Василий Потто - Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях

• Название: Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях
• Автор: Василий Потто
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05635-1

Фундаментальный труд выдающегося военного историка, генерала русской армии В. А. Потто охватывает период Кавказской войны с начала XVI века по 1831 год.

Многие годы автор разыскивал и собирал разрозненные документы и материалы с одной целью – извлечь из забвения и связать в одно стройное повествование драматические и героические события, которые, развиваясь и усиливаясь, определили совершенно особую роль Кавказской войны в нашей истории.

---

Ночью Попов собрал военный совет, на котором должен был решиться вопрос: быть или не быть Баязету. На совете этом присутствовали: генерал Панютин, полковники Боровский и Шамшев и майор Кутлянский; остальные штаб-офицеры гарнизона или оставались при войсках, или были настолько тяжело ранены, что не могли явиться. Панютин первый стал говорить о необходимости дальнейшей отчаянной защиты, указывая на то, что как ни ужасно положение гарнизона, но отступление может повести за собой последствия еще более ужасные. Решено было не употреблять новых усилий для овладения Восточной батареей, снять все орудия со стороны Эриванской дороги и отстаивать только четыре пункта: Красную и Новую башни да высоты, служившие подножием Новому и Старому замкам.

Едва войска разместились на названных пунктах, как неприятель с рассветом 21-го числа уже повел атаку на Красную батарею. Там стояли две роты Нашебургского полка под командой храброго капитана Полтинина. Они не только отразили нападение, но сами кинулись в штыки и разом заняли лежавшую впереди высоту, накануне оставленную Шамшевым. Сюда тотчас приехал Попов, и сюда же принесли к войскам на носилках раненого Панютина. Турки между тем отправились и повели атаку на Новый замок; но и здесь, как и у Красной башни, нападение было отбито. Тогда шесть русских орудий сосредоточили свой огонь на татарском квартале, где стояли главные силы неприятеля. Скоро большинство домов уже лежало в развалинах, и неприятель мало-помалу стал выбираться из предместья, стараясь укрыться от огня в соседних блокгаузах и башнях.

Пользуясь таким благоприятным моментом и общим воодушевлением гарнизона, Попов решился перейти в наступление. Армяне направлены были в мусульманский квартал, чтобы окончательно очистить его от турок, а стрелки Нашебургского полка с капитаном Полтининым, поддержанные двумя козловскими ротами, под общим начальством полковника Боровского, пошли на штурм Восточной батареи. Бой был жестокий; но нашебургцы и козловцы, соревнуясь друг перед другом, отняли батарею у турок и возвратили назад четыре потерянных оружия. Новая попытка неприятеля овладеть этим важным пунктом отражена была блистательно, и батарея окончательно осталась за русскими. В татарском квартале битва была еще гибельнее для неприятеля. Армяне, озлобленные тем, что несколько семейств их, живших в этой части города, были замучены баязетскими турками, не давали пощады никому: ни детям, ни женщинам. «Более тысячи трупов, – говорит очевидец, – свидетельствовали о произведенной здесь дикой расправе над изменниками».

К середине дня турки, сбитые на всех пунктах, отступили от Баязета и остановились на горах, верстах в девяти от города. Их не преследовали. С одной стороны, Попов справедливо опасался, что турки, выманив русских из укреплений, атакуют их в поле, где все преимущество было бы на стороне неприятеля, а с другой – трудно было и рисковать преследованием, когда почти третья часть гарнизона выбыла из строя, а остальные были донельзя изнурены боем, происходившим тридцать два часа кряду. Общая потеря русских в эти два кровавых дня состояла из одного генерала, двадцати четырех офицеров и четырехсот пятидесяти нижних чинов.

Однако этим далеко не кончилась опасность, угрожавшая Баязету. Ванский паша стоял в виду города, поджидая подкреплений, и в Баязете деятельно готовились к новому отпору. Войска не сходили с батарей и в то же время спешили скорей изгладить тяжелые следы минувшего боя: переносили в Новый замок раненых, предавали земле убитых.

