Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

• Название: Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932
• Автор: Юрий Фельштинский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05590-3

В настоящее издание включены архивные статьи, письма, интервью и другие документы, написанные Львом Троцким в 1929–1932 гг., после его высылки из Советского Союза в феврале 1929 г. На русском все тексты публикуются впервые. Часть документов является первопубликацией. Сборник произведений Троцкого позволит существенно расширить представление о характере деятельности лидера оппозиции в первые годы эмиграции. Том содержит материалы, освещающие возникновение и эволюцию организаций сторонников Троцкого в отдельных странах Европы, Америки и Азии, расколы и перегруппировки, происходившие в них, появление конкурировавших групп и отчаянную борьбу между ними по вопросам теоретической догматики, тактики, степени «верности» Троцкому и т. д. Наконец, архивные материалы Троцкого бесспорно важны для более панорамного восприятия облика различных политических деятелей, современников Троцкого, прежде всего Ленина и Сталина, а также ряда других действующих лиц всемирной драмы 30-х годов XX века.

Том подготовлен к изданию известными российскими историками, проживающими в США, докторами исторических наук Ю.Г. Фельштинским и Г.И. Чернявским. Книга снабжена обширным предисловием, примечаниями и именным указателем.

---

Энергичная деятельность позволила Л.Л. Седову добиться, что «Бюллетень оппозиции» установил связь со многими странами, библиотеками, книжными магазинами, книжными фирмами, политическими организациями различных направлений. Интерес к журналу был довольно значителен, что позволяло регулярно его выпускать, хотя и небольшим тиражом, на протяжении свыше двенадцати лет[30].

В СССР журнал ввозили нелегально лица, возвращавшиеся из зарубежных командировок, а также иностранцы. Однажды его приобрели официальные головотяпы для магазина международной книги в Москве. Туда же попало несколько экземпляров автобиографии Троцкого «Моя жизнь»[31]. Но, разумеется, даже в первые годы издания журнал достигал лишь единиц из числа заинтересованной публики и просто тех, кто стремился получить информацию иного происхождения, нежели советский официоз. А с 1935 г. одно только прикосновение к его обложке в случае раскрытия этого криминала означало долголетний концентрационный лагерь или даже расстрел. Троцкий многократно признавал, что с распространением «Бюллетеня оппозиции» в СССР дело обстоит плачевно. Зато высшие коммунистические иерархи знакомились с «Бюллетенем оппозиции» обстоятельно. Журнал закупали для Сталина и его окружения, библиотеки ЦК ВКП(б). Даже в отделе специального хранения библиотеки им. В.И. Ленина (ныне Российская государственная библиотека) отложился его комплект.

Сталин и его подручные несколько раз упоминали «Бюллетень оппозиции» в своих публичных выступлениях для разоблачения «троцкизма», трактуя его статьи как выражение союза с гитлеровской Германией и призыв к террору в СССР. Сталин цитировал «Бюллетень оппозиции» на XVII съезде ВКП(б) в 1934 г.[32] В 1935 г. секретарь ЦК ВКП(б) Н.И. Ежов широко цитировал журнал на закрытом совещании в ЦК партии, а на пленуме ЦК в июне того же года утверждал, что террористическая деятельность против советских руководителей проводилась якобы под непосредственным руководством Троцкого, причем в качестве «доказательства» Ежов привлекал «Бюллетень». Вот какая, с позволения сказать, «аргументация» здесь фигурировала: «Во многих статьях, касающихся процесса по делу убийства товарища Кирова, статьях, опубликованных в его собственном «Бюллетене» (обратим внимание, что даже на пленуме ЦК Ежов не решился привести полное наименование журнала. — Ю. Ф. и Г. Ч.), Троцкий разглагольствует против ареста Зиновьева и Каменева и полностью берет их под свое крыло». Особо отмечалась статья Троцкого «Рабочее государство, термидор и бонапартизм»[33], в которой будто бы предлагалась программа террора против руководителей ВКП(б)[34]. В существовании «Бюллетеня оппозиции» для Сталина и его приближенных виделась угроза, они боялись самого его языка, с которым никакой лексикон в мире не мог быть сопоставлен по силе обличения и негодования, причем с очень знакомых советским главарям большевистско-ленинских позиций.

Просматривая «Бюллетень», Сталин, естественно, особое внимание уделял статьям о собственной персоне, публикуемым почти в каждом номере. Через свой журнал Троцкий вел почти непрерывную дуэль с советским диктатором. Это было единственное русскоязычное издание в мире, в котором с глубоким знанием дела, мастерски, да еще и на базе марксистско-ленинской догматики разоблачалась диктатура «кремлевского горца».

Важнейшей своей задачей изгнанник считал анализ советских реалий, той системы, которая сложилась в СССР к концу 20-х — началу 30-х гг. В многочисленных книгах, статьях, письмах, а затем и в незавершенной работе «Сталин» Троцкий определил сталинскую диктатуру 30-х гг. как бонапартизм, имея в виду некоторые особенности власти и Наполеона I, и его «маленького племянника» Наполеона III.

