Лев Успенский - За семью печатями

• Название: За семью печатями
• Автор: Лев Успенский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1958

В начале XVIII века на берегу Дона был найден громадный слоновый зуб. Откуда он тут взялся?

Древнегреческие писатели и историки сообщают, что в землях скифов на вершинах гор жили «стерегущие золото грифы», таинственные полуптицы-полулюди. Что это? Только сказка? А если нет, то какими они были, эти древние жители гор?

На скалах, на месте будущего Братского моря, в самое последнее время обнаружены очень своеобразные рисунки, выполненные тысячи и тысячи лет назад. И один из них очень похож на топографическую карту Ангары. Что, если это действительно так? Значит, существовали географы во времена неолита?

Сколько вопросов, загадок, дел встает перед археологами — людьми, изучающими скрытые за семью печатями следы давно ушедшей жизни! Сколько неожиданностей приносит их трудная, порою кропотливая работа, помогающая правильно осветить историю всех народов и времен!

Писатели Л.В. Успенский и К.Н. Шнейдер, увлеченные замечательной наукой, живо и ярко рассказали на страницах своей книги о ряде интересных археологических открытий, результаты которых они видели своими глазами.

Большое место в книге уделено показу своеобразного мира археологических экспедиций, работы «в поле», приемов реставрации, сохранения, обработки и анализа собранного материала, то есть той стороны деятельности ученых, которая остается скрытой от любознательного взгляда при посещении археологических музеев.

---

«От Согдийского ихшида[28] Диваштича, — читаем мы в одном из писем Калаи-Мугского архива, — начальнику... здравие! И когда письмо мое получишь, две меры (к несчастью, мы не знаем, две меры чего. — Авт.) в дар нужно отпустить. И сожаления не нужно делать».

Пенджикентский владетель Диваштич был крупной фигурой на согдийском Востоке. Афшин — князь Пенджикента — одно время он стал даже ихшидом всего Согда. Но как бы высоко ни поднимала его судьба, он оставался обаятельной личностью, пылким патриотом, верным сыном своей родины. Не так уж часто подобные эпитеты бывают приложимы к владетельным особам. В VIII веке нашей эры арабские завоеватели, огнем и мечом расширяя пределы своего молодого государства, поставили перед собой очередную задачу: овладеть Мавераннахром, Заречьем — землями, лежащими по ту сторону Аму-Дарьи, на севере. А там прежде всего лежал Согд.

Арабы уже не первое десятилетие разоряли набегами согдийцев, появляясь с юга, от Мерва. Но до сих пор, приходя за рабами и рабынями, за шелком, золотом и оружием, они не задерживались надолго. Получив свое, они исчезали, и жители Согда начали уже смотреть на них, как на печальное, но терпимое зло: без них лучше, но и с ними можно кое-как жить.

Теперь положение менялось. Во главе исламистов-арабов тут, на крайнем Востоке, стал Кутейба-ибн-Муслим, свирепый военачальник, коварный политик, фанатический воин пророка. Шаг за шагом начал он прибирать к рукам богатые области Мавераннахра, и прибирать безвозвратно, навек. А ведь в них жил простой народ Согда, любивший свою страну, ее обычаи и верования, ее язык и песни.

В начале двадцатых годов чужое иго стало нестерпимым. В 721 году жители Самарканда, доведенные, очевидно, до крайности, решились всем городом сняться с насиженных мест и уйти далеко за горы, в Ферганскую долину. Там в загорном Ходженте правил добрый царь Ат-Тар. Он манил самаркандцев к себе, обещая им временное убежище. Целый город, наперекор тому, что говорил им афшин Самарканда, старый шакал, вилявший хвостом то перед народом, то перед поработителями, поднялся и пошел за тридевять земель. Бедные люди! Случилось то, что должно было случиться: царь Ат-Тар оказался предателем: он навел на табор переселенцев арабского наместника Ал-Хараши. Все были перебиты. Радовались только оставшиеся на месте афшин Гурек и самаркандская знать. Как это бывает везде и всюду, богатые не боялись чужеземного ига, они не дорожили свободой страны, предпочитали жить на коленях.

Но владетель Пенджикента был не таким, как другие князья Согда. Он не только не предал своих подданных, он возглавил их борьбу с врагом. Собрав всех вокруг небольшого военного отряда, Диваштич увел людей в горы вверх по Зеравшану. Мы не знаем теперь в точности, какими были его планы. Может быть, он надеялся отсидеться в диких ущельях на родине, а возможно, задумал пробиться в Фергану другим путем, через перевал Шахристан. Так или иначе, ему повезло не больше, чем самаркандцам. Ал-Хараши отправил вслед за беглецами своего верного слугу, жителя Мерва, отступника, перешедшего в ислам и принявшего мусульманское имя Сулеймана-ибн-абу-с-Сари.

Отступление отряда Диваштича было недолгим. Обратившись вспять, он встретился с преследователями в жестоком бою над речкой Кум, в пяти километрах от Калаи-Муга, и, потерпев поражение, заперся в своей твердыне. Однако стало ясно, что дело безнадежно: пенджикентцам грозила голодная смерть.

Тогда — часто ли доносит до нас история весть о таких деяниях? — загнанный в тупик афшин решил спасти своих подданных ценой своего позора. Он — только он один! — сдался в плен, дабы предотвратить кровопролитие. Он не знал, каковы были в те дни слуги пророка.

