Г. Джемаль - Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке

• Название: Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке
• Автор: Г. Джемаль
• Издательство: Ummah, Социально-политическая мысль
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5–902168–37–6, 5–98587–017–0

Данный сборник бесед и исследовательских работ участников научной группы Исламского комитета под руководством Гейдара Джемаля посвящен развитию идеологии политического ислама в ХХ веке. Статьи членов Центра изучения конфликта, раскола, оппозиции и протеста посвящены, в частности, анализу взглядов видных теоретиков политического ислама – таких, как Сейид Кутб, аятолла Хомейни, Али Шариати, Калим Сиддыки. Вниманию читателя также предлагаются исследования, посвященные «черному исламу» и католической теологии освобождения. Участники научных семинаров обсуждают перспективы развития исламской политической мысли в ХХ веке, а также очертания нового протестного дискурса в наступившем столетии.

---

В-третьих, эта группа стремится не вмешиваться в политику, разделяя «священное и мирское». На самом деле заинтересованность в развитии событий по тому или иному пути, конечно же, сохраняется, но группа не желает проявлять себя явно. Ниже этот тезис будет проиллюстрирован соответствующим примером.

Концепция Ордена

«Футувват-наме» Абдураззака Кашани сообщает, что во времена, предшествующие ниспосланию Корана, в Аравии существовал тайный орден, магистром которого являлся дядя Пророка (СААС) Абу Джахль. Якобы в противовес ему и была создана футувва, первым рыцарем которой был сделан имам Али. Поэтому только что обозначенный комплекс исторических персонажей и движений, связанный с противостоянием линии имама Али, атлантической традицией, Ибн Араби, можно условно назвать «Орденом Абу Джахля». Если таковой «Орден» существовал в действительности, естественно, эзотерическое ядро его учения должна была составлять древняя западно-семитская Традиция, восходящая к Атлантиде. Имеет смысл предположить, что к нему должна была принадлежать какая-то часть мекканской аристократии, т. е. те самые «мунафики», которые стали основой режима Омейядов. И после бегства Омейядов в Дамаск в результате революции[243], вполне возможно, «Орден» обрел новую почву в Испании — где в дальнейшим с ним как-то мог столкнуться Ибн Араби.

Вообще, интересно, что судьба Ибн Араби тесно связана прежде всего с двумя геополитическими образованиями — арабским Магрибом и Османской империей. «Великий Шейх» родился в Испании — в то время она была частью Магриба. Жизнь шейха была неразрывно связана с марокканским городом Фесом — центром активности североафриканского суфизма. Интересно, что в Фесе провел два года и посвятил этому городу специальную книгу один из учеников Генона — Титус Буркхардт, перешедший, как и другие ученики Генона, в ислам, где он взял себе имя Ибрахим Изз ад-Дин. Вообще, Магриб в силу своей географической близости является естественным фактором знакомства европейцев с исламом. Поэтому, в идеале, на магрибинских мусульманах исторически должна лежать определенная «ответственность», связанная с даават среди жителей Западной Европы. Между тем еще Омейяды, по сути, провалили миссию исламизации европейского континента — но тем же самым Омейядам магрибинская культура фактически обязана своим существованием. По крайней мере, т. н. «золотой век» мусульманской Испании считается и «золотым веком» всего Магриба. Характерно, что уже во времена Ницше отношение к наследию Кордовского халифата стало вполне комплиментарным, но эта комплиментарность — комплиментарность по отношению, прежде всего, к «омейядскому» полюсу исламского мира.

Если для Магриба влияние, оказанное на него школой Ибн Араби, может называться в некотором смысле естественным[244], то для Османского государства это влияние, очевидно, привнесенное. Тем не менее оно затронуло и этот регион довольно рано. Главным механизмом здесь послужила операция по синтезу наследия Ибн Араби с наследием Джелаладдина Руми. Дело в том, что ученик «Великого Шейха» Садр ад-Дин Кунави стал впоследствии близким товарищем Руми. Также в скором времени сложилась традиция иллюстрировать «Футухат аль-маккийя» стихотворениями Джелаладдина Руми, и наоборот — комментировать мистическую поэзию «Маснави» текстами «Великого Шейха». Учитывая тот вклад, который поэзия Руми внесла в формирование этнического самосознания османов, неудивительно, что доктрина «вахдат аль-вуджуд», состыкованная с учением Руми, стала пользоваться в Османской империи колоссальной популярностью. Первым шейх-уль-ислам, при втором султане, Орхане Гази, стал представитель акбаритской традиции, Дауд аль-Кейсари. При этом не надо забывать, что наряду с династией Османов — династией воинов, династией завоевателей, в султанате существовала как бы еще одна «династия», жреческая, — род потомков Джелаладдина Руми, наследственных шейхов тариката Мавлявийя, обладавших колоссальным авторитетом в духовных делах и следовавших доктрине «вахдат аль-вуджуд», которая приобрела для религиозной традиции Османского государства фактически статус ортодоксии. Об этом свидетельствует фатва шейх-уль-ислама, изданная в 1534 г., которая начинается словами: «Тот, кто отказывается признавать Ибн Араби... становится еретиком».[245] Со временем Ибн Араби становится попросту краеугольным элементом национального мифа. Прежде всего, это происходит за счет известного документа под названием «Шаджара аль-Нуманийя» («Древо Нумана»), пользовавшегося в османской империи не меньшей популярностью, чем пророчества Нострадамуса в Европе. На этот текст, авторство которого приписывали Ибн Араби (называя его «лисан аль-хакика» — «язык истины»), османские чиновники делали ссылки в официальном делопроизводстве, например, при дипломатических переговорах. Кстати, для современного исламского мира именно в Турции можно выявить больше всего изданий традиционалистской направленности, в частности Рене Генона (издательство Insan и т. д.).

