Иван Падерин - Когда цветут камни

• Название: Когда цветут камни
• Автор: Иван Падерин
• Издательство: Мордовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1975

Роман Ивана Падерина «Когда цветут камни» посвящен завершающему этапу Великой Отечественной войны: форсированию Вислы, Одера и штурму Берлина, когда с исключительной силой проявились зрелость, боевое мастерство наших командиров, героизм советских воинов.

На фоне этих исторических событий писатель знакомит читателей с семьей рабочего-коммуниста Фрола Корюкова. Его сын Максим — главный герой романа — командир стрелкового полка, дочь Варя — военная радистка. Пошел на фронт младшим лейтенантом и сын Василий, однако малодушие сделало его отщепенцем, сурово осужденным семьей и Родиной.

Нелегкие судьбы героев романа, их раздумья о назначении человека несомненно привлекут внимание и взволнуют читателя.

---

— Хайль Гитлер!

— Мой верный друг, — сказал ему Гитлер, — я готов выслушать твой доклад через полчаса.

Безмолвным жестом послав куда-то адъютанта, он скрылся за дверью.

Гудериан, оставшись в приемной, догадался, что у фюрера идет обсуждение секретного плана, с которым Гудериан бегло познакомился еще в Цигенберге. План этот родился в голове Гитлера на второй же день после испытания нового сверхскоростного и сверхвысотного летательного аппарата, сконструированного Брауном. Теперь этот аппарат был назван «Фау-2». Это действительно чудо двадцатого века. «Фау-2» поднимается на высоту сто семьдесят тысяч метров. На такой высоте аппарат с минимальной затратой реактивного горючего способен достигнуть весьма отдаленных объектов по строго заданному курсу. Сам конструктор утверждал, что его аппарат после некоторых усовершенствований может достигнуть Луны. Такое заявление расковало буйную фантазию Гитлера; он стал мечтать вслух чуть ли не о завоевании вселенной. Но это в будущем. Пока же он ограничил свои мечты реальными возможностями: приказал срочно начать серийный выпуск «Фау-2» для нанесения ударов по важнейшим центрам противника на западе и на востоке.

— Будем надеяться, — сказал Гитлер на приеме в честь Брауна, — что аппарат «Фау-2» поможет нам выиграть войну. Слава Брауну!..

И с этой минуты в имперской канцелярии днем и ночью твердят: «Браун, Браун…», «он помогает фюреру выиграть войну…», «это счастье для Германии, это гений…».

Через полчаса, как было сказано, дежурный адъютант пригласил Гудериана в кабинет Гитлера. Переступив порог, начальник генштаба начал, не теряя ни минуты, утренний доклад. Но Гитлер тут же прервал его вопросом:

— Сколько у русских танков?

— Сколько танковых дивизий прибыло на Вислу после первого января? — уточнил вопрос всегда хмурый начальник партийной канцелярии Борман.

Было видно, что Борман уже где-то раздобыл более свежие данные, которыми не располагал генштаб.

— Мой фюрер, мои сведения не будут для вас новостью. Позволю себе заметить: если бы наша разведка была сосредоточена в одних руках, то генеральный штаб…

— Кто жалуется на недостаток власти, у того, значит, не хватает ума и воли взять эту власть в свои руки, — снова перебил Гитлер Гудериана и, подняв палец, сказал подчеркнуто: — Разведка в одних руках…

Наступила минута напряженного молчания. Гитлер прошелся у края своего стола, посмотрел на карту Восточного фронта:

— Главное в сражении не сведения разведки, а психология солдат. Русские сейчас, именно в эту минуту, бросают в атаку танки. Но эти танки наткнутся на крепости, на сотни крепостей! Они остановят русские танки и превратят их в жаркие костры. Сто, двести, тысяча костров озарят поле боя…

— Я буду рад и молю об этом бога, — сказал Гудериан, поняв, что речь идет о противотанковых гнездах для солдат-одиночек, вооруженных фаустпатронами.

О них вчера вечером докладывал инженер Зейдлиц, прилетевший с Восточного фронта в Берлин вместе с Гиммлером. Гудериан внимательно изучил чертежи этих гнезд. Прекрасное сооружение, и лишь одно, по его мнению, не учтено в устройстве гнезда: солдат в ходе боя не может маневрировать и взаимодействовать, он изолирован. Однако этот недостаток имеет свой плюс: одинокий солдат, сидя в гнезде, не может заразиться паникой, ему все равно некуда отступать, и он будет драться с танками до конца.