Кутейба принял его с почетом. Некоторое время он держал его при своей ставке. А потом... а потом согдиец Диваштич был распят по обычаю завоевателей на внешней стене одного из тех могильных сооружений, внутри которых зороастрийцы[29] Согда хранили кости своих усопших. Голову его отрубили и послали в далекий Ирак, правую руку отдали победителю Сулейману. «Vae victo!» «Горе побежденному!»

Имя благородного афшина Пенджикентского разные ученые читают и расшифровывают по-разному: одни, как Ди-ваш-тич, другие как Де-вас-тиц, третьи — еще иначе. Но из каких звуков ни складывай это имя, оно всегда прозвучит гордым напоминанием о человеке, достойно носившем высокое звание сына родины и отдавшем за это звание жизнь.

ОТ КАЛАИ-МУГА К ПЕНДЖИКЕНТУ

Архив Калаи-Муга был найден в тридцатых годах. Поиски прошлого на землях Согда переместились в Пенджикент.

Здесь уместно сказать: замечательные раскопки древнего городища над Зеравшаном многим обязаны в самом начале своем научной прозорливости, организаторским способностям, напористому энтузиазму большого ученого, к несчастью уже скончавшегося, А.Ю. Якубовского. Это он добился, чтобы сюда направлена была в 1947 году экспедиция, он возглавил ее, придал ее работам верный ход и сумел собрать и вырастить вокруг себя дружный коллектив преданных своему делу талантливых «пенджикентцев». Благодарная память ему!

Экспедиция явилась впервые на берега Зеравшана в сорок седьмом году, а уже в самом начале пятидесятых стало ясно: новый, доныне лишь понаслышке известный нам мир поднимается ее трудами над землей. Благодаря огромному числу добытых в раскопках монет удалось точно установить, с каким временем имеют здесь дело археологи: все монеты были не древнее середины VII и не моложе пятидесятых годов VIII столетия нашей эры. Заступы врезались прямо в эпоху Диваштича, в те времена, когда агония попавшего под иго завоевателей Согда подходила к концу.

В больших монументальных постройках, как всюду при раскопках, нашлись разнообразные украшения — и драгоценные и более дешевые; они говорили о мастерстве согдийских художников по металлу, об уровне культуры ремесла. Тут и там попадались клочки тканей совершенной выделки и щедрой причудливой расцветки: синий шелк с золотистыми звездами, фисташковый, затканный цветами; пурпуровая, голубая, золотисто-зеленая ткани местной выделки. Искусство ткачей тоже было на высоте в Пенджикенте.

Вот остатки сложной системы оросительных каналов: высока была и техника земледелия. Вот семена пшеницы, проса, ячменя, гороха — мы знаем теперь, что сеяли пенджикентцы. Были у них сады, в которых росли инжир и персик, урюк и черешня. Легкие тростинки камышовых стрел рассказали о метких лучниках; множество лаковых коробочек китайской работы появились как изящные свидетельницы предприимчивости и вкуса зеравшанских купцов. Вместе с этими бесчисленными находками с каждым новым раскопом, с каждым годом работ древний город приобретал для археологов все более определенный облик, из туманной сказки прошлого становился чем-то осязаемым, живым, точно очерченным.

Древний город? Да. Но в душе почти каждого археолога живет постоянная мечта, в которой ой не всегда и сознается. Радостно собственными глазами увидеть здание глубокой древности, радостно положить руку на рукоять меча, побывавшего в руке легендарного героя. Но как чудесно было бы, если бы мы могли заглядывать в лица не только эпох, но и людей, живших в эти эпохи, видеть не только вещи древних согдийцев, но и самих их, живых, разных — смелых воинов благородного Диваштича и его нежных наложниц, состоятельных землевладельцев Согда и крестьян, древними кетменями рыхливших их виноградники, жрецов, молившихся в этих храмах, и купцов, покупавших у них добрые предсказания на дальний путь.

В археологии каждые новые раскопки наряду с ожидаемыми результатами приносят или могут принести любую, иной раз совершенно неправдоподобную неожиданность. Углубляясь в землю, мы вступаем в мир загадок и тайн. Так новгородские улицы принесли нам драгоценный дар берестяных грамот. Так курганы Пазырыка оказались хранилищем замороженных тел людей и животных. Так вручил нам неожиданный и щедрый подарок и Шахристан древнего Пенджикента. Его храмы сохранили на протяжении веков свои стены, выложенные из сырцового кирпича или из блоков лёссовой глины-пахсы, а на этих стенах, когда осторожные руки ученых открыли их солнечным лучам, обнаружилось поистине нечто необыкновенное.

Да, теперь мы можем сказать: мы видели современников Диваштича в лицо. Потому что отныне древний Пенджикент для нас прежде всего подземная пинакотека — удивительная картинная галерея.

ЖИВОПИСЬ СОГДИЙЦЕВ

Это было совсем недавно в Ленинграде. Мы стояли и смотрели, а молодая женщина-археолог раскладывала на паркете метровые листы. Из них, как в детстве из кубиков, составлялись картины. Первые два листа — голова лошади, темно-красный круп ее и всадник в желтом, расписном, тесно облегающем кафтане. Нижние листы — появился весь всадник на темно-гнедом коне, а внизу огромная змея с какой-то странной, почти человеческой головой и женской грудью.