сном, окажется совсем не видением...

---

   Не начали ли они именно с них? Подслушанный на набережной разговор давал все основания для такого предположения.

   Надо сказать, что Корвин-Коссаковский дьявола вообще-то не боялся. Дьявол играет нами, когда мы не мыслим истинно и не имеем в душе Бога. Арсений же Вениаминович мыслил верно, верил истово и, к тому же, слишком часто видел их, - людей, похожих на дьявольские вирусы - нигилистов, атеистов, анархистов, декадентов, террористов, диссидентов да содомитов, тех, кто заражают общество, как раковая опухоль, парализуют здоровые силы, внося хаос в мозги и порождая неустойчивость в душах. Они появились именно тогда, когда "просвещение" подорвало в людях веру в дьявола, и образованному человеку стало стыдно верить в существование отвратительного существа с хвостом, с когтями, с рогами... Лютер еще видел его и даже швырнул в него чернильницей, но у просвещенного европейца уже не было веры в сатану. Но как только исчезла вера - в нем почему-то загорелось желание узнать о дьяволе побольше, угадать его мысли и желания и даже перевоплотиться в него... Убив Бога, человек поставил себя на его место, убив дьявола - он тоже возжелал стать им сам.

   И вот, искусство стало воображать дьявола, а философия занялась его теоретическим оправданием. Дьявол, конечно, "не удался", человеческое воображение не способно вместить его, но появился демонизм сомнения, отрицания, гордости, бунта, похоти, разочарования, горечи, тоски, презрения, эгоизма и даже скуки. Поэты изображали Прометея, Денницу, Каина, Дон-жуана, Мефистофеля, развернули целую галерею "демонических" людей, причем все они оказались чуть ли не гениальны и были воплощением "мировой скорби", "благородного протеста" и какой-то "высшей революционности". Одновременно возродилось мутное учение о том, что "темное начало" есть даже и в Боге.

   Отвержение черта сменилось оправданием его, а Бога, душу, добродетель, грех, истину и вечную жизнь - стали поносить, как груду лжи. А между тем сколько дьявольщины вдруг проступило: один за другим повыползали из непонятных бездн бесноватые спасители земли Русской, одержимые нелепой идеей спасения народа - с бомбами, с безжалостной злостью к незнаемому ими самодержавию, дышащие убийством и похотью.... Кто не видал таких людей, тот не знал зла и не имел представления о подлинно дьявольской стихии. Корвин-Коссаковскому эти люди казались "черным огнем", он знал их вечную зависть, неутолимую ненависть, воинствующую пошлость, беззастенчивую ложь, бесстыдство и властолюбие, попрание духовной свободы и жажду всеобщего унижения.

   Господи, спаси и сохрани...

   Арсений ненавидел дьявольщину, но то, что видел Бартенев, было для него непонятным. Описание друга рисовало нечисть в чистом виде, циничную и голодную, но как найти ее среди людей? Какой облик она примет?

   В своей библиотеке он на дальней полке откопал старинную книгу о том, как проступают в человеке черты диавольские и вяло перелистывал страницы. "Многообразны проявления злых духов. Дьявольский огонь скрыть нельзя". "Сатанинские люди узнаются по глазам, по улыбке, по голосу, по словам и по делам. Тот, кто занимается чёрной магией, незаметно становится сам, и по лицу, и по голосу дьяволообразным" "Лик человека - зеркало внутренней чертовщины: рыжий цвет волос, стеклянный взгляд и выпученные глаза, косоглазие и заостренные уши, тики, большие родимые пятна, поросшие волосами..."

   Он узнал, что хромота - традиционный признак лукавого. От "одержимых дьяволом" исходит необъяснимый дурной запах. У них, как правило, холодное тело, кожа без морщин - гладкая и натянутая, необычайная физическая сила, чрезвычайная бледность или же темнота лица. Характерная "чёртова мета" - сросшиеся пальцы. В праздной голове резвится дьявол. Потакай своим прихотям, наслаждайся, извлекай из всего выгоду, мсти всем - вот проявления бесовщины. Ещё один признак демонизма - боязнь остаться наедине с собой, со своим бесом. Вот человек и ищет себе разнообразные "занятия", увлекая в них окружающих. Классическая картина одержимости - побелел, глаза сверкают, ничего не слышит. А потом ничего не помнит. Истеричный смех - один из симптомов дьявольщины. Дьявол много смеётся, он смеётся всегда. "С хохотом и визгом...".

