Василий Потто - Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях

• Название: Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях
• Автор: Василий Потто
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05635-1

Фундаментальный труд выдающегося военного историка, генерала русской армии В. А. Потто охватывает период Кавказской войны с начала XVI века по 1831 год.

Многие годы автор разыскивал и собирал разрозненные документы и материалы с одной целью – извлечь из забвения и связать в одно стройное повествование драматические и героические события, которые, развиваясь и усиливаясь, определили совершенно особую роль Кавказской войны в нашей истории.

---

Быть может, Гессе и попробовал бы все-таки с испытанными кавказскими войсками преодолеть эти препятствия, но едва он тронулся на Аскану, как был остановлен весьма серьезным известием, заставившим его совсем отказаться от этой экспедиции. Дело в том, что одновременно с движением турок к Ахалцихе Осман-Хазандар-оглы вышел из Батума и стал на Кинтришинской поляне, всего в шести верстах от Николаевского укрепления. Здесь к войскам, пришедшим из Батума, присоединились еще пять тысяч лазов, и паша ожидал только прибытия сильного турецкого корпуса, направленного сюда из Трапезунда, чтобы занять Гурию. При таких условиях набег в Аджару являлся уже немыслимым. Гессе нужно было подумать о защите собственного края, над которым нависла грозная туча турецкого нашествия, и колебаниям не могло быть места. Чтобы спасти страну от разорения, оставалось одно – разбить авангард неприятеля прежде, чем подойдут к нему главные силы. И Гессе остановился на этом решении, тем более что дорога на Кинтриши могла привести его если не в Аджару, то в Кобулеты, где результаты экспедиции, в конце концов, были бы те же, что и в Аджаре. Множество кобулетцев, участвовавших в Ахалцихском походе, конечно, тотчас же вернулись бы назад, чтобы спасать свои дома, и тем поселили бы смущение в остальных войсках, так как ни один народ не подвержен заразительному чувству паники в той мере, как турки. И вот отряд, переменив направление, повернул к Николаевской крепости. Там присоединились к нему еще три роты сорок четвертого егерского полка с двумя орудиями, и в распоряжение Гессе собралось, таким образом, тысяча двести штыков и полуторатысячная милиция – силы, которые, по мнению его, были совершенно достаточны для разгрома восьмитысячного турецкого корпуса.

Но, решившись атаковать, нужно было уже торопиться, потому что неприятель накануне сам производил рекогносцировку и обе стороны обменялись пушечными выстрелами. Следовательно, можно было предположить, что турки ожидают скорого прибытия трапезундских войск и сами готовятся перейти в наступление. Собранные сведения показывали единогласно, что неприятель стоит на месте, называемом Лимани, где турки еще с осени, опасаясь наступления русских на Батум, приготовили завалы и укрепления.

Дорога от Николаевской крепости до самого неприятельского лагеря шла узкой полосой, почти не допускавшей развернуться боевому фронту: справа – страшный обрыв, под которым бушует Черное море, слева – крутые горы, одетые дремучим, едва проходимым лесом. Три ряда завалов, протянутых поперек дороги, прикрывали подступ к турецкому лагерю, который был раскинут на небольшой поляне, между морем и густым болотистым лесом. Высокий бруствер из деревянных срубов, заваленный каменьями и окопанный рвом, прикрывал его с фронта, а фланги были неприступны. Но крепкая неприятельская позиция не поколебала, однако, решимости Гессе, и 5 марта, в тот самый день, когда Ахалцихе торжествовал свое освобождение, гурийский отряд пошел атаковать неприятеля. Пехота с артиллерией двигались берегом моря; милиция заходила в тыл, пробираясь по болотам и чащам дремучего леса; еще две роты Менгрельского полка направлены были на неприятельскую позицию из Озургет через Лихаури; но они были слишком далеко, и на их помощь рассчитывать пока было нечего. Теперь, чтобы дойти до лагеря, нужно было выдержать предварительно огонь из неприятельских завалов; и действительно, не прошла пехота двух-трех верст, как уже очутилась перед первым их рядом. Сильнейший огонь остановил колонну. К счастью, в это время гурийская милиция уже успела зайти в тыл неприятелю, и турки, быстро очистив передовой завал, крепко засели за следующим рядом. Таким же образом, атакуя пехотой с фронта и посылая милицию в обход, пришлось русским действовать и при дальнейшем своем наступлении, заставляя турок последовательно бросать другие завалы. Постепенно подвигаясь вперед, отряд остановился наконец перед неприятельским лагерем. Пологий, узкий и совершенно открытый скат, расстилавшийся перед неприятелем, грозил русским большими потерями, а крепкая ограда лагеря делала его почти неприступным. Как прежде, так и теперь Гессе не задумался, однако, штурмовать его. Он приказал подготовить атаку артиллерийским огнем, и только тогда, когда часть передового ретраншемента уже была разбита русскими ядрами, пехота с барабанным боем пошла на приступ; милиция, укрытая в лесу, опять зашла в тыл неприятеля, и лагерь был атакован с двух сторон. Турки защищались отчаянно. Четыре часа продолжался штурм, и хотя неприятель буквально был уничтожен, но эта первая решительная победа в Гурии стоила и малочисленному русскому отряду двухсот десяти человек, в числе которых были девять офицеров и четырнадцать гурийских князей, – потеря по тому времени весьма значительная. Особенной похвалы заслуживало поведение в бою гурийской милиции; она превзошла всякое ожидание, и это было тем замечательней, что многие гурийские князья, кровью запечатлевшие теперь свою верность русскому делу, еще недавно считались сторонниками турок и действовали против русских при осаде Поти. Вся добыча, взятая в неприятельском лагере, была отдана милиции.

