Петр Ильинский - Легенда о Вавилоне

• Название: Легенда о Вавилоне
• Автор: Петр Ильинский
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Религия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89332-143-2

Петр Ильинский, уроженец С.-Петербурга, выпускник МГУ, много лет работал в Гарвардском университете, в настоящее время живет в Бостоне. Автор многочисленных научных статей, патентов, трех книг и нескольких десятков эссе на культурные, политические и исторические темы в печатной и интернет-прессе США, Европы и России. «Легенда о Вавилоне» — книга не только о более чем двухтысячелетней истории Вавилона и породившей его месопотамской цивилизации, но главным образом об отражении этой истории в библейских текстах и культурных образах, присущих как прошлому, так и настоящему. Цель автора — размышление, а не открытие, процесс, а не результат, историко-культурное путешествие, а не прибытие в заданную точку. Тем более что история Вавилона отнюдь не закончена, а продолжается на наших глазах.

---

В подобных воззрениях отчетливо заметен аккадский след. Важно, что в диаспоре оставались люди (пусть немногие), которых по-прежнему волновали философские проблемы и которые смогли преобразовать еврейское религиозное учение и привести его в классический вид. Иезекииля часто называют основоположником собственно иудаизма. И логично, что именно в вавилонской, точнее, шумеро-аккадской традиции мыслители-переселенцы нашли силы для сопротивления вавилонскому духовному влиянию. Эти заимствования колоссально укрепили еврейскую цивилизацию — во всех отношениях.

Не подлежит сомнению культурное воздействие Вавилона на изгнанников. К нему возводят приведение в порядок древнееврейской хронологии и составление вошедшей в Ветхий Завет сводной израильско-иудейской летописи (по образцу аккадских анналов), общий упор на письменную традицию вообще[457], концепцию божественного возмездия за грехи, которое может настичь город, страну или весь народ[458], даже названия месяцев (которым евреи до того давали просто порядковые номера). Возможно, в этот список нужно включить еще многое, в том числе саму идею «личного» бога, или же личного обращения ко Всевышнему. Прямые сведения об этих вавилонских дарах были потом тщательно удалены из официальной истории, чтобы сохранить ее «чистоту» и «антивавилонскость», может быть, без всякого злого умысла, ибо в те времена ученые мужи не видели необходимости ссылаться на источники своих познаний. Так или иначе, успех интеллектуального «вавилонского забвения» оказался полнее полного. Не вавилоняне, а евреи передали все означенные достижения поздним цивилизациям и навсегда связали с ними свое имя. Теперь уже Вавилон оказался в роли забытой или, по крайней мере, полузабытой культуры[459].

В любом случае ядро иудейской философской и религиозной культуры находится в VI веке до н.э. и в Вавилоне. Потому излучаемый Городом свет, будучи преломлен Священным Писанием, по-прежнему доходит до нас, несмотря на все усилия поздних редакторов и комментаторов. Интересно заметить, что большинство произведений аккадской литературы анонимны и что из пометок писцов часто неясно, выступали ли они в роли авторов или простых переписчиков. Насколько сильно эта традиция повлияла на еврейских книжников, которые с той поры присоединяют свои творения к более старым произведениям или скрываются под именами древних пророков? Отчего они это делают — из соображений конспирации или для придания своему тексту большего веса? Нет ли и здесь отражения исконной месопотамской традиции: чем весомее текст, тем он должен быть древнее, чем древнее, тем маловероятнее, что у него может быть автор, тем вернее этот текст может восходить к началу времен и быть в какой-то степени богоданным, или сакральным. Ведь именно боги подарили людям письменность, а потом сообщили им все наиважнейшие сведения и установления. Добавим: чем важнее текст, тем менее важно имя автора. Может быть, древние знали и об этой закономерности.

Созданием новой философии и впитыванием вавилонской мудрости занималось меньшинство депортированных — обычная в истории практика. Культура, как мы уже говорили, является разговором меньшинства с меньшинством в течение долгого времени. Имена великих реформаторов, философов и филологов, к сожалению, почти неизвестны. Большинство же переселенцев хорошо жили и без духовных потрясений, что тоже не является исключением из правила. Дискриминации по национальному или религиозному признаку в Вавилонии не было, и евреи постепенно начали процветать на своей новой родине, занимаясь сельским хозяйством, скотоводством и даже рыбной ловлей{127}. Появились у иудеев и чисто вавилонские имена — даже среди тех, кто принадлежал к царскому дому[460]. Несмотря на отсутствие лобового историзма в Книге Даниила, невозможно оспорить ее сообщение, что иноземцы могли сделать в Вавилоне неплохую придворную карьеру[461]. И домой, в Иудею, потом вернулись отнюдь не все, а от оставшихся сохранились документы, свидетельствующие о создании ими торговых домов, причем очень успешных. Вот здесь евреи переняли у вавилонян еще одно достижение.

