Иван Падерин - Когда цветут камни

• Название: Когда цветут камни
• Автор: Иван Падерин
• Издательство: Мордовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1975

Роман Ивана Падерина «Когда цветут камни» посвящен завершающему этапу Великой Отечественной войны: форсированию Вислы, Одера и штурму Берлина, когда с исключительной силой проявились зрелость, боевое мастерство наших командиров, героизм советских воинов.

На фоне этих исторических событий писатель знакомит читателей с семьей рабочего-коммуниста Фрола Корюкова. Его сын Максим — главный герой романа — командир стрелкового полка, дочь Варя — военная радистка. Пошел на фронт младшим лейтенантом и сын Василий, однако малодушие сделало его отщепенцем, сурово осужденным семьей и Родиной.

Нелегкие судьбы героев романа, их раздумья о назначении человека несомненно привлекут внимание и взволнуют читателя.

---

То ли труп был тяжел, то ли ковер, но, пока они вытаскивали его через черный ход на площадку, внутри двора имперской канцелярии, у Шульца заныла поясница.

Смеркалось.

— Дальше не понесу, не могу, — решительно отказался Шульц.

— Дальше и некуда, — сказал Вернер, как бы подчеркивая, что территория гитлеровской Германии теперь ограничена вот этими стенами.

Пришел подполковник Кемпка, личный шофер Гитлера. Он выплеснул из канистры бензин, отошел к стенке, поджег пропитанную бензином перчатку и бросил ее на ковер. Ковер вспыхнул ярким огнем. Вернер и Шульц отбежали в темный угол.

— Огонь слабый, сейчас погаснет, — сказал подбежавший к ним повар.

Шульц знал этого повара давно, но еще ни разу не слышал его голоса. Повар был суров, как чугун, и молчалив, как рыба, а сегодня вдруг заговорил, и голос у него оказался женским:

— Огонь скоро погаснет…

Это насторожило Вернера. Однако костер горел довольно ярко. На освещенной его пламенем площадке показались две фигуры с белыми флагами. «Парламентеры от Фриче, — догадался Шульц. — Почему они вышли через тайный ход? А-а, боятся верных рыцарей Гитлера». Но вот свет костра, в котором горел Гитлер, озарил парламентеров, и они поторопились скрыться в темноте. «Нет, это оседает пламя», — думал Шульц. И вдруг тлеющий красным огнем ковер развернулся, и Шульцу померещилось, что Гитлер поднимается с ковра.

— Тихо, тихо, это стропы перегорели, — проговорил повар.

— Где достать еще бензина? — спросил Вернер.

— Сейчас вылью последние капли. Много пошло на Еву Браун, — пожаловался Кемпка.

«Вот как разговорился», — отметил про себя не на шутку перепуганный Шульц.

Костер снова вспыхнул и снова быстро погас.

— Не горит…

И в эту минуту Шульц окончательно уверовал в святость Гитлера. «Да, он святой человек. Смерть отступила перед ним в тот роковой час, когда взорвалась бомба, подложенная под его стол заговорщиками. Готовилось еще одно покушение: в самолете, на котором Гитлер собирался лететь в Мюнхен, была запрятана под сиденьем мина замедленного действия. Гитлер уже шел к этому самолету и вдруг повернул обратно, будто святой дух подсказал ему об опасности. Наконец, Гитлеру угрожала верная смерть от американских бомб. Сам бог охранял его. Вот почему его тело не подвластно огню. Он все слышит и все видит. Надо уходить…»

— Куда? — остановил его Вернер, схватив за руку. — Фюрер не простит тебе дезертирства. Он завещал…

— Что же делать? — уже не скрывая своего страха, спросил Шульц.

— Надо сжечь, — ответил Вернер. Зная, что Шульц верит в святость Гитлера, он добавил: — Тем, кто исполнит это, бог отпустит все грехи, и наш фюрер с того света будет руководить поступками своих верных сторонников. Не будем терять времени. Скоро ворвутся русские…

Во дворе была глубокая яма с бетонированными стенками. За последние дни в этой яме сожгли много бумаг. Над ней высилась черная куча бумажного пепла. Вернер, Шульц и повар сбросили в яму полуобгоревший труп Гитлера, и он бесследно утонул в пепле. Потрясенный Шульц попятился к тайному ходу в подземелье.

Там, в темном углу, кто-то переговаривался. Шульц прислушался. Голос сказал:

— На мосту Бюргерштрассе русские выкинули ответный белый флаг и прекратили огонь.

— Хорошо, идемте, — ответил голос.

— С богом.

Шульц отступил в сторону. Мимо него с белыми флагами прошли посланцы Фриче и два офицера из штаба бригады «Адольф Гитлер».

— С богом, — повторил кто-то из темноты.

Шульц не сомневался, что Гитлер может подняться из ямы, встать у тайного входа в подземелье, заваленного бумагами, и преградить ему путь. Озираясь, он пошел искать другой подземный ход. Он должен был вырваться туда, на запад. Вырваться во что бы то ни стало.

