Владимир Зима - В пургу и после (сборник)

• Название: В пургу и после (сборник)
• Автор: Владимир Зима
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Книга Владимира Зимы посвящена нелегким будням арктических поселков, аэродромов, портов. Она утверждает подлинную романтику и разоблачает романтику мнимую. Писатель убедительно показывает, что и в условиях Арктики побеждают бескорыстие, верность долгу, честность помыслов.

---

Ты выходишь на трек в блестящем голубом комбинезоне и ярко-красных сапогах. Должно быть, жарко в них по нынешней погоде… А раскланиваешься ты умело и в седло взбираешься лихо.

Публика, конечно, не знает, что колеса твоего хитрого мотоцикла стоят под углом двадцать два градуса одно к другому, чтобы можно было с земли выйти на трек и с трека — на стенку. Я помню, ты когда-то рассказывал, что самое трудное — это выйти на стенку. Кататься по ней уже проще. Держать скорость 42–45 километров в час — это каждый гонщик сможет, к тому же карбюратор твоей машины отрегулирован точно на такую подачу, так что можно ездить даже без рук.

Выйти на стенку и потом сойти с нее — в этом весь аттракцион. Но знают это немногие.

Номер у тебя опасный, уж это без дураков. И контролер на входе отбирает билеты не из принципа и не для того, чтобы тут же пустить их в оборот. Все понятно — техника безопасности. С цветами сюда тоже не пускают. А вот верзила, который прогуливается за спинами зрителей, — твой телохранитель. В полном смысле охраняет твое тело в то время, когда ты гоняешь по стенке, следит, чтобы никто не перегибался через бортик. Упадет шляпа, да что там шляпа — клочок бумаги или цветок, — и от тебя костей не соберут.

Но ты не разобьешься. Ездишь ты классно. Эффекта ради в правой рукоятке вмонтирован сектор опережения зажигания, и на самом верху, у красной черты, под упруго натянутыми штрафтросами, ты переводишь мотоцикл на снижение, а из выхлопных труб летят в изумленные лица два дымных шлейфа, пахнущих гарью и кастором, длинные языки темно-красного пламени отбрасывают от бортика крикливых женщин и мужчин, которые послабее. Ага, ты закрепляешь демпфер! Сейчас будет езда без рук? Точно… Что дальше?..

Ну, как же, трюк века!.. Черный платок!.. Публика догадывается, что платок прозрачный, но ей в эту минуту очень хочется верить, что ты и в самом деле такой смелый, такой мужественный… Но ты сдергиваешь платок после одного круга — это не по правилам, этого мало. На миг лицо твое обнаружило растерянность. Что-нибудь случилось? Возьми себя в руки. Вот так, ты уже улыбаешься. Артист-спортсмен!..

Улыбаюсь и я. Кажется, ты это заметил. Во время минутного перерыва ты всматривался в мое лицо. Вспоминай, вспоминай!..

Ты, наверное, смелый парень, Сергей. Спортсмен-мотогонщик Сергей Аметистов. Тот Серега, Коновалов, однажды струсил, но об этом знаем только мы с тобой.

Ты помнишь, ты обязательно должен помнить тот день, ведь это было в последнюю неделю твоей работы на Севере. Вспомнил?

Да, это было в апреле прошлого года. На озеро Портнягино вышли два санно-тракторных поезда…

4

Улыбается… У всех морды вытягиваются, хотя и пытаются сделать вид, что им все равно, а этот откровенно смеется.

Конечно, узнал вас, товарищ Жорняк! Отдыхать изволите?.. А мы вас развлекаем. За ваши деньги. Мы — шуты, паяцы, заводные обезьяны на треке. Получайте за полтинник острые ощущения.

Он улыбается, он слишком много знает про стенку. Он до сих пор думает, что я трус. Мне, в общем, все равно, что там он обо мне думает. Он — не старший механик, а я — не бульдозерист. Я здесь работаю, он — отдыхает.

А самому-то небось на стенку выйти слабо?..

Смейся, смейся!..

Но ведь не так все там было, не так…

5

Тот апрель.

Над Хатангой, укутанной морозным покрывалом ледяного тумана, в предрассветной мгле сердито взревывали моторы мощных тракторов. На берегу широкой Хатанги-реки, у рыбкооповских складов, суетились кладовщики и грузчики, укладывали в деревянные короба на полозьях рогожные мешки с солью. Один из коробов был отведен под балок, в нем топилась печка-буржуйка, из тонкой кривой трубы поднимался кверху густой белый дым.

А санно-тракторный поезд службы связи выстроился неподалеку от аэропортовского гаража — три зеленых домика и два короба с антенным хозяйством. Рыбкооп задумал расширять промысел на озере Портнягино, чтобы рыбу без помех можно было вывозить самолетами, следовало оборудовать радиопривод, сделать там временный аэродром.