Марксистское обществоведение, особенно в его ленинском обличье, очень любило щеголять терминами, связанными с революционной историей Франции, транспонируя их на события XX в., особенно в России. Спекуляции по поводу «бонапартизма» совершенно не соответствовали действительности. Он рассматривался вне всякого исторического контекста как режим, возникающий при некоем равновесии борющихся классовых сил, который прибегает к демагогии, включая обманные плебисциты или референдумы. С последними в попытках Троцкого применить понятие «бонапартизм» к сталинскому режиму выходила очевидная накладка, так как никаких «всенародных голосований» по поставленным вопросам Сталин никогда не устраивал. Единственное же «всенародное обсуждение» — проекта «Сталинской конституции» во второй половине 1935 г. — имело место на гребне Большого террора, между первым и вторым судебными фарсами над реальными и вымышленными бывшими сторонниками Троцкого, другими оппозиционерами, опять-таки бывшими, и попросту пристегнутыми лицами. «Всенародное обсуждение» было, по существу дела, вдалбливанием в головы населения мошеннического документа, когда вождь был абсолютно уверен, что никто уже не осмелится пикнуть. Понимая крайнюю хрупкость своей конструкции, Троцкий в виде псевдоплебисцита, причем только в рамках ВКП(б), однажды пытался представить выражение отношения коммунистов к Сталину — кто за него, тот в партии, кто против — вне ее.

Но даже и в таком понимании сталинского «бонапартизма» Троцкий не был последователен и настойчив; вроде бы придя к выводу, что таковой уже существует, он тут же заявлял в 1930 г., что предстоявший XVI партийный съезд — это «автоматическая подготовка бонапартизма»[35].

Можно полагать, что при всей остроте оценок, обилии достоверного и разнообразного фактического материала сущность Сталина и сталинщины Троцкий понять до конца не смог и даже порой, особенно в начале эмиграции, несколько идеализировал советского диктатора. «Сталин ведет борьбу с правыми под кнутом оппозиции», — писал он в первом номере своего журнала[36], явно переоценивая место и роль оппозиционной деятельности, с одной стороны, и представляя Сталина как «центриста», которого еще можно было исправить, — с другой.

Хотя детали аргументации Троцкого менялись, сущность ее, выраженная в статьях, письмах, книгах периода эмиграции, а затем и в работе «Сталин», оставалась неизменной. Он видел в Сталине представителя и выражение бюрократии, которой удалось захватить контроль над ходом революции и отвлечь ее от первоначальных, благородных целей. Основной причиной этого был тот комплекс фактов, что революция, происшедшая в социально-экономически отсталой России, не была поддержана на развитом Западе, не превратилась сразу же в «перманентную революцию», а российский пролетариат устал и истощился в борьбе за преодоление разнообразных трудностей. Пролетариат оказался не в состоянии сохранить контроль над бюрократией, последняя смогла установить свое господство, не разрушая социалистических потенций СССР.

Как отмечает исследователь сталинизма Г. Джилл, в стремлении преуменьшить роль личности в истории Троцкий рисовал Сталина лишь как представителя анонимных бюрократических сил, недооценивал независимую роль Сталина и поддержку его из небюрократических социальных источников[37]. «Сталин — продукт машины» — этот афоризм, написанный осенью 1939 г. (читатель встретит его в данном издании), в предельно лаконичной форме выражал понимание Троцким истоков сталинизма. Такая постановка вопроса, отмечает Джилл, не дает возможности понять всю совокупность сталинского террора, ибо он был направлен против самых разнообразных общественных сил, включая и саму бюрократию.

В то же время глубочайшая личная ненависть к хозяину Кремля, несмотря на марксистский догматизм и зашоренность верностью социализму, вступала в противоречие с «социологическим» объяснением сталинизма, заостряла видение конкретных фактов, связанных с личной властью в СССР. Троцкий был первым, кто во всеоружии фактов, последовательно и целеустремленно, приступил к разоблачению политики советского диктатора, не пренебрегая его личными качествами, а учитывая их. Сильной стороной его критики было великолепное знание коридоров кремлевской власти и личное знакомство с ее носителями, прежде всего с самим главным героем.

Трудно быть вполне уверенным в том, что Сталин действительно произнес знаменитую фразу, которую Троцкий неоднократно повторял: «Самое лучшее в жизни — отомстить врагу: хорошо подготовиться, нанести удар и… пойти спать». Скрытность и расчетливость Сталина могут поставить под сомнение подлинность этого высказывания. Но тот факт, что оно адекватно выражало важнейшую личную черту Сталина — бесспорно, и фиксация Троцким внимания на ней свидетельствовала, что Сталин был для него отнюдь не только «продуктом машины». С полным основанием американский историк писал, что Сталин «был наделен острым чувством политического времени и шестым чувством по отношению к слабостям своих оппонентов»[38].