Стоит отметить, что к наследию как омейядских, так и османских халифов апеллирует такой деятель современной европейской Правой, как шейх Абд ал-Кадир, руководитель движения «Мурабитун». Абд ал-Кадир, с одной стороны, известен своей апологией Муавии — противника имама Али, где он наперекор общепринятой суннитской традиции считает того «пятым праведным халифом». Этот момент сближает шейха с т. н. «омейядской» традицией. С другой стороны, Абд ал-Кадир считает идеалом исламского государства Османскую империю и поддерживает теплые отношения с турецкими суфиями. В свое время он наладил близкие, хотя никогда широко и не афишировавшиеся, контакты с Наджметдином Эрбаканом. Тем самым политические и идеологические предпочтения Абд ал-Кадира охватывают оба связанных с Ибн Араби региональных полюса — омейядский Магриб и пространство бывшей державы османов. Возглавляемое шейхом Абд ал-Кадиром движение «Мурабитун», являющееся ветвью суфийского тариката Шазилийя-Даркавийя, объединяет ряд принявших ислам европейских правых, таких, как Ахмад Томпсон, автор нашумевшего конспирологического исследования «Дадджал — Антихрист» и Умар Ибрагим Вадильо, разрабатывающий проекты в рамках «исламской экономики», направленные на борьбу с «новым мировым порядком». Последнее направление — наряду с собственно «духовными поисками» — является основным в деятельности движения. Именно этот подход имелся в виду выше, где речь шла о том, что одной из базовых характеристик рассматриваемого здесь Ордена является «невмешательство» в политику, стремление разделить «священное и мирское». Действительно, «Мурабитун» со своей критикой Хомейни и Исламской революции и еще более яростной критикой т. н. «исламского терроризма» являются прекрасной иллюстрацией данного тезиса. Причем реально движение имеет определенные политические контакты — как и в случае с Эрбаканом, не афишируемые из-за типично жреческого «аполитичного» внешне стремления к «криптоиерократии», из-за нежелания нести какую-либо ответственность за предпринятые политические действия. Так, борьба за введение «золотого динара» нашла понимание у Мохатхира, а также воплотилась в идее перехода к 2010 г. на единую золотую «исламскую валюту» ряда стран, в число которых якобы входят Малайзия, Марокко, Ливия и некоторые государства Персидского Залива.

Для данной работы более любопытным представляется акцент на том, что шейх Абд ал-Кадир принадлежит к тарикату Шазилийя — тому же, к которому принадлежал Генон. То, что это — не случайное совпадение, подтверждается тем фактом, что практически все принявшие ислам европейские правые эзотерики связаны с этим тарикатом. Это и Мишель (Мустафа) Вальсан, один из идеологов румынской «Железной Гвардии», а затем — руководитель главного традиционалистского органа, журнала Etudes Traditionnelles, заново открывший для Европы Ибн Араби, и его ученик М. Шодкевич, и оксфордский профессор М. Лингз, автор популярных изданий по исламу, в которых он «контрабандно» проносит генонистские идеи, и уже упоминавшиеся Ф. Шуон и Т. Буркхардт, и генонистский журнал Vers la Tradition, редакция которого связана с ветвью Шази-лийя-Даркавийя в Турине, которая, в свою очередь, издает еще ряд журналов на итальянском и испанском языках, и многие другие представители «интеллектуальной элиты». В свою очередь, Шазилийя, будучи основным тарикатом в пространстве магрибинского ислама, несомненно несет в себе некоторые следы т. н. Ордена, иначе говоря, через Шазилийю выстраивается стройная цепочка, идущая от Атлантиды к Финикии и талмудистам, далее к Омейядам и «золотому веку» мусульманской Испании, потом к Ибн Араби и сильсиля Акбарийя, наконец — к Генону и сегодняшним кандидатам на новую «духовную элиту». Ни в эпоху Ноя (АС), ни при мекканских «мунафиках», ни сегодня эти претенденты на статус «элиты» не исповедовали Единобожие. Как сейчас, так и во все времена эту «элиту» цементировало жреческое Знание, как бы оно ни называлось — Sophia Perennis, «вахдат аль-вуджуд», Примордиальная Традиция. В принципе, все это — не новость. Вызывает лишь удивление стремительная популяризация идей Генона в век, когда, по его мнению, всякое знание о Традиции должно быть, напротив, утрачено. Еще большее удивление должны вызывать настойчивые попытки увязать это эзотерическое знание с исламом — доктриной, прямо противоположной жреческой Традиции по сути.