   Люди сатаны неискренни до мозга костей, обманывают, обольщают, льстят. Изломанные и запутанные, лживые и фальшивые. Характерна словесная шелуха, "лишние слова", склонны всё и вся оспаривать, чтобы доказать обратное. Для них характерно внезапное исступление, вспышка, агрессия, они буквально кипят необъяснимой злостью. Бес не даёт людям успокоиться. Это смерч, который не мчится никуда, а крутится столбом на одном месте. Это пламя, которое не греет, и переполненность, за которой пустота... "Демоны имеют человеческое обличье, но в отличие от людей, не отбрасывают тени..."

   Все это ничем ему не помогало. Все гости в зале у Екатерины Нирод тени отбрасывали, все были равно спокойны, воспитаны, галантны... Никто не хохотал и не имел родимых пятен, заостренных ушей или косоглазия, никто не хромал и не был рыжим. Но чему удивляться? Ему нужны были не люди, одержимые дьяволом и служащие сатане, но, напротив, нелюди, принявший человеческий облик, нечисть, притворявшаяся людьми...

   Глава 2. Гостеприимный дом князя Любомирского.

   Это Бога нужно уговаривать,

   а черту - только шепни...

   Й.В. Гете

   В воскресение Корвин-Коссаковский появился с племянницами в доме князя Любомирского на Большой Конюшенной. Предварительно он узнал всё, что мог, о самом князе. Михаил Феоктистович лицом был довольно известным. Радушный хлебосол и именитый меценат, он был одновременно ярым поклонником Луи Люка, Антуана Фабра д'Оливе, Александра Сент-Ива д'Альведейра и Луи Клода де Сен-Мартена, зачитывался "Трактатом о реинтеграции существ в их первоначальных качествах и силах, духовных и божественных" Мартинеса де Паскуалли, и в известных кругах слыл спиритом.

   Дом князя показался Арсению Вениаминовичу пошловато роскошным: слишком много было кругом позолоты, мрамора и бархата. Среди гостей толпились те, кто подлинно интересовал его, те, кого Корвин-Коссаковский знал понаслышке, и те, кого он никогда не хотел знать. Тут были Аристарх Сабуров, Даниил Энгельгардт, Герман Грейг и Александр Критский. Позже появились Макс Мещерский и Всеволод Ратиев.

   Арсений Вениаминович приветствовал хозяина, сказал, что в сеансе участвовать не будет, так как несведущ в мистике, но с удовольствием понаблюдает, а пока прочтёт трактат Мартинеса, о коем много наслышан. Он и вправду сел у окна с трактатом, точнее, закрылся им, и стал внимательно разглядывать гостей.

   Корвин-Коссаковский был рад, что все гости собрались в одном зале, все у него на глазах - часть за вистом, другая - играя в преферанс. Как ни странно, вокруг хозяина собрались не старики, а молодежь, говорили о привидениях, о магнетизме - это было любимая тема разговора в присутствии Любомирского.

   Племянницы Корвин-Коссаковского шептались с дочерьми князя, при этом Арсений Вениаминович заметил, с каким странным видом, болезненным и экстатическим, смотрит Нина на молодых людей, но понять, на кого конкретно устремлен её взгляд, не смог. Зато Лидия выдала себя с головой - она торопливо подошла к Аристарху Сабурову и поздоровалась с ним. Он склонил голову в поклоне, но вид имел равнодушный и спокойный. Даже вялый.

   Тут Корвин-Коссаковский заметил ещё одну странность: Макс Мещерский явно с неприязнью смотрел на Критского, и, одновременно бросал странные взгляды на Сабурова. Первого он старался оттереть от девиц Черевиных, а последнего явно ненавидел, ибо при взгляде на него его шальные глаза наливались злостью.

   Ратиев тоже подошел к девицам. Корвин-Коссаковский слышал, как он делает любезный комплимент Нине Черевиной, называя ее истинным медиумом и утверждая, что она не должна волноваться - у нее обязательно получится. Это же горячо подтвердила и Анастасия Любомирская, бросив быстрый взгляд на Грейга, тот же явно обхаживал Елизавету Любомирскую, что-то шепча ей на ухо, пользуясь, как понял Корвин-Коссаковский, свободой царящих в доме нравов, Даниил Энгельгардт оживленно говорил о чем-то с Александром Критским, между тем Аристарх Сабуров препирался с хозяином дома. Он напомнил ему случай с княжной Барятинской. Та увлеклась спиритическими сеансами, вначале вызывала духов умерших родственников, потом известных личностей. Тут на контакт со спириткой вышел дух, назвавшийся Велеросом. По прошествии нескольких дней в доме княжны стали раздаваться постукивания, шелест невидимой одежды, поскрипывания и вздохи. Вскоре стала являться призрачная мужская фигура, а через полгода несчастную забрали в дом скорби с умопомешательством...