Александр Дюма - Полина

• Название: Полина
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7287-0050-0

---

Найдя моих гребцов за ужином и за бутылкой вина, я сказал, что хочу сейчас же отправиться в Гавр, чтобы приехать туда ночью и поспеть ко времени отплытия пакетбота; но они отказались пуститься в море на том же самом судне, а для подготовки другой, более надежной шлюпки им потребуется, как они сказали, только один час. Поэтому мы сразу договорились об оплате, вернее, они просто положились на мое великодушие. Я прибавил к двадцати пяти луидорам, полученным ими, еще пять, а за эту сумму они готовы были доставить меня хоть в Америку.

Затем я пошел делать осмотр шкафов моей хозяйки, потому что у Полины было только одно платье — то, в котором ее заточили. Я боялся за нее, еще слабую и больную, боялся ветра и ночного тумана. Заметив на одной полке большой тартановый платок, я взял его и попросил госпожу Озре внести его в мой счет. Я надеялся, что с этой шалью и моим плащом графине во время путешествия будет тепло. Полина не заставила себя ждать и, когда узнала, что лодочники готовы, в ту же минуту спустилась. Я воспользовался оставшимся временем, чтобы окончательно рассчитаться в гостинице. Итак, нам осталось только дойти до пристани и отправиться.

Как я и предвидел, ночь была холодная, однако тихая и ясная. Я укутал графиню шалью и хотел проводить под тент из паруса, устроенный нашими матросами на корме лодки; но чистота неба и неподвижность моря удержали ее на палубе; я указал ей на скамейку, и мы сели друг подле друга.

Сердца наши были так полны, что мы не произнесли ни слова. Я склонил голову на грудь и погрузился в раздумья о тех странных и удивительных приключениях, которые начались для меня и цепочка которых, вероятно продолжится в будущем. Я горел желанием узнать, по каким причинам графине де Бёзеваль, молодой, богатой и, как говорили, горячо любимой мужем, пришлось в подземелье разрушенного аббатства ожидать смерти, от которой я ее избавил. Зачем понадобилось мужу объявлять о ее кончине и зачем он положил на смертное ложе тело другой женщины? Уж не из ревности ли?.. Эта мысль с самого начала приходила мне в голову: она была мучительна… Полина любит кого-нибудь?.. Если это так, то все мои мечты рушились, потому что не для меня она вернулась к жизни, а для того человека, кого она любит, ибо он найдет ее, где бы она ни скрылась. Выходит, я спас ее для другого; она поблагодарит меня как брата — и только, а этот человек пожмет мне руку, повторяя, что он обязан мне более нежели жизнью. Потом они будут счастливы, тем более что их никто не будет знать… А я? Я вернусь во Францию, чтобы страдать, как уже страдал, и в тысячу раз более, потому что блаженство, всегда такое далекое, приблизилось ко мне, чтобы еще безжалостнее ускользнуть; и в какую-то минуту я прокляну тот час, когда спас эту женщину, или пожалею, что, умершая для всего света, она жива для меня — вдали и для другого — вблизи… Впрочем, если она виновата, мщение графа было справедливо… На его месте я не оставил бы ее умирать… но, наверное… убил бы… ее и человека, любимого ею… Полина любит другого!.. Полина виновна!.. О, эта мысль терзала мне сердце.

Я медленно поднял голову; Полина, запрокинув голову, смотрела на небо, и две слезинки катились по ее щекам.

«Что с вами? Боже мой!» — воскликнул я.

«Неужели вы думаете, — сказала она, сохраняя ту же позу, — что можно покидать навсегда отечество, семью, мать, и при этом сердце не будет разрываться на части? Неужели вы думаете, что можно перейти если не от счастья, то, по крайней мере, от спокойствия к отчаянию без того, чтобы сердце не облилось кровью? Неужели вы думаете, что в моем возрасте можно переплывать море, отправляясь навсегда в чужую страну, и не смешивать свои слезы с волнами, уносящими вас далеко от всего, что вы любили?»

«Но разве это навсегда?»

«Навсегда!», — прошептала она, качая головой.

«И никого из тех, о ком вы сожалеете, вы не увидите больше?»

«Никого».

«И все… без исключения… навсегда не имеют права знать, что та, которую считают умершей, живет и плачет?»

«Все… без исключения… навсегда…»

«О! — вскричал я. — Но тогда я счастлив; какую тяжесть сняли вы с моего сердца!»

«Я не понимаю вас», — сказала Полина.

«Вы не догадываетесь, сколько сомнений и страхов пробудилось во мне? Но неужели вы не хотите узнать, какое стечение обстоятельств привело меня к вам? Конечно, своим спасением вы обязаны Небу, но, возможно, вы хотите услышать, какими средствами воспользовался Бог для вашего спасения?..»

«Да, вы правы: брат не должен иметь тайн от сестры… Вы расскажете мне все, и я ничего не скрою от вас…»

«Ничего… О, поклянитесь мне… Вы позволите мне читать в вашем сердце как в открытой книге?»

