Владимир Голяховский - Это Америка

• Название: Это Америка
• Автор: Владимир Голяховский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-8159-1222-9

В четвертом, завершающем томе «Еврейской саги» рассказывается о том, как советские люди, прожившие всю жизнь за железным занавесом, впервые почувствовали на Западе дуновение не знакомого им ветра свободы. Но одно дело почувствовать этот ветер, другое оказаться внутри его потоков. Жизнь главных героев книги «Это Америка», Лили Берг и Алеши Гинзбурга, прошла в Нью-Йорке через много трудностей, процесс американизации оказался отчаянно тяжелым. Советские эмигранты разделились на тех, кто пустил корни в новой стране и кто переехал, но корни свои оставил в России. Их судьбы показаны на фоне событий 80–90–х годов, стремительного распада Советского Союза. Все описанные факты отражают хронику реальных событий, а сюжетные коллизии взяты из жизненных наблюдений.

---

Картина была поистине карикатурная.

Бетина неплохо говорила по — русски, на ходу отдавала распоряжения коменданту:

— Завтра полиция придет проверять комнаты. Надо, чтобы в каждой стояло по две кровати и чтобы днем в гостинице было как можно меньше людей. Поэтому с утра отправьте детей гулять, оставьте только старых и больных.

Люди сгрудились в коридорах и на лестницах, слушали с молчаливым почтением: как-никак хозяйка, миллионерша, первая миллионерша, которую они видели в жизни.

— Рано утром начнем выносить лишние кровати и проветривать эту вонь, — продолжала мадам Бетина, выразительно принюхиваясь. — Под вечер всем можно будет вернуться, и мы снова расставим кровати. Кто хочет помочь мне в этой работе? Плачу десять долларов за рабочий день.

Все недовольно насупились, когда им предложили убраться из комнат на целый день. На призыв работать тоже не откликались, хотя слово «доллар» звучало магически. Люди считали, что по самым скромным подсчетам десять долларов за день физического труда — это очень мало. Сосед Лили сказал приглушенно:

— Она мошенница. Все тут жулики.

Но Лешка буркнул:

— А мне плевать, что мало платит. Все равно это доллары, каждому из нас столько на три дня дают, а я за один день десятку получу, — и вызвался работать.

Мадам посмотрела на него с одобрением и спросила Лилю:

— Сколько у вас таких сыновей?

— Один.

— Таких надо было рожать дюжину!

С утра Лешка остался работать, а Лиля повезла свои дипломы и его аттестат в ХИАС. Там опять собралась густая толпа: прибывали всё новые беженцы, и с первого момента эмиграции у каждого оказывались свои просьбы, жалобы и претензии. Все это регистрировалось и постепенно выполнялось.

Украдкой наблюдая за людьми, Лиля увидела заплаканную женщину среднего возраста, они разговорились, и та рассказала:

— У меня в Свердловске остались сын и дочь, школьники старших классов. Отец, с которым мы разошлись, не дал разрешения на их выезд. Я совершенно убита, но уехала к новому мужу, буду пытаться вызвать их из Америки.

Лиля долго ждала очереди, а когда положила на стол свои документы, американцы с интересом стали рассматривать их.

— О! Нам еще не приходилось видеть оригиналы, все привозят только копии. А вы, оказывается, доктор. Доктора у нас бывают редко. Какая у вас специальность?

— Я ортопед, хирург.

— Мы давно не видели такого количества дипломов. Женщина — хирург — это все же редкость. Вы настоящая VIP.

— Что это значит?

— Very Important Person — очень важная персона. Мы переведем все на английский и отправим в Госдепартамент. А оригиналы вернем.

За унизительное время, проведенное «в подаче», Лиля отвыкла ощущать себя важным и нужным человеком и впервые услышала, что ее так назвали. Это поразило и даже окрылило ее: она впервые увидела, как ценят человеческую личность американцы.

Подходя к гостинице, она заметила неподалеку унылую толпу своих соседей: они прогуливались по улице, а внутри все еще шла перестановка.

Лешка, порядком уставший от работы, рассказал:

— Полиция ушла недавно, мадам Бетина сумела втереть им очки, в очередной раз убедила, что это настоящая гостиница. Ну и баба эта Бетина! Хоть и миллионерша, но не гнушается никакой работой. Мы с ней и комендантом втроем вытащили лишние кровати во двор, навели порядок, всё проветрили. А теперь перетаскиваем кровати обратно. И будет у нас опять «гадюшник».

Вскоре комендант открыл двери и крикнул:

— Мадам Бетина разрешает всем вернуться.

Голодные беженцы толпой кинулись по комнатам варить своих кур, и в коридор снова вернулась вонь. А Бетина, в рабочем халате с засученными рукавами, подошла к Лиле:

— Ваш сын молодец — трудолюбивый мальчик. Так — так. Я вижу, вы женщина интеллигентная, с вами можно разговаривать, не то что с остальными. Знаете, смотрю я на ваших евреев и удивляюсь. Все они жалуются, что им плохо жилось в Советском Союзе. А посмотреть на женщин — все такие толстые. Если им было так плохо, как им удалось наесть такие задницы? Все упитанные, а только выйдут из автобуса у порога гостиницы, сразу спрашивают: «Где тут поесть можно?» Им на диету надо, а не обжираться. Так — так. И все хорошо одеты, безвкусно, но добротно. Интересно, это от плохой жизни, что ли? А какие вещи умудряются некоторые привозить с собой! И картины, и иконы старые, и драгоценности. У меня самой таких вещей нет. И все хотят за них очень дорого, а я не могу позволить себе покупать так дорого. Так-то. Все жалуются, что им жилось плохо. А откуда у них все это? Я сама еврейка, из Польши, в бедности я пожила и понимаю разницу между той жизнью, которую сама оставила когда-то, и той, что живу теперь.