Выбитые из окопов, заваленные трупами, ничтожные остатки турецких войск с самим Хазандар-оглы укрылись в лесу. Гессе не решился, однако, вступить в этот болотистый, никому не известный лес и остановил преследование. Полагают, что при том беспорядке и ужасе, который был наведен на турок поражением их авангарда, Гессе без затруднений мог бы овладеть и Кинтри-шами и Кобулетами, лежавшими по дороге к Батуму. Но занятие этих пунктов едва ли принесло бы русским в то время существенную пользу. Ахалцихе был освобожден и без диверсии, а захватив Кобулеты, Гессе все равно не мог бы в них удержаться и, следовательно, напрасно потратил бы время и силы. Упорная защита турок в бою при Лимани невольно наводила на мысль, что каждый шаг в неприятельскую землю будет окупаться большими потерями, и, при отсутствии резервов, самые победы имели бы последствием неизбежную гибель в горах малочисленного отряда. Так именно думал Гессе и потому, приказав только срыть неприятельские окопы, отошел обратно к Кутаису.

Блестящая победа при Лимани не имела, таким образом, серьезного военного значения, так как Кинтришинская поляна осталась в руках неприятеля, давая ему возможность по-прежнему грозить отсюда вторжением в русские пределы. Но зато нравственное значение этой победы было громадно. Она показала всю тщетность стремлений турок вредить России путем возмущения Гурии и смежных с нею христианских земель и смирила беспокойные элементы, которые еще таились в самом княжестве и были склонны следовать турецким внушениям. Победа при Лимани была зарей новой гражданственности и мирной цивилизации для этой страны, еще полной стародавних традиций полувоенного быта, которые турки так долго стремились обращать в свою пользу.

XVIII. ЗАКАВКАЗЬЕ ПЕРЕД УГРОЗОЙ НОВОЙ ПЕРСИДСКОЙ ВОЙНЫ

В самый острый момент зимних событий 1829 года, одновременно с тем, как русский гарнизон в Ахалцихе был осажден Ахмет-беком, Гурия ожидала вторжения турок, а в Арзеруме собирались огромные турецкие силы, – в этот самый момент вдруг поколебались и мирные отношения России к Персии. Рядом с известием о наступлении турок к Ахалцихе в Тифлисе узнали, что русское посольство в Тегеране поголовно вырезано возмутившейся чернью и войска шаха не дали ей никакого отпора. Произошло и одно из неслыханных нарушений международного права, которое могло считаться открытым вызовом к войне. Для Паскевича создавалось неимоверно трудное положение.

Как всегда, внезапное стечение неблагоприятных обстоятельств немедленно отразилось и на внутреннем состоянии Закавказья, встревожив и поколебав умы легковерного населения. Повсюду возникли толки о неизбежном разрыве с Персией. Война казалась тем вероятнее, что в Талышинское ханство уже ворвался бывший владетель его Мир-Хассан-хан, – и совпадение этого факта с действиями турок невольно наводило на мысль о предварительном соглашении между персидским и турецким правительствами. Пошли слухи, что Наги-хан с карапапахами и курдами намеревается напасть на Эривань и что страшный христианам сардарь Гассан-хан скоро прибудет в Маку, чтобы лично организовывать и направлять набеги на Армянскую область. Среди пограничных жителей поднялась тревога. Несколько армянских деревень, поселенных близ Урдабада, уже бежали за Аракс. В самой Эривани многие горожане зарывали в землю лучшее имущество и укрывались в горы. В мусульманских провинциях всюду замечалось беспокойное брожение умов. В Шеке и Карабаге волнение росло с каждым днем, и то же, хотя в меньшем виде, повторялось и в Ширвани. Даже третий конно-мусульманский полк, уже стоящий на реке Акстафе и готовый к походу, не видя других татарских полков, снаряжавшихся теперь медленно и неохотно, обнаруживал стремление разойтись по домам и был удержан только силой. Джарские лезгины, еще так недавно предлагавшие Паскевичу выставить отборных всадников, теперь под разными предлогами не только уклонялись от своего обещания, но враждебные партии их стали показываться на Алазани и своим появлением тревожили мирные деревни Кахетии. Курды прервали переговоры и ждали, что будет.