Александр Дюма - Кавказ

• Название: Кавказ
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Мерани
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988

В 1858–59 годах А. Дюма путешествовал по России. Три месяца он провел на Кавказе. В апреле 1859 года в Париже вышли три тома его впечатлений от поездки на Кавказ. В 1861 году в сокращенном виде «Кавказ» был издан на русском языке.

Нынешнее издание, несмотря на незначительные купюры, — самое полное издание «Кавказа» в нашей стране.

Перевод с французского П. Н. Роборовского, литературная обработка, перевод недостающих частей, вступительная статья, послесловие, примечания и комментарии М. И. Буянова, редактор — доктор филологических наук, профессор Т. П. Буачидзе.

---

Однако по мере нашего приближения находившаяся перед нами гора покрывалась зубцами, похожими на развалины. Потом нашим взорам представилось второе доказательство того, что мы вступили в просвещенную страну.

По правую сторону виднелись три виселицы. Средняя была пустая, две другие заняты: они были заняты мешками. Мы долго спорили, что бы такое могло быть на них повешено.

Муане утверждал, что это не люди.

Я утверждал, что это не мешки.

Наш ямщик решил спор: это были люди в мешках.

Что же это за люди? Ямщик был такой же невежда, как и мы. Во всяком случае было очевидно, что эти люди не могли быть из разряда тех, коим присуждают премии Монтиона.

Мы продолжали ехать, предполагая, что в Тифлисе тайна объяснится.

Город открывался очень постепенно. Первые здания, попавшиеся нам на глаза, были, как и при въезде в Санкт-Петербург, два дурные строения по всей вероятности казармы, вид которых заставил нас печально покачать головами.

Неужели этот Тифлис, так давно ожидаемый и обетованный, как грузинский рай, на самом деле не более, чем напрасная мечта?

Мы невольно вздохнули.

И вдруг вскрикнули от радости: на краю дороги, в глубине пропасти бушевала Кура; сам же город, расположенный ярусами по склонам горы, спускался до дна пропасти с домами, похожими на стаю распуганных птиц, которые расселись где и как попало.

Каким образом мы спустимся в эту пропасть, если не видно дороги?

Наконец она показалась… если только могла называться дорогой.

Это нас не трогало, ведь на каждом шагу мы испускали крики радости.

— Смотрите вот сюда! Видите вон там башню! Вот мост! А вот крепость! А там, а там!..

И действительно, перед нами раскрывалась великолепная панорама.

Наш тарантас катился словно гром, сопровождаемый криком ямщиков: «Хабарда, хабарда!».[212]

Без сомнения, утром было празднество, ибо улицы были наполнены народом: повесили двух человек.

Мы переехали через деревянный мост, висящий, не знаю как, на шестьдесят футов над рекой. Под нами, на большой песчаной отмели, образуемой Курой, лежало около сотни верблюдов.

Мы въезжали из предместья.

Наконец, мы были в Тифлисе; теперь, судя по тому, что мы видели, Тифлис отвечал составленному нами о нем представлению.

— Куда везти господ? — спросил ямщик.

— К барону Фино, французскому консулу, — отвечал я.

И невзирая на столпотворение, тарантас понесся вперед так же быстро, как перед тем спустился.

Глава XXXVI Тифлис: о тех, кого здесь вешают[213]

Барон Фино жил в верхней части города на Царской улице под горой Святого Давида.

Он обедал у княгини Чавчавадзе, но так как нас ожидали каждый день, то, уходя, он велел своему слуге проводить нас прямо на квартиру, для нас приготовленную.

Нас привели в прекрасный дом около самого театра. Две комнаты и огромный зал были отданы в наше распоряжение богатым грузином Иваном Зубаловым. Муане и Калино поместились в одной комнате, я в другой. Зал был общим.

Из окна комнаты Муане я видел как нельзя лучше две виселицы и качавшиеся на них мешки. Действительно, это были повешенные, как я уже имел смелость намекнуть прежде, и даже совершенно свежие; их казнили в этот самый день.

Я осведомился за какое преступление они были казнены. Оказалось, что они зарезали двух приказчиков часового мастера Жоржаева с целью обокрасть его магазин. Преступники были армяне. Неслыханное дело! Армяне, при всем своем послушном и кротком характере, порою бывают ворами, иногда мошенниками, но почти никогда убийцами.

Судьба распорядилась так, что из одного и того же окна я мог видеть налево двух повешенных, направо лавку Жоржаева.

Вот как обстояло дело: Жоржаев имел двух приказчиков, которые днем оставались в магазине, а вечером уходили для собственного удовольствия или по делам, унося с собой ключи от магазина. Они подружились с двумя армянами, Шубашевым и Исмаилом, которые и вознамерились обокрасть Жоржаева[214]. План их состоял в том, чтобы пригласить друзей на ужин, напоить допьяна, убить, взять ключи и проникнуть в магазин.

Все произошло согласно замыслу, за исключением одного обстоятельства. Оба приказчика были уведены, напоены, убиты, но разбойники, сколько не обыскивали их, ключей не нашли. Тогда они решились на другое — отправиться в лавку Жоржаева и постучаться.