Лиля слушала ее и думала: «Некоторая наблюдательность у тебя есть, но сама ты являешься опровержением всему тобой сказанному — добилась богатой жизни, стала кровопийцей. Вот за целый день утомительной работы заплатила Лешке всего десять долларов. Хвалила его, а не захотела прибавить. Ну что ж, все-таки это его первый заработок. Пусть приучается зарабатывать деньги и знает, как это нелегко».

* * *

По вечерам в гостинице шла бойкая торговля вещами, которые вывозили из России по разрешению, — водкой и шампанским, икрой, дешевыми часами и фотоаппаратами, хрусталем, посудой, сувенирами. В коридорах один за другим появлялись перекупщики, говорили они на ломаном русском. Люди выносили из комнат вещи, перекупщики мельком осматривали стандартный набор и предлагали низкие цены. Но эмигрантов провести было трудно, они заранее знали, какой эквивалент можно получить за товар, и умели упорно торговаться.

Стоя с полотенцами через плечо в очереди в туалет, Лиля с Лешкой слушали приглушенные жаркие переговоры:

— Али вам денег не нуждаться, а? — спрашивал перекупщик.

— Ого, мне деньги еще как нужны! Но за мой товар мне нужны настоящие деньги.

— Я давать хороший деньги.

— Вы смеетесь — сто шиллингов за такой первоклассный товар?

— Я товар знать, ему столько не стоить. Сколько вам хотеть?

— Триста шиллингов. Или я продам другому.

— Дам одна сто пятьдесят.

— Э, да я с вами только зря время трачу. Двести пятьдесят и покончим с этим.

— Вы не хотеть деньги?

— Ой, он меня с ума сведет! Я сказал — двести пятьдесят. Ну, двести двадцать пять.

— Пожалуйста, можете продавать другому. Одна сто семьдесят пять.

— Слушайте, хотите по — деловому? Двести шиллингов.

— Вы меня хотеть разорять.

— Нет, это вы меня хотите ограбить.

— Одна сто и восемьдесят пять.

Очевидно, на том и порешили, диалог прекратился, возбужденный жилец прошел мимо Лили, на ходу бросил, ища сочувствия:

— Жулик! Все тут жулики. В России все были дураки, а здесь все жулики.

Лиля тоже привезла кое-что на продажу — фотоаппарат и ручные часы. Но вступать в сделку с перекупщиками не хотела. Лешка предложил:

— Мам, можно я попробую продать?

— Только не изводи себя спором с перекупщиком, чтобы он не думал, что ты жулик.

— А мне плевать, что он подумает, торговаться так торговаться.

Он сумел продать вещи за приличную сумму и с гордостью принес деньги:

— Хотел меня облапошить, но я выбил у него настоящую цену.

Лиля видела, как сын взрослеет и становится деловым мужчиной.

* * *

Когда дневные дела заканчивались, Лешка садился писать письмо своей Ирке, делился восторгом от встречи с Западом и, конечно, тем, как скучает по ней. Он вздыхал, шевелил губами и недовольно посматривал на мать. Лиля, чтобы не смущать его, выходила в коридор. Там собирались и болтали о разном соседи, делились жалобами и впечатлениями, рассказывали истории своей жизни. Шок от отвратительных условий в «гадюшнике» не проходил, все жаловались, спорили, при этом многие разговаривали с подозрением. Не в состоянии отделаться от прежних страхов, люди подозревали, что кто-нибудь из них может оказаться завербованным агентом русского КГБ.

По коридору суетливо сновал плотный пожилой мужчина небольшого роста, недовольный решительно всем. Заложив руки в карманы и посвистывая, он катился шариком, подозрительно оглядывал людей и заговаривал почти со всеми. В русский язык он то и дело вставлял слова на идиш и размахивал короткими ручками.

Лилю он остановил кивком головы и немедленно закидал вопросами:

— Послушайте, вы тут с сыном, да? А где ваш муж — объелся груш, да?

— Мой муж приедет к нам позже, — холодно ответила Лиля.

А сосед продолжал жужжать, как шмель:

— Вы понимаете, куда мы попали?! Это же черт знает какое безобразие! А нам еще говорят в этом «Сохнуте», что мы беженцы и приехали сюда для улучшения нашей жизни. Не понимаю, от чего тогда мы бежали и почему эта теснота и вонь называется «улучшением»? Ха, ничего себе улучшение! Дурак я был, что поехал. А хотите знать, зачем я поехал? Ой — вэй, это же цорес[12]! Сам я из Харькова, часовщик, от артели работал. Знаете, в России делают такие паршивые часы, что их все время надо чинить. Вот я и чинил, и нам с женой хватало на жизнь. У меня была квартирка, небольшая, но такая уютная, боже мой! Был у меня заработок. И зачем, спрашивается, я поехал? Из-за детей, конечно. Из-за них, наших двоих, дай бог им здоровья. Им, видите ли, не нравилась советская власть. А мне она нравилась? Азохен вэй[13], совсем она мне не нравилась. Но я терпел. А они не хотели терпеть и уехали. Теперь оба уже в Америке. И вот мы с женой снялись с насиженного места и потащились за ними. А что было делать? Потерять детей? Нет, уж лучше остаться без пальцев, чем без детей. Здесь мне говорят, что я теперь свободный человек. А что мне делать с этой свободой? Говорят, у американцев и часы не ломаются… Как же я заработаю на кусок хлеба в той Америке, а? Зачем я только поехал!..