Торгово-экономические отношения были издревле хорошо развиты в аккадском обществе вообще и в вавилонском в частности. Разбогатевший же Вавилон времен царствования Навуходоносора должен был стать крупнейшим денежным (и, увы, ростовщическим) центром своего времени. Ремесло финансовых операций тоже было успешно заимствовано переселенцами — так произошел скачок в товаро-денежном развитии иудейской нации, последствия которого отменно и не всегда справедливо отражены в произведениях мировой литературы[462]. В дальнейшем приобретенные в Вавилоне экономические навыки не раз позволяли евреям выживать в тяжелых исторических условиях и раз за разом вызывали гнев более молодых народов, не столь искусных в обращении с деньгами. Так что эта часть вавилонского наследства была, по меньшей мере, амбивалентна. В то же время многие законы денежного обращения и первичные понятия о роли денег в экономике (без которых человечеству еще долго будет сложно обходиться) исходят из вавилонской финансовой традиции, которую евреи сохранили для человечества, особенно в тяжелейшую для западно-средиземноморского мира эпоху гибели античной культуры.

Значение вавилонского изгнания для возникновения «еврейского делового духа» было понятно уже М. Веберу (на основании относительно небольшого числа известных ему надписей). Ученый решительно отвергал мысль о врожденной предрасположенности какой-либо нации к конкретному ремеслу. «Можно считать установленным, что самый факт переезда на работу в другую страну является одним из наиболее мощных средств повышения производительности труда… Основная причина заключается здесь отнюдь не в воспитательном воздействии более высокой по своему уровню “культурной среды”. “Воспитующим” здесь является самый факт работы в новых условиях». Очевидными примерами этого для одного из основоположников социологии являлись иммигранты в США и евреи в Вавилоне{128}. Данная закономерность находит немало подтверждений в истории, и с ней хочется согласиться. В связи с тем что евреям не раз приходилось быть субъектами миграции (в большинстве случаев — вынужденной), производительность их труда на протяжении многих тысячелетий продолжала оставаться высокой. В раннеевропейском же обществе труд этот по необходимости был связан с теми сферами, которые были запретны для христиан, и потому оказывался вдвойне выгоден, а доходы от него оказывались вдвойне ненавистны окружающим — ведь они были получены «презренным путем»[463].

Напомним, что зачаточная экономика средневековой Европы в немалой мере основывалась на иудейских торговых домах, связывавших отдаленные города не хуже разрушавшихся римских дорог. Кроме того, синтез раннехристианской морали и полупервобытных установлений европейских варваров накладывал разнообразные табу на денежные операции, особенно связанные с выдачей кредита{129}. Это привело к тому, что осуществление последних было монополизировано евреями, особенно в сфере повседневной экономики, что, в свою очередь, обусловило возникновение «народного» антисемитизма.

Вплоть до XVII в. (до победы Реформации в северной Европе и возникновения протестантской деловой этики, носители которой смогли нарушить банковскую монополию евреев в западном мире) в христианстве велись серьезные дискуссии о греховности отдачи денег в рост{130}.[464] При этом символом «исчадия мирового капитализма» служил мифический Вавилон, где все покупалось и продавалось. Именно зловещий образ первого «города Желтого Дьявола» использовали те законодатели общественных нравов, которые стояли на позиции полного неприятия концепции «получения денег из денег».

В философском смысле данная дискуссия отнюдь не закончена, и ее предмет по сей день вызывает сильные эмоции. Ранннехристианская логика не так уж примитивна: человек в своей деятельности должен брать пример с Господа, ибо сотворен по Его «образу и подобию», а потому должен и сам заниматься «творением», т. е. производством материальных или каких-либо осязаемых благ. Деятельность же непроизводительная, например, торговля или финансовые операции, одобрены быть не могут. Такой образ мысли нельзя считать ни целиком архаичным, ни полностью ложным. Однако существование свободной экономики предусматривает социальную плату — наличия институтов, которые будут заняты извлечением денежной выгоды, не заботясь о какой-либо морали. Запретить подобную деятельность можно только в несвободном обществе, а чужую мораль осуждать не стоит — надо заботиться о своей собственной.

Впрочем, о пользе вавилонского наследия речь поначалу еще не шла — и от иудейских переселенцев трудно было ждать лояльности по отношению к империи. Другие подданные вавилонян тоже не испытывали теплых чувств к своим разложившимся повелителям. Богатых вообще не любят, а развратившихся и изнеженных к тому же не уважают. А в описываемую эпоху жители Великого города сильно зажрались: не иметь в Вавилоне раба считалось признаком бедности! Удивительное дело. Как можно было деградировать так быстро — от победы над величайшей империей перейти к ее весьма недолговечной имитации?