«Да… и вы увидите, что мое сердце знало только несчастье, покорность судьбе и молитву… Но теперь не время. Я нахожусь под впечатлением этих страшных событий, и у меня нет сил рассказывать о них…»

«О, когда хотите, когда сочтете нужным: я буду ждать».

Она встала:

«Я хочу успокоиться, вы, кажется, говорили, что мне можно спать под этим тентом?»

Я проводил ее и разостлал свой плащ на полу; она жестом попросила оставить ее одну. Я повиновался, сел там, где сидела Полина, запрокинул голову, так же как она, и пробыл в таком положении до самого прибытия в Гавр.

На другой день вечером мы высадились в Брайтоне и через шесть часов были в Лондоне.

VI

В первую очередь мне нужно было отыскать помещение для себя и сестры. В тот же день я отправился к банкиру, у которого был аккредитован; он показал мне небольшой меблированный дом, очень удобный для двух человек с двумя слугами. Я поручил ему снять его, и на другой день мне сообщили, что дом в моем распоряжении.

Графиня еще спала, когда я отправился в бельевой магазин; его хозяйка мгновенно подобрала мне полный комплект белья, довольно простого, но изготовленного с большим вкусом; через два часа оно было помечено именем Полины де Нерваль и размещено по шкафам спальни той, для которой было предназначено. Сразу после этого я отправился к модистке: она была француженка, но проявила чисто английскую быстроту и деловитость, снабдив меня всем необходимым. Что касается платьев, то, не сумев назвать мерки, я выбрал самые лучшие ткани, какие только мог найти, и попросил хозяина магазина прислать портниху в тот же день вечером.

Возвратившись домой в полдень, я узнал, что сестра моя проснулась и ждет меня к чаю. Она была одета в очень простое платье, которое успели сделать ей за те двенадцать часов, что мы провели в Гавре. Она была прелестна в нем!

«Посмотрите, не правда ли, — сказала она, увидев меня, — мой наряд соответствует моему новому положению, и теперь будет очень естественно представить меня в качестве помощницы учительницы?»

«Я сделаю все, что вы прикажете», — сказал я.

«Но вам не следует так говорить, и если я исполняю свою роль, то вы, кажется, забываете свою. Братья не должны слепо повиноваться желаниям своих сестер, особенно если это старшие братья. Вы выдаете себя — берегитесь!»

«Меня поистине восхищает в вас присутствие духа, — сказал я, бессильно уронив руки и глядя на нее, — в вашем сердце грусть из-за глубоких душевных страданий, ваше лицо бледное и усталое из-за физических болей и истощения; вы покинули навсегда все то, что было вам дорого и что вы любили, — не так ли? — и у вас есть силы улыбаться? Нет, плачьте, плачьте, мне это больше по душе и не так тяжело это видеть».

«Да, вы правы, — отвечала она, — я дурная комедиантка… Не правда ли, слезы видны сквозь мою улыбку? Но я плакала все время, когда вас не было, и мне стало легче, так что, брат, на взгляд менее проницательный, чем ваш, менее внимательный, может показаться, что я все уже забыла».

«О, будьте спокойны, сударыня! — сказал я с горечью, потому что все подозрения мои вернулись. — Будьте спокойны, я не поверю этому никогда».

«Можно ли не печалиться о своей матери, когда знаешь, что она считает тебя мертвой и оплакивает твою смерть?.. О моя матушка, моя бедная матушка!» — воскликнула графиня рыдая и падая на канапе.

«Вот видите, какой я эгоист, — сказал я, приближаясь к ней, — я предпочитаю ваши слезы вашей улыбке: слезы доверчивы, улыбка скрытна. Улыбка — это покрывало, которым пользуется сердце, чтобы лгать… А когда вы плачете, мне кажется, я вам нужен, чтобы осушить ваши слезы… Когда вы плачете, я надеюсь, что когда-нибудь заботами, вниманием, почтением утешу вас. А если вы утешились, то какая надежда мне остается?»

«Послушайте, Альфред! — сказала графиня с глубокой благожелательностью, в первый раз называя меня по имени. — Перестанем обмениваться пустыми словами: мы попали в такие странные обстоятельства, что не стоит хитрить друг с другом. Будьте откровенны, спросите меня, что вам хочется знать, и я отвечу вам».

«О, вы ангел! — ответил я. — А я, я сумасшедший: я не имею права ничего знать, ни о чем спрашивать. Разве я не был счастлив настолько, насколько дано быть счастливым человеку, когда нашел вас в подземелье; когда, сходя с горы, нес вас на руках; когда вы опирались на мое плечо в лодке? Не знаю почему, но мне бы хотелось, чтобы вечная опасность угрожала вам, чтобы сердце ваше дрожало подле моего, хотя существование, полное таких ощущений, не может быть долгим. Не прошло бы и года — и сердце разорвалось бы на части. Но какую долгую жизнь нельзя было бы променять на подобный год? Тогда вы были бы отданы вашему страху и я один был бы вашей надеждой. Тогда воспоминания о Париже не стали бы мучить вас. Вы не прибегнули бы к улыбке, чтобы скрыть от меня свои слезы, и я бы был счастлив!.. Я не ревновал бы!»