Лев Успенский - За семью печатями

• Название: За семью печатями
• Автор: Лев Успенский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1958

В начале XVIII века на берегу Дона был найден громадный слоновый зуб. Откуда он тут взялся?

Древнегреческие писатели и историки сообщают, что в землях скифов на вершинах гор жили «стерегущие золото грифы», таинственные полуптицы-полулюди. Что это? Только сказка? А если нет, то какими они были, эти древние жители гор?

На скалах, на месте будущего Братского моря, в самое последнее время обнаружены очень своеобразные рисунки, выполненные тысячи и тысячи лет назад. И один из них очень похож на топографическую карту Ангары. Что, если это действительно так? Значит, существовали географы во времена неолита?

Сколько вопросов, загадок, дел встает перед археологами — людьми, изучающими скрытые за семью печатями следы давно ушедшей жизни! Сколько неожиданностей приносит их трудная, порою кропотливая работа, помогающая правильно осветить историю всех народов и времен!

Писатели Л.В. Успенский и К.Н. Шнейдер, увлеченные замечательной наукой, живо и ярко рассказали на страницах своей книги о ряде интересных археологических открытий, результаты которых они видели своими глазами.

Большое место в книге уделено показу своеобразного мира археологических экспедиций, работы «в поле», приемов реставрации, сохранения, обработки и анализа собранного материала, то есть той стороны деятельности ученых, которая остается скрытой от любознательного взгляда при посещении археологических музеев.

---

Для археологического исследования целой республики десять лет — ничтожное время. Как ни успешны были работы Таджикской экспедиции с 1946 года по сегодняшний день, по существу они только еще начаты. Они очень много дали, раскрыли очень широкие горизонты, но вместе с тем сколько еще предстоит сделать впереди! Все время растет список памятников и уже разведанных и только еще взятых на учет. На полях и долинах Таджикистана еще ждут своих исследователей руины времен селевкидов и кушанов, арабов и монголов. Но и сейчас уже ясно одно: от времен первобытного общинного строя до наших дней жизнь этой страны течет как река, и нет в ней ни рокового застоя, ни какой-то особой восточной неподвижности, о которой упрямо толкуют пристрастные историки Запада. Вопреки их высокомерным утверждениям древние бактрийцы были такими же высококультурными людьми, как персы или греки. Сомневаться нельзя — они умели ценить по достоинству прекрасные вещи, вроде тех, из которых состоит Аму-Дарьинский клад, а возможно, и создавать такие вещи своими руками.

В ДРЕВНЕМ ПЕНДЖИКЕНТЕ

ЗАМОК МАГОВ

Если вы двинетесь от Самарканда вверх по течению Зеравшана, взяв на юго-восток, то через семьдесят километров увидите Пенджикент. Это обыкновенный районный город Средней Азии. На запад от него лежит плодородная равнина; на востоке, совсем близко — горные ущелья, из которых, слившись со своими притоками — Магиан-Дарьей и Кштутом, вырывается еще пенный, еще плещущий и клокочущий водоворотами Зеравшан. Невысокие белые здания, строгие аллеи пирамидальных тополей. Есть винодельческий завод, есть рисовый мельничный комбинат. На подъездах к городу виноград чередуется с кунжутом, кунжут — с табачными плантациями. Есть все, что всегда бывает в таких городках: новые школы и Дом культуры, базар и чайханы вокруг него. Но если вы хотите видеть величайшую достопримечательность Пенджикента, вам придется покинуть Пенджикент.

Кто хочет ее увидеть, тот сядет в машину и, встречая по дороге то «Москвича», то невозмутимого ишачонка, то «Победу», то брюзгливо-презрительных верблюдов, свысока глядящих на мир, отправится по дороге, ведущей опять-таки на юго-восток, к узбекскому кишлаку Кош-Тепе.

Тут на невысоких холмах левобережной поймы Зеравшана, в полутора километрах от современности, лежит и дремлет под землей городище древнего Пенджикента. Вернее, не в полутора километрах, а в двенадцати веках от сегодняшнего дня. И — это тоже вернее — оно не дремлет, а дремало, пока его не пробудили лопаты археологов.

Вы не археолог, явившись сюда, вы не увидите ничего, кроме плоского участка бурой земли, на котором там и здесь поднимаются невысокие, округлые, странно похожие друг на друга бугры: шестьдесят или семьдесят ничем не примечательных одинаковых возвышений. Но если бы вы были одним из этих охотников за давнопрошедшими днями, вы остановились бы перед таким пустырем в благоговейном трепете: под каждым бугром лёссовой глины вы угадали бы крупное древнее здание: тут храм, там дворец, здесь жилой дом. Именно здесь цвел, шумел вплоть до первой половины VIII века нашей эры великолепный город последних согдийских властителей, древний Пенджикент. А потом над зеленым Зеравшаном разыгралась одна из бесчисленных кровавых драм прошлого. Кружным путем, из мусульманских исторических записей, из других источников о ней было известно давно. А вот прямо в глаза древнему Согду нам удалось взглянуть только вчера. Но прежде чем рассказывать о том, что нашли люди XX века под буграми, медленно нараставшими тут двенадцать долгих столетий, есть смысл подняться еще на шестьдесят километров выше по Зеравшану, до того места, где в него вливается малый, но сердитый горный поток Кум и где на мысу между реками, на голой, опаленной солнцем скале, на ее стодвадцатиметровой вершине, каждый может увидеть развалины древней крепости. Это стоит сделать: крепость не простая, о чудесном говорит уже само имя ее, ибо ее издавна именуют в таджикском народе Калаи-Муг, то есть Замок магов.