6

Прибыв на командный пункт генерала Бугрина, комендант Берлина Вейдлинг заявил, что вверенные ему войска танкового корпуса и пехотные части Берлинского гарнизона, кроме войск СС, прекращают сопротивление и готовы сдать оружие. Говоря это, Вейдлинг обнажил голову с гладко зачесанными назад волосами и снял очки. Губы его потрескались, на щеках выступили синие пятна.

— Почему же войска СС не пришли к такому же разумному решению? — спросил Бугрин.

— Они не подчиняются мне, — ответил Вейдлинг. — Дальнейшее сопротивление бессмысленно.

Голова его затряслась.

Бугрин, переговорив по телефону с командующим фронтом, предложил Вейдлингу написать приказ войскам Берлинского гарнизона о капитуляции, указав пункты сдачи оружия. Вейдлинг беспрекословно подчинился, предупредив еще раз, что его власть не распространяется на войска СС.

— Хорошо, пишите приказ своим войскам, остальные сами сдадутся…

Через несколько минут Вейдлинг и сопровождающие его лица отправились на узел связи — передать по радио и телефонам приказ о капитуляции.

Вскоре появились парламентеры из имперской канцелярии с письмом Фриче. Выслушав их, Бугрин позвонил начальнику штаба армии:

— Ко мне пришла еще одна делегация, от директора пропаганды Фриче… Да, да, тоже парламентеры. Они просят у нас защиты… Необходимо дать сопровождающего офицера, чтобы они могли заехать к Фриче и отвезти его на радио. Он называет себя «известным лицом в Германии» и предлагает свои услуги — воздействовать на войска СС. Впрочем, эти войска, по моим сведениям, уже готовы капитулировать.

Проводив парламентеров усталым взглядом, Бугрин подошел к окну, распахнул его. Тиргартен, Тиргартен — черные развалины, огромная могила не одной тысячи советских воинов. Перед окном стоял опаленный, искалеченный осколками тополь. Его ветка тянулась к окну. На ней кое-где зеленели листки. Бугрин осторожно взял ветку рукой.

— Здорово, друг. Извини, некогда мне было поговорить с тобой… Трудное время, но не тужи, зеленей. Слышишь, какая тишина? Скоро взойдет солнце. Кругом камни, развалины, мрак, а ты докажи, что жизнь торжествует, и порадуй людей своей листвой…

Бугрин оглянулся: не слушает ли кто-нибудь этот ребяческий разговор с тополем? Мог ли он думать, что вот так и даже как-то глуховато закончится битва за Берлин? Тишина, оглушительная тишина как бы ошеломила его. Он еще не успел осознать значительности этой минуты. Внезапная тишина разбудила в нем желания, таившиеся под спудом. Хорошо бы тихонько появиться дома ночью, до восхода солнца, и, не тревожа спящих детей, шепотом поговорить с женой. О чем они стали бы говорить? Он этого не знал… Но, конечно, о жизни, о послевоенной жизни. Они будут говорить тихими словами, по виду буднично, очень просто, как положено русскому человеку, который привык и думать и говорить о великих делах и совершать их без лишнего шума. Разве восход солнца сопровождается громом и грозой? Но появление солнца над землей каждый раз приносит радость всему, что есть на свете живого.

От телефонного звонка Бугрин вздрогнул. Начальник штаба фронта требовал подготовить пять самых боеспособных полков для совершения марш-маневра. Из коротких фраз начальника штаба можно было понять, что маршал Жуков сейчас занят решением сложной задачи.

— Война еще продолжается. На юге Германии, а также в Западной Австрии и Чехословакии действуют немецкие части. Где-то скрываются батальоны предателя Власова…

Посмотрев сводку потерь, Бугрин установил, что самыми боеспособными по численному составу оставались полки, в которых были созданы штурмовые отряды. Он назвал пять полков, в том числе и полк Корюкова; Жукову были нужны полки, способные решить любую боевую задачу.

В это время полк Корюкова уже начал разоружать фашистский гарнизон имперской канцелярии.

Капитан Лисицын привел к Вербе, принявшему командование полком, большую группу имперских чиновников, взятых в подземелье канцелярии. Среди них были личные телохранители Гитлера и Геббельса. Пьяный Шульц все еще с ужасом озирался по сторонам. Его страшила черная куча пепла, извлеченная вместе с трупом Гитлера из ямы.

Лисицын сказал Вербе:

— Я допытывался, где Борман, — молчат. А вон тот, — Лисицын показал на Шульца, — говорит, что Борман ушел неизвестно куда.

— А Геббельс? — спросил Верба.

— Геббельс уже труп. Весь обгорел. Но его помощники помогли опознать… «Сибирь, Сибирь», — говорят. Боятся Сибири, как смерти. А я им говорю: много захотели — в Сибирь. Я коренной сибиряк, у нас в полку много сибиряков. Воздух в Сибири чистый, и жалко, если вы таким воздухом дышать будете…

— Ладно, — прервал Лисицына Верба. — Веди их, куда надо, и возвращайся.

Осмотрев двор имперской канцелярии, Верба спустился в подземелье. Из каждого отсека несло вином, жженым мясом и тухлыми яйцами.

— Кто там ходит? — послышался голос из темноты.

Это Туров. Зажав голову руками, он сидел на перевернутой бетономешалке (до последних дней здесь не прекращалось строительство подземных нор). Под ногами у него — открытая бутылка вина.