Уильям Теккерей - Английские юмористы XVIII века

• Название: Английские юмористы XVIII века
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Проза

---

*** "Вместо того, чтобы пытаться воздвигнуть себе никчемный памятник, я предпочту оставить по себе память о дружбе с одним из самых достойных людей и замечательных английских писателей моего времени, который на собственном опыте испытал, какое трудное депо достойно перевести Гомера, и, я уверен, искренне радуется вместе со мной моей работе. Поэтому, завершив свой долгий труд, я хочу посвятить этот труд ему и тем самым иметь честь и удовольствие поставить рядом имена мистера Конгрива и А. Попа". - "Послесловие к переводу "Илиады" Гомера", 25 марта 1720 г.

**** "Когда его спросили, зачем он выслушивал похвалы Денниса, он ответил, что предпочитает лесть ругани. Свифт питал к нему особое дружеское расположение и вообще взял его под свое покровительство, держась, как всегда, в высшей степени самоуверенно". - Томас Дэвис, "Драматическая смесь".}

И повсюду его окружала такая же слава. Им восхищались в светских гостиных не меньше, чем в кофейнях; его любили в театральных ложах, равно как и на сцене. Он полюбил, покорил и обманул красавицу Брэйсгердл *, героиню всех его пьес, любимицу всего света того времени, и герцогиня Мальборо, дочь самого Мальборо, так восхищалась им, что когда он умер, она заказала его статуэтку из слоновой кости ** и большую восковую куклу с подагрическими ногами в таких же чулках, в какие были облачены подагрические ноги великого Конгрива при его великой жизни. Он скопил некоторую сумму на службе в "Трубочном ведомстве", в таможне и в комиссии по наемным экипажам, и благородно оставил деньги не Брэйсгердл***, которой они были нужны, а герцогине Мальборо, которая совсем 4 них не нуждалась ****.

{* "Конгрив много лет был очень близок с миссис Брэйсгердл и жил с ней на одной улице, совсем близко от ее дома, пока не познакомился с молодой герцогиней Мальборо. Тогда он переехал в другое место. Герцогиня показала нам бриллиантовое ожерелье (которое впоследствии носила леди Д.) стоимостью в семь тысяч фунтов, купленное на деньги, которые завещал ей Конгрив, Насколько справедливей было бы оставить эти деньги бедной миссис Брэйсгердл". - Д-р Янг, "Примечательные случаи" Спенса.

** "В руке эта статуэтка держала бокал и, как бы отдавая поклон ее светлости, кивала в одобрение ее слов". - Томас Дувис, "Драматическая смесь".

*** Конгрив завещал ей 200 фунтов, как сказано в "Драматической смеси" Тома Дэвиса; там же содержатся некоторые подробности об этой чудесной актрисе и очаровательной женщине.

У нее была "яркая внешность", - пишет Том, ссылаясь на Сиббера, - и "лицо, до того пышущее здоровьем и бодростью, что оно у всех зажигало желание". "Половина публики всегда была влюблена в нее".

Конгрив и Роу ухаживали за ней, перевоплощаясь в своих героев. "В "Тамерлане" Роу ухаживал за нею - Селимой, перевоплотившись в Аксаллу... Конгрив тайком вложил слова, обращенные к ней, в уста Валентина, говорящего с Анжеликой, которую она играла в пьесе "Любовь за любовь"; в уста Оемина, обращающегося к Алмене в "Невесте в трауре" и, наконец, - Мирабеля к миссис Милламент в "Путях светской жизни". Мирабель, этот светский человек, как мне кажется, не слишком далек от подлинного характера Конгрива". "Драматическая смесь", г. III, 1784 г.

Она оставила сцену, когда любимицей публики стала миссис Олдфилд. Умерла она в 1748 году, на восемьдесят пятом году жизни.

**** Джонсон говорит, что его наследство было "скоплено в результате мелочной скупости", и продолжает: "Для нее (герцогини) это наследство было ничтожным и бесполезным, а для его почтенной семьи, доведенной к тому времени неразумием их родича до лишений и нужды, оно могло бы стать немалым подспорьем". - "Биографии английских поэтов".}

Как мне познакомить вас с той веселой и бесстыдной комической музой, которая стяжала ему такую славу? Лакей, служивший у Нелл Гвин, ввязался в драку с другим лакеем из-за того, что тот назвал его хозяйку оскорбительным словом; подобным же образом и в подобных же выражениях Джереми Кольер нападал на безбожную, безрассудную Иезавель, английскую комедию своего времени, и назвал ее тем же словом, каким другие слуги называли хозяйку лакея, служившего у Нелл Гвин. Служители театра, Драйден, Конгрив* и другие защищались с тем же успехом, и причина была та же, что побудила драться лакея Нелл. Она была бесстыдной, нахальной, смешливой, накрашенной плутовкой-француженкой с сомнительной репутацией, эта комическая муза. После Реставрации она вернулась из Франции вместе с Карлом (который избрал там себе еще многих подруг), - неистовая, взъерошенная Лайда с веселыми и хмельными глазами, развязная фаворитка, сидевшая у ног короля и смеявшаяся ему в глаза, а когда ее бесстыжее лицо показывалось в окне кареты, некоторые благороднейшие и знаменитейшие люди кланялись, сгибаясь до самых колес. Она была не злой и пользовалась популярностью, эта отважная Комедия, эта дерзкая бедняжка Нелл: она была веселой, щедрой, доброй, простодушной, какими могут позволить себе быть такие особы; мужчины, которые жили с ней и смеялись вместе с ней, не отказывались от ее денег и пили ее вино, а когда пуритане ее освистывали, дрались за нее. Но негодницу невозможно было защитить, и, без сомнения, ее слугам это было известно.