ЧАБАН И ЦАРЬ

Где-то около небольшого селения Хайрабад, тут же на Зеравшане, жил лет тридцать назад обыкновенный таджикский пастух по имени Джур-Али-Махмад-Али. Он пас овец на горных склонах и в долинах и меньше чем кто-нибудь собирался прославиться. Но разве знает человек утром, что с ним случится к вечеру?

В тот день Джур-Али пас своих овец неподалеку от Калаи-Муга. Утомленные карабканьем по склонам бараны улеглись. Джур-Али долго смотрел в синее небо, где высоко плавали грифы.

Неожиданная мысль пришла ему в голову. Место это считалось худым, опасным. Замок магов построили неведомые люди задолго до того, как сюда пришел ислам. Теперь все переменилось, кто же теперь верит в старые сказки? Почему бы не залезть туда? Вон сзади каменная осыпь образовала как бы лестницу, по которой можно подняться в уровень с неприступным когда-то, глухим цоколем стен и проникнуть внутрь.

Так он и сделал. Внутри развалин была древняя равнодушная тишина. Чуть слышно шелестели расползающиеся змеи; под тенью сохранившихся карнизов висели летучие мыши. Здание было когда-то двухэтажным, но второй этаж почти повсюду обрушился, и обломками завалило длинные узкие помещения; они были так узки, что становилось ясно: велика древность этих стен, люди еще не умели тогда создавать прочные большие своды.

Пастух шел, осторожно ступая, и вдруг среди чужого, далекого — огромных глыб, каких-то обгорелых бревен — заметил хорошо знакомое, свое. На груде обломков лежала сплетенная из ивовых прутьев корзина, точно занесенная сюда вчера, почти такая же, какие плел и он сам в долгие дни на пастбище у реки. Подойдя, он перевернул ее, ибо она была опрокинута. Корзина была пуста, но под ней оказался небольшой странный предмет — нечто вроде свернутого письма, клочок какой-то нетеперешней сероватой бумаги. Осторожно, робея, пастух поднял его. Да, это было письмо. На бумаге сквозь пыль и муть, наложенную временем, проступали строчки невнятных букв; не арабских букв, хорошо знакомых таджику, но и не русских, нет...

Мы не знаем, с каким чувством этот хайрабадский крестьянин глядел на свою находку, — очень жаль, что ученых не интересуют такие вещи, — что думал он о ней. Опасался ли мести магов, или, наоборот, сразу же подумал, что такое письмо может принести пользу науке? Лет пятьдесят назад его отец, вероятно, ушел бы, тихо ступая, даже не коснувшись таинственной находки. Но ведь Джур-Али, хотя это случилось в 1932 году, когда еще жива была память о басмаческих бандах и мало еще кто из женщин снял паранджу, — Джур-Али был советским человеком. Поэтому случилось самое правильное: спустя несколько месяцев его находка уже лежала на столе русского ученого в Ленинграде, и этот ученый, родившийся далеко от Калаи-Муга, но понимавший письмена предков таджикского народа лучше самих таджиков, уверенно говорил окружающим: «Да, перед нами документ величайшей ценности: подлинное письмо, написанное в восьмом веке согдийскими письменами и на согдийском языке на бумаге, сделанной из отбросов шелка. Адресовано оно не кому иному, как согдийскому царю, самаркандскому господину, владетелю древнего Пенджикента, благородному и злополучному князю Диваштичу кем-то из его подданных...

Да... до сих пор мы имели дело с согдийскими письменами, но мы получали их только из согдийских колоний в Китае. Сама Согдиана молчала. Теперь мы впервые слышим ее голос. И надо ли доказывать: где нашелся один документ, — в этом неприступном замке Калаи-Муг, который двенадцать веков назад именовался замком Абаргар, — там могли сохраниться и другие. Экспедиция в Калаи-Муг необходима».

Экспедиция пришла к черной, неприветливой горе у слияния Кума и Зеравшана. Старая руина не обманула надежд. В глиняном хуме, удачно упавшем на засыпанный мусором пол первого этажа, нашли еще документы. На каменных и глиняных осыпях еще. Согдиана заговорила громко, полным голо-сом, заговорила и по-согдийски и по-арабски. А ученые нашей страны — секретарь таджикского отделения Академии наук Васильев, иранист Фрейман, знаменитый арабист Крачковский — перевели ее речи на наш современный язык. Пастух Джур-Али стал известен всему ученому миру: он проложил путь к неоценимому сокровищу. Восемьдесят документов на бумаге, на коже, на очищенных от коры ивовых палках стали достоянием науки. И все они когда-то входили в архив человека примечательного, достойного почетной памяти, смелого патриота Согдианы, последнего свободного ее владетеля, погубленного коварными врагами, — князя Диваштича.

«VAE VICTIS !» [27]

«От Согдийского ихшида[28] Диваштича, — читаем мы в одном из писем Калаи-Мугского архива, — начальнику... здравие! И когда письмо мое получишь, две меры (к несчастью, мы не знаем, две меры чего. — Авт.) в дар нужно отпустить. И сожаления не нужно делать».