Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93675-188-2 (том VI)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

Это был удивительно счастливый период их жизни, когда жадно поглощалось все: цифры, факты, теоретические установки, сообщения из газет и объяснения Лерона. Это были страстные поиски голодных и жаждущих. Они в нагромождении жизненных фактов ловили все новое, все, что раздвигало поле зрения, углубляло понимание жизни и давало возможность правильнее оценивать события. Все четверо были похожи на детей, которым дали чудесную палочку, прикосновение которой мгновенно открывало внутреннюю сущность вещи или явления, и они в восторге познания мира размахивали этой палочкой во все стороны и упивались новыми и новыми открытиями.

Все четверо были интеллигентами, то есть людьми, которые умели и любили читать. В первые месяцы блуждания по великолепному дворцу новой идеологии они, естественно, набросились на книги, видя в них кратчайший путь к познанию. Порознь они поглощали книги по истории, экономике и политике, а вечерами сообща обсуждали прочитанное. Так возник обычай собираться у Манделей для выслушивания очередного доклада. Приходил и Лерон с Жаном. Тихий и скромный Лерон никогда ни на чем не настаивал и ничему не учил. Он, покуривая трубочку, ждал, а ход событий сам приводил к его ответам на вопросы друзей.

Однажды вечером, входя в гостиную Манделей, Франсуа Лерон остановился у порога. Сзади него, в передней, кто-то торопливо разматывал кашне и расстегивал пуговицы плаща.

— Сегодня, друзья, я познакомлю вас с необычным человеком! — несколько торжественно сказал он. — Познакомьтесь: Морис Лунунба!

Общее движение. Хозяева и гости приветливо поднимаются навстречу.

— Очень рады! Садитесь, пожалуйста!

Все вспоминают описанную ван Эгмонтом встречу с Морисом Лунунбой на веранде и день организации политической партии из семи человек. На Лунунбе дешевый и мятый костюм и чудной галстук. Этот генеральный секретарь немного смешон и неуклюж. Все чувствуют к нему снисходительную симпатию и великодушное желание поддержать и подбодрить жителя диких лесов, попавшего в культурный центр мира. Лунунба вполне заслуживает эти чувства, пока он, застенчиво вобрав голову в плечи, как-то странно сгорбившись, усаживается в кресло, попутно наступив на ногу госпоже д’Антрэг и со стола столкнув трубку мсье Манделя. Но, усевшись в кресло, он гордо поднимает голову, и, странно, желание утешать и покровительствовать у всех исчезает. Все смотрят, слушают и на лицах постепенно отражаются недоумение, ужас и восхищение.

Лунунба окончил свой рассказ. Все молчат — они еще там, в Африке. Они еще видят неукротимых борцов за свободу, в их ушах звучат их боевые крики. Все понимают, что среди них находится герой.

Общую беседу начинает Франсуа Лерон.

— Раньше принято было говорить, что история работает на социализм в том смысле, что со временем человечество сбросит со своих плеч ярмо капитализма, в конечном счете социализм победит. Такое положение было до Октябрьской революции в России. С тех пор социализм работает на историю. Он ее делает. Утвердившись в одной стране, социализм являет собой поучительный пример для других народов, какими путями они сами могут добиться своей свободы. Теперь рядом с Советским Союзом мы видим одно азиатское государство — Монгольскую республику, и там народ обрел подлинную свободу. Это — первые ростки. Отгремит следующая война, и ростков станет больше в Европе и Азии. Советский Союз еще больше окрепнет и расцветет, тогда все увидят, что освобождение народов связано не с войной, а с ростом влияния свободных стран. Не оружие построит социализм, а понимание его превосходства над капитализмом. В наше время на пути к социализму находится еще одно государство — Испания. В будущем к социализму разными путями придут все народы. Одной из форм массового раскрепощения трудящихся явится победоносная борьба с колониализмом в Африке, Азии и Южной Америке — это национально-освободительное движение. Ленин говорил: если русским большевикам удалось пробить брешь в старом империализме, взяв на себя необычайно трудную, но и необычайно благородную задачу создания новых путей революции, то представителям трудящихся колониальных стран предстоит еще более великая и еще более новая задача — разрушить колониализм и тем самым значительно ослабить капиталистический строй во всем мире настолько, чтобы позднее все мы вместе окончательно смели его с лица земли. Осиновый кол в его могилу забьют белые, черные, желтые и красные руки, непохожие по цвету кожи, но похожие по трудовым мозолям. Пусть буржуазные лжеученые и их ревизионистские подпевалы утверждают, что национально-освободительное движение в колониях возникнет будто бы независимо от борьбы рабочего класса. Да, возникает, но не развивается и не побеждает. Товарищ Лунунба знает, что не только лесная организация Роу-Роу, но и его союз возникли самостоятельно и стихийно, без какой-либо инициативы извне. Но развиться и победить они смогут только с нашей помощью.