Ночь была темная; тот, кто будет отворять им дверь, вероятно, без свечи, примет их за приказчиков, они войдут и — дело с концом. Но прежде надо было сбыть трупы. Они разбудили одного бедного мушу, спавшего в своей конуре, привели к трупам и обещали четыре рубля, если он зароет их куда-нибудь подальше. Муша (так в Тифлисе зовут переносчика тяжестей) не всегда зарабатывает четыре рубля в день. Он взвалил оба трупа на спину, спустился к Куре, перешел через Михайловский мост, поднялся на склон холма в предместье Чугурети и зарыл их в месте, называемом Красной Горкой. Потом муша возвратился восвояси, надеясь, что те придут к нему сами.

Между тем, убийцы явились к магазину Жоржаева и постучались; но Жоржаев сам взялся отворить дверь и притом со свечой в руке. Самого хозяина нельзя было обмануть, и потому Шубашев и Исмаил кинулись наутек. Мастер подумал, что это розыгрыш, снова запер дверь и лег в дурном расположении духа вследствие неуместной шутки. На другой день приказчики не явились; а так как они в первый раз не пришли на работу, Жоржаев стал беспокоиться.

Около полудни пастух, пасший быков на горе, заметил в одном месте, где земля казалась ему свежевскопанной, ногу, высунувшуюся из-под земли. Он потянул ее. За ней вышла и другая, потом еще две ноги, а с ними два туловища. Он побежал в город и объявил об этом. При осмотре трупов оказалось, что это были приказчики Жоржаева, а так как накануне видели, что они вышли с упомянутыми армянами, то, разумеется, подозрение пало на последних. Их арестовали вместе с мушой, предали суду и осудили на смерть — Шубашева и Исмаила, как виновников преступления, а мушу как их сообщника.

Преступление наделало много шуму и вселило большой страх; кавказский наместник князь Барятинский предписал как можно скорее произвести следствие; оно было окончено немедленно; доказательства были бесспорны.

Как наместник императора, князь Барятинский имеет право даровать жизнь или смерть. Он один судья — помимо государя. Никакое чрезвычайное обстоятельство не требовало отсрочки казни; правосудие лишь требовало облегчить наказание муши, частично оказавшегося лишь невольным участником преступления. Ему присудили тысячу палочных ударов и ссылку на каторжные работы в Сибирь на восемь лет.

Не будет ничего удивительного, если он после этого срока воротится оттуда; грузин, армянин, перс могут вынести тысячу палок, горец — пятьсот, русский — две тысячи. Но ни один преступник, какой бы нации он не был, не мог перенести три тысячи ударов, что уже равняется смертной казни. Да и приговор был оформлен так, чтобы оставить мушу до последней минуты в убеждении, что и он осужден на смерть.

Три виселицы воздвигли на том самом месте, где нашли трупы приказчиков. Местность представляла двоякую выгоду; во-первых, казнь происходила на месте преступления, во-вторых, весь город видел эту священную, но в тот раз позорную горку.

В день нашего прибытия, ровно в полдень, трех осужденных повезли на телеге к месту казни: на них были надеты белые штаны, арестантская куртка, руки были связаны на груди, головы открыты. На шее висела дощечка с кратким содержанием приговора. Возле виселиц им прочли приговор. Затем палач и его помощник схватили одного из них, накинули ему на голову мешок, доходивший до ног, которые одни и виднелись и не были связаны.

На девятой ступеньке лестницы осужденный остановился. Здесь палач надел на него (помимо мешка) петлю вокруг шеи, заставил подняться еще на две ступеньки и, толкнув рукой, отправил в вечность. Такая же церемония повторилась и над вторым осужденным. Первый не успел еще принять вертикальное положение, как второй уже качался в воздухе.

Смерть была медленная, во-первых, по причине мешков, которые мешали веревке плотно сжать шею, во-вторых, потому, что палач, неопытный в своем искусстве, разумеется, не тянул страдальцев за ноги и не садился им на плечи. Эта тонкость Запада не в употреблении на Востоке. Заметно было, как на протяжении трех минут они судорожно двигали локтями, потом движения сделались реже и, наконец, совсем прекратились.

Тогда подошла очередь муши. Это был молодой человек девятнадцати лет, смуглый, тонкий и слабого сложения; когда сняли с него рубаху, все тело его дрожало. От холода ли, как у Бальи[215]. Не думаю, не думаю.

Тысяча солдат стояли в два ряда, по пятьсот человек в каждом; у каждого солдата в руках по тонкой гибкой палочке, толщиной в мизинец; промежуток между двумя рядами пять шагов. Руки осужденного привязали к прикладу ружья; унтер-офицер взял это ружье и собрался идти пятясь, чтобы направить шаги осужденного по своим; два солдата, обязанные идти так же пятясь, приставили штыки к его груди, а два других стали позади, упершись штыками в поясницу. Таким образом со связанными руками и между четырьмя штыками он не мог ни ускорить шаг, ни замедлить его.