Выезд был намечен на восемь утра, но после назначенного срока прошло уже сорок минут, а команды трогаться все еще не поступало. Как это обычно бывает, перед самым выездом отвалился крюк на одном из домиков; пока звали сварщика, да пока он брызгал во все стороны искрами, да пока искали запропастившегося тракториста Шамарыкина, а он, оказывается, в одном из домиков преспокойно спал…

Из рыбкоопа позвонили, позвали к телефону Жорняка.

— Там, где заканчивается порядок, начинается авиация, — густо пробасил в трубку рыбкооповский механик Падалко. — Мы, в общем, будем трогать помаленьку…

— Не держу! — в сердцах сказал Жорняк и бросил трубку.

Лишь в половине десятого Жорняк проверил все связки саней и скомандовал зычно, по-армейски:

— По машинам!..

Головной трактор вел Серега Коновалов. Искоса поглядывая на сидящего рядом Жорняка, раздосадованного, не выпускающего изо рта папиросу, Сергей изредка поддакивал, когда старший механик проклинал на чем свет стоит рыбкооповских деятелей, поторопившихся выйти на лед.

Особого значения это не имело — кому идти первым, но Жорняка в то злосчастное утро раздражала любая мелочь, а напоминание о беспорядке в авиации просто вывело из себя. Договаривались ведь, что прокладывать путь будут более мощные аэропортовские тракторы, значит, так и должно было быть.

Вырвавшись вперед, рыбкооповцы показали, что у них есть порядок в гараже, и получалось, что в аэропорту — вертеп?..

Аэропортовский поезд должен был идти первым, из милости помогая шарашкиной конторе, рыбкоопу. И техника мощнее, и люди опытнее, почти все со стажем в пять, а то и десять лет.

Жорняк громко объяснял Сереге преимущества их санно-тракторного поезда перед рыбкооповским, все больше распаляясь, хотя и он, и Серега понимали, что рыбакам спокойнее идти впереди. Прокладывать путь — звучит красиво, а дело само по себе несложное. И если с передним поездом что-нибудь случится, догнавшие аэропортовские тракторы смогут подсобить, выручить. У Жорняка даже рация есть, в случае чего он может вызвать поддержку из поселка. А если рыбаки отстанут от портовского поезда, могут и сутки пройти, и двое, пока спохватятся…

Тракторы медленно проползли в обход поселка и спустились к реке. Ветром уже успело примести широкие следы гусениц рыбкооповского поезда.

— Врубай четвертую! — приказал Жорняк, когда под гусеницами заскрипел полутораметровый лед реки. — Нуты видел таких?! Какие шустрые!.. Удрали… Еще не раз попросят помощи, вот увидишь. Да только я им — шиш! Проволочки не дам! И ты не давай.

— Я — что? Я — как скажете, — с готовностью откликнулся Сергей.

Жорняку нравилась в Сергее эта армейская покладистость — как старшие скажут, так и верно. А вообще — веселый парень, говорил, что до стройбата работал циркачом, на мотоцикле по вертикальной стене гонял.

6

Ты сошел со стенки удачно. Это тебе сейчас аплодируют и толстяк в новой шляпе из синтетической соломки, и девушка с расширенными от изумления глазами. Девушкам ты всегда нравился, баловали тебя поварихи в нашей столовой, ох как баловали…

Ты раскланиваешься и уходишь. Вместо тебя будет работать Альберт Аметистов. Интересно, это в самом деле такая фамилия у него или псевдоним? Может быть, по паспорту он никакой не Альберт, а, скажем, Мыкола Нечипуренко?..

7

Жорняк не давал ни минуты отдыха, гнал санно-тракторный поезд вперед. В тот день так и не пообедали, а ужинать пришлось на ходу, не бросая рычагов управления.

Когда уже смеркалось, настигли колонну рыбкоопа и лихо обошли ее сбоку. Жорняк даже не притормозил.

На ночлег остановились вблизи показавшегося невысоким холма, заметенного снегом. Это начинались горы Бырранга.

Утром пошли на штурм перевала.

Склон, припорошенный слежавшимся снегом, казался пологим, и Жорняк, понадеявшись на широкие болотные гусеницы своих тракторов, решил брать перевал в лоб.

Однако трактора зарывались в снег, юзили, сползая боком, будто на коньках, едва не переворачивались, а вперед не шли ни на метр.

Отчаянно матерясь, в Христа, и в бога, и в колокольню, Жорняк сам садился за рычаги головного трактора, заставлял механиков подкладывать под гусеницы наспех вырубленные слеги из карликовых лиственниц, слеги проваливались в снег, с хрустом ломались и крошились корявые лесины, трактора под грузом саней разворачивало боком, угрожающе заносило в сторону, а связки саней сползали вниз, до самой мерзлоты пропахивая снег.

Посовещались. Решили каждую связку саней перетаскивать двумя тракторами. Головной трактор отогнали в сторону, второй и третий впрягли в связку, Жорняк сел в кабину, повел маленькую колонну на перевал.