— Верно. Теперь я это хорошо понимаю! — подтвердил Лунунба.

— Вы правильно поступили, что приехали к нам, и хорошо делаете, что хотите побывать в Москве. Освобождать конго-мани бельгийские и русские коммунисты не будут: колониальные народы сами должны освободить себя. А вот пути к скорейшему освобождению покажем именно мы — не расскажем, а покажем своим примером. Хотите быть свободными — учитесь у нас и добывайте себе свободу!

— Так мсье Лунунба едет в Россию? — спросил ученый. — Жаль. Нам было бы приятно видеть его среди нас.

— И я уезжаю, — сказал ван Эгомонт.

Адриенна вспыхнула.

— В Россию?

— В Испанию, на фронт.

— Я еду с вами.

— Нет. В Испании достаточно женщин-бойцов. Они борются за родину. Ваше место здесь, Адриенна. Сражайтесь как испанка, но оставайтесь француженкой. Помните о коммунарках Парижа. Французской патриотке не нужно искать образцов за границей.

Так рассыпалось маленькое общество, но не большая человеческая дружба.

В Амстердаме велись переговоры о съезде сторонников борьбы с фашизмом, и мсье Мандель вместе с госпожой д’Антрэг решил отправиться туда с группой французских антифашистов.

— А мне что делать? — жалобно спросила Адриенна.

— Вас Жан и я берем к себе в помощники, — ответил Франсуа Лерон. — Из нас троих получится неплохая упряжка, а? Мы никуда не поедем, у нас будет много дел и на парижском фронте. Согласны? — и старый коммунист протяну руку.

— Согласна, товарищ Франсуа, — ответила молодая женщина.

Это утро запомнилось Морису Лунунбе на всю жизнь. Туман был такой густой, что казалось, будто небо просто легло на землю и люди — сотни, тысячи, сотни тысяч людей — с красными знаменами в руках одновременно шагали по земле и плыли в облаках. «Они штурмуют небо», — подумал Лунунба, зябко кутаясь в легкое пальтишко, под которым были надеты все его носильные вещи: в номере гостиницы остались пустой чемодан да груда книг. Голову он обмотал шерстяным платком, на который с трудом водрузил кепку, между теплыми складками высунул нос, который немедленно начал окоченевать. Мимо шли шеренги людей, неисчислимые и несметные, они выплывали из серой холодной мглы и снова погружались в нее. Такого количества людей Лунунба еще не видывал: позднее он узнал, что в этот день через Красную площадь прошел один миллион человек. Он вспомнил светлые и смеющиеся улицы Парижа, пеструю кокетливую толпу парижан; тогда это казалось ему чем-то грандиозным. «Они славят землю», — повторял себе житель экваториальных лесов и замирал от удивления, восторга и зависти. «И Африка будет вот такой когда-нибудь!» — утешал он себя, вспоминая самые большие скопления людей, которые ему приходилось видеть дома, в Конго.

Вереницы портовых грузчиков с тюками на плечах в Ма-тади, ряды крестьян с мотыгами в руках на полях родной деревни и группы рабочих на открытых рудных разработках Катанги и Кассаи. Но каким образом эти изнуренные непосильным трудом, голодные и больные люди могли превратиться в кокетливую пеструю толпу, которая лишь танцует на земле? Это было непонятно. Конечно, он читал о путях к освобождению, но зрительно никогда не представлял себе: слишком велико было расстояние от рабства до воображаемой свободы.

Вот теперь Москва, этот фантастический день шестого декабря тысяча девятьсот тридцать шестого года, день принятия страной победившего социализма новой Конституции, день великой победы и беспримерного торжества!

На фонарях прикреплены тысячи громкоговорителей, в серый туман и в неустанно шагающие черные ряды людей они бросают радостные слова текста Конституции, которые звучат для них и для Лунунбы как победная сводка с фронта. «Это не бездельники, — думает Лунунба. — Это рабочие люди, как я, как мои французские и конголезские товарищи. Они уже свободны и празднуют победу, а нам пока до этого далеко: у нас впереди еще только борьба». Ему грустно. Он на чужом празднике и одинок.