Гитлер все продолжал говорить о поле боя, охваченном огнем горящих танков, говорить так, словно они уже горели у него на глазах. В таких случаях ему всегда трудно было остановиться. Он говорил до тех пор, пока не чувствовал, что его слушатели не только поверили ему, но и глубоко убедились в правоте его слов.

Через два часа Гудериан вернулся в Цоссен.

2

Утром 15 января в генеральный штаб донесли о начале наступления русских в Карпатах.

А утром 16 января пришли новые сведения об активных действиях советских войск в Прибалтике. И Гудериану стало ясно, что Советские Вооруженные Силы начали небывалое по размаху наступление: фронт протяжением в тысячу двести километров — от Балтийского моря до Карпат — пришел в движение.

Теперь, казалось, наступит жестокий цейтнот войны, и полетят головы и ранги людей, которые занимались Восточным фронтом. Но в тот же день из штаба группы «Висла» поступила успокоительная сводка: уничтожено сто восемьдесят танков противника… Сто восемьдесят сильных маневренных Т-34, высоко оцененных Гудерианом еще в начале войны, воспламенились от ударов фаустпатронов.

— Что будет дальше? Фаустпатрон — это наше счастье, это победа! — воскликнул Гудериан, примчавшийся в имперскую канцелярию.

Гитлер принял его приветливо:

— Прошу, прошу, мой друг.

В ту же минуту в кабинете появились Геббельс, его помощник Фриче и два радиокомментатора с аппаратом звукозаписи.

Вскинув руку, Геббельс приветствовал Гитлера. За ним, как по команде, Фриче и радиокомментаторы крикнули:

— Хайль Гитлер!

Фюрер молча привстал и так же молча сел. Он не имел привычки приглашать садиться входящих к нему. Лишь дипломаты могли рассчитывать на такую честь в его кабинете. Поэтому Гудериан, Геббельс и Фриче с радиокомментаторами торчали сейчас, как воткнутые в землю колья, ожидая, кому из них будет позволено говорить в первую очередь.

— Чем порадуем мы сегодня народ Германии? — спросил Геббельс, глядя на аппарат звукозаписи.

— Подбито сто восемьдесят танков! — сказал Гудериан.

Радиокомментаторы, записав слова начальника генштаба, тут же постарались выразить восхищение и тем самым засвидетельствовать свою преданность Гитлеру.

Гитлер окинул взглядом потолок. Это значило: тише, внимание.

— Генерал Кальтенбруннер!

Из соседней комнаты слева, через которую фюрер обычно проходил в столовую, появился высокий генерал Кальтенбруннер.

— Слушаю, мой фюрер.

— Читайте, — приказал Гитлер.

Кальтенбруннер не торопясь открыл свою папку.

— Обращение Черчилля к Сталину от шестого января тысяча девятьсот сорок пятого года, — сказал Кальтенбруннер. — «На западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете… по собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех — и его и наших — важнейших решениях… Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным. Уинстон Черчилль».

Пауза.

— Дальше, — сказал Гитлер.

— Ответ Сталина от седьмого января, — продолжал Кальтенбруннер. — «Получил вечером седьмого января Ваше послание от шестого января тысяча девятьсот сорок пятого года… Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам. Сталин».

— Дальше.

— Девятого января Черчилль ответил Сталину: «Я весьма благодарен Вам за Ваше послание. Я передал его генералу Эйзенхауэру только для личного сведения. (На этой фразе Кальтенбруннер улыбнулся.) Да сопутствует Вашему благородному предприятию полная удача! Уинстон Черчилль».

Кальтенбруннер закрыл папку и отступил на шаг назад.

— Как видите, — поспешил прокомментировать эти документы Геббельс, — англичане и американцы устами Черчилля признают тяжелое положение своих войск в Арденнах, жалуются на широко растянутый фронт, а это значит — признают поражение. Сталин признался, что его войска не готовы к наступлению, но он все же начал наступление. А это значит…

— Это значит, — перебил его Гитлер, — что и на востоке сражение выигрываем мы… Генерал Гудериан, доложите ход сражения на Висле.

Гудериан развернул рабочую карту и, прочитав утренние сводки, принялся высказывать свои мысли о дальнейшем ходе сражений, доказывая прочность и неприступность оборонительного вала на Висле. Противотанковые узлы, основные и промежуточные линии, глубоко эшелонированная оборона, индивидуальные солдатские крепости, расставленные в шахматном порядке на переднем крае, — все эти данные и много других привел он, убеждая самого себя и Гитлера в том, что сражение будет выиграно.