Положение Баязета было в это время тем печальнее, что неприятель угнал у жителей весь скот, а оставшийся издыхал от голода. Татары и армяне являлись к Попову, прося дневного пропитания, и им раздавали провиант из казенных магазинов, так как запасов у них никаких не было, а поля были вытоптаны куртинскими конями. Почти всякий день приходилось высылать казачий полк против неприятеля, который в одно и то же время показывался с разных сторон; но для предохранения жителей от новых потерь и этой меры оказывалось часто недостаточно. Так, однажды, едва казаки, вызванные на тревогу, вернулись в лагерь, курды повторили набег и отхватили весь скот, выпущенный в поле. Шестнадцать армян, карауливших его, были взяты в плен, и на следующий день тела их нашли с отрубленными головами. «Пока неприятельский лагерь так близко, – писал Попов в своем донесении, – мы можем много потерпеть, ибо если мы пробудем еще три недели в таком положении, то жители погибнут от голода, и та же участь непременно постигнет наших лошадей и быков артиллерийского парка». Он просил патронов, войск и жаловался на крайний недостаток офицеров. «Снарядов, – писал он Паскевичу, – еще достаточно для двух неприятельских штурмов, но патронов едва ли достанет для одного… В Козловском полку офицеров весьма недостаточно: прапорщики командуют ротами, и нет ни одного штаб-офицера; полковой командир ранен, майор Янинский тоже, подполковник Тршесневский сошел с ума, Курский ушиблен лошадью без надежды на выздоровление. Чума продолжается, скученность войск усиливает болезнь и можно опасаться дурных последствий. Если бы немного подкрепления, то можно бы было прогнать неприятеля из его лагеря и освободиться от этой тяжкой блокады».

Так дни проходили за днями, не принося никакой перемены в положении гарнизона. Наконец, в исходе июня к Баязету неожиданно подошли триста рекрутов, высланных из Тифлиса, и вместе с ними прибыла рота Козловского пехотного полка. Слабая помощь эта, при столь тяжелом положении, казалась защитникам города ниспосланной свыше; но зато, одновременно с этим, подкрепления подошли и к ванскому паше, который стал еще сильнее, чем прежде. В Баязете со дня на день ожидали нового штурма, и гарнизону пришлось пережить несколько бессонных ночей, как вдруг с 3 на 4 июля прискакал лазутчик с известием, что турки бегут… «Не знаю причин, которые побудили их к этому, – доносил Попов в тот же день Паскевичу, – но лагерь их почти со всем имуществом брошен, и наши казаки уже заняли прежние свои пикеты».

Ответ Паскевича не замедлил разъяснить, в чем дело. Главнокомандующий писал в том же смысле, что лучшей и действительной помощью для Баязета должны были служить победы, одержанные им в Саганлугских горах над Гагки-пашой и сераскиром, падение Гассан-Кале и взятие Арзерума. Успехи русского оружия в центре действительно освободили наш левый фланг от дерзкого противника, и в Баязете только теперь поняли причину нерешительных действий и бегства ванского паши почти в тот самый день, когда к нему подошли свежие силы. Слух об участи, постигшей на Саганлуге турецкие армии, лишил ванского пашу необходимой энергии, а падение Арзерума, о котором в неприятельском стане, естественно, узнали гораздо раньше, чем в осажденном Баязете, довершило остальное. Паше приходилось теперь заботиться уже о защите своих земель и о собственной своей безопасности, и в два дня весь Баязетский пашалык очистился от неприятеля.

Попов доносил Паскевичу, что магометанское население края теперь спокойно и, может быть, осталось бы таким даже во время вторжения турок, если бы ванский паша не имел опоры в персидских курдах и через них не повлиял бы на те племена, которые кочевали в наших пределах. Действительно, одним из главных возмутителей собственно баязетских жителей оказался куртинский ага Сулейман, член областного Баязетского правления и человек, предназначавшийся Паскевичем к командованию куртинским полком. Брат этого Сулеймана, находившийся при ванском паше, заблаговременно был облечен уже в звание военного губернатора Баязетской провинции, и его-то влияние более всего отразилось на джалалинских курдах, которые восстали почти поголовно и потом бежали в Турцию, под тем же влиянием, усиленным еще примером Сулеймана, изменили нам баязетские турки, и в числе их были даже родственники тех, которые, находясь при главной квартире, пользовались особыми милостями Паскевича. Во время взятия татарского квартала некоторые из этих турок были убиты, и в их-то именно домах были найдены отрезанные головы русских. Армяне, по свидетельству Попова, вели себя хорошо, русским были преданы от души и повиновались начальству.

Политическая программа Паскевича по отношению к этому взволнованному краю выразилась в следующем лаконичном наставлении, данном им генералу Попову. «Всех баязетских турок, оказавшихся изменниками, – писал он, – арестуйте; старшин куртинских не трогайте, чтобы не вооружить против нас народа; армянам не верьте – их преданность может быть признаком страха». – «Армяне, – возразил на это Попов, – столько показали приверженности к нам в опасное время, что я своим долгом считаю ходатайствовать за них перед вашим сиятельством, – они заслуживают доброго о них мнения…» И Попову удалось поколебать недоверие Паскевича, по крайней мере, настолько, что в своих позднейших инструкциях главнокомандующий выражается об армянах уже гораздо мягче.