{* Юн ответил Кольеру в памфлете, который назывался "Поправки к предвзятым и неверным цитатам, приводимым мистером Кольером и т. д.". Вот несколько выдержек оттуда:

"Большая часть примеров, которые он приводит, свидетельствует лишь о том, что сам он не чист на руку; они служат лишь приправой к его собственным словам и были очень милы, пока их не осквернило его дыхание.

Там, где фраза безукоризненна в своем чистом и подлинном смысле, он пролезает в нее сам, как злой дух; он берет самое невинное выражение и вкладывает в неге собственные вопиющие богохульства.

Если я не отвечаю ему любезностью и не осыпаю его ругательствами, то лишь потому, что не слишком сведущ в такого рода терминологии... Я просто обзову его мистером Кольером и буду обзывать так всякий раз, как сочту, что он этого заслуживает.

Упадок развращенного служителя церкви порождает брюзгливого критика".

"Конгрив, - пишет д-р Джонсон, - совсем молодой еще человек, окрыленный успехом и не терпевший критики, встал в позу человека спокойного и уверенного в себе... Спор длился два года; но наконец комедия стала скромней, и Кольер дожил до того, что был вознагражден за свои усердные попытки реформировать театр". - "Биография Конгрива".}

Жизнь и смерть везде и всюду идут своим чередом; правда и ложь непрестанно борются. Наслаждение не может примириться с воздержанием. Сомнение всегда говорит "гм" и усмехается. Человек в своей жизни и юморист, Когда пишет о жизни, склоняются к тому или иному принципу и либо смеются, сохраняя почтение перед Справедливостью и любовью к правде в своем сердце, либо же попросту смеются над ними. Не говорил ли я вам, что для Арлекина танец серьезное дело? Готовясь к этой лекции, я перечитал несколько пьес Конгрива; и мои чувства были весьма сходны с теми, какие, пожалуй, испытывало большинство из нас в Помпеях, глядя на дом Саллюстия и остатки пира: несколько пустых кувшинов из-под вина, обгорелый стол, грудь танцовщицы, отпечатавшаяся на пепле, оскаленный в смехе череп шута, и вокруг полнейшая тишина, только чичероне гнусавит свои поучительные объяснения, а синее небо безмятежно сияет над руинами. Муза Конгрива мертва, ее песня задохнулась в пепле времени. Мы смотрим на ее скелет и удивляемся тому, как бурно некогда играла жизнь в ее безумных венах. Мы берем в руки череп и раздумываем о наслаждениях и смелости, остроумии, презрении, страсти, надежде, желаниях, бродивших когда-то в этом пустом сосуде. Мы думаем о манящих взглядах, о пролитых слезах, о блестящих глазах, которые сияли в этих пустых глазницах; и о губах, шептавших любовные признания, о ямочках на улыбающихся щеках, которые некогда облекали этот ужасный желтый остов. Эти зубы так часто сравнивали с жемчугами. Смотрите! Вон чаша, из которой она пила, золотая цепь, которую она носила на шее, ваза, где хранились румяна, которые она накладывала на щеки, ее зеркало, арфа, под звуки которой она танцевала. Вместо пира перед нами могильный камень, а вместо женщины, дарящей любовь, - горстка костей!

Читать сейчас эти пьесы все равно, что, зажав уши, смотреть на танцующих. Что это означает? Ритм, выражение лиц, поклоны, движения вперед-назад, кавалер приближается к дамам, а под конец дамы и мужчины бешено кружатся, потом все кланяются и, этим завершается какой-то странный обряд. Без музыки мы не можем понять этот комический танец минувшего века его странную серьезность и веселье, его приличие или неприличие. В нем есть свой собственный непонятный язык, совсем не похожий на язык жизни; некая своя мораль, тоже совсем не похожая на то, что мы видим в жизни. Боюсь, что это языческое таинство, символизирующее вероучение идолопоклонников, которое было протестом, - этот протест, вполне возможно, выражали помпеяне, собираясь в своем театре и со смехом глядя на игры, а также Саллюстий, его друзья и их возлюбленные, увенчанные цветами, с чашами в руках - против новой, суровой, аскетической, ненавидящей всячески развлечения доктрины, изможденные приверженцы которой, пришедшие недавно с азиатских берегов Средиземноморья, желали разбить прекрасные статуи Венеры и низвергнуть алтари Вакха.