Семен Бабаевский - Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2

• Название: Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2
• Автор: Семен Бабаевский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1979

Удостоенный Государственной премии роман «Свет над землей» продолжает повествование о Сергее Тутаринове и его земляках, начатое автором в романе «Кавалер Золотой Звезды». Писатель рассказывает о трудовых подвигах кубанцев, восстанавливающих разрушенное войной сельское хозяйство.

Содержание повести «Сухая Буйвола» — приключения двух мальчиков, пускающихся в далекое путешествие к чабанам по степной речке Егорлык, с открытием Невинномысского канала она становится полноводной рекой, что заставляет юных героев преодолеть много непредвиденных ими опасностей и трудностей.

---

— «Выхожу один я на дорогу…»

— Неправильно! — перебил Олег. — Не один, а со мной, и не на дорогу, а в степь.

— Это же Лермонтов выходил.

— И чего ты к нему прицепился? Или других поэтов нет? Или, на худой конец, сам сочини. Может, от твоих стихов перестанут болеть ноги. Или разучился?

— Могу! — ответил Ленька. — Хочешь, без бумаги, а так, одними мыслями и в один миг?

— Действуй!

Ленька пожалел, что похвастался. Без бумаги да еще и быстро — трудно. Как же это сделать, чтобы не записывать и подобрать удачные строки?

— Чего остановился? — спросил Олег. — Ты иди и сочиняй!

Прошло минут двадцать. Ленька потирал выпуклый лоб, мял чуприну и наконец крикнул:

— Есть! Готово! Слушай!

Опустился вечер,
Травы шелестят,
Подгоняет ветер
Маленьких ягнят.

— В общем и целом, конечно, подходяще. — Олег потер затылок, покряхтел. — Вот от твоих стихов, верно, у меня сразу сил прибавилось.

— Чего смеешься?

— А что? Правда… Просто бодрые стишки! Честное слово! Только они не очень правильные. Например: «травы шелестят». В данную минуту ветра нету и травы молчат, — значит, выдумка. Или: «ветер подгоняет ягнят». Ой, Ленька, ой, какой же ты выдумщик! Как это ветер может подгонять ягнят? Ярлыгой, что ли? Неудачно… Неправдоподобно.

— Ничего ты, Олег, в стихах не смыслишь!

— Ты, Леня, люби критику и не сердись. И Пушкина, говорят, тоже критиковали.

— Я, Олег, понимаю. Но тут же надо принять во внимание быстроту. Я, можно сказать, на лету схватил. А если посидеть, поразмыслить…

Олег обнял насупившегося Леньку.

— Леня, ты настоящий поэт… будешь. Но, послушай, друг, скажи правду: моей сестренке тоже стишки сочинял?

— Тебе зачем знать?

— Скромничаешь? Тогда отвечай: друг ты мне или не друг?

— Друг.

— Вот и скажи: писал?

— Нет еще, — смущенно ответил Ленька. — Но напишу. Непременно. Знаешь, Олег, она такая…

— Какая? — Олег рассмеялся. — Никакая!

— Она лучше всех! Вот!

— Тогда, Лень, скажи, — Олег насупил брови, — может, я как друг тебе не нужен? Ты говори, говори, не стесняйся!

— Ты о чем, Олег?

— Не знаешь? С Марфуткой дружишь?

— Разве нельзя? Она хорошая. У нее характер…

— Значит, Марфутка лучше меня? Так получается?

— Не совсем так. Ты по-своему, а она… Ты знаешь, Олег, я об этом и не думал.

— Сегодня не думал, а завтра подумаешь. — Олег сокрушенно покачал головой. — Эх, Лень, Лень, охота тебе с девчонкой связываться. У нее нет ни выдержки, ни смелости. Одни слезы.

Они остановились. Ленька не соглашался с Олегом, а сказать, возразить не мог. Овцы подошли вплотную, паслись возле ног, посапывая. Надо было идти. Ребята опередили сакман, но уже до стоянки шли молча.

Месяц вонзился в туманную, буро-серую кромку горизонта. Сакман был поставлен в закут, а сакманщики забрались в курень и улеглись на полсти. Олег, зевая, сказал:

— Лень, а хорошо в степи! Вот лежим мы с тобой в этом курене, а вокруг — ни живой души. Только овцы и собаки. И нам не страшно.

— Правильно. Первую ночь знаешь как я плохо спал!

— А скоро этой нашей жизни придет конец. Полтора месяца пролетели.

— Ты это о чем?

— От дяди Гриши слыхал, что скоро начнем отлучать молодняк и организовывать новую отару. Не будет тогда сакманов, а будут отары. И пойдут овцы на зимнюю кочевку.

— А мы?

— Прямым ходом в Грушовку.

— Знаешь что, Олег! — Ленька привстал. — Давай и мы двинем со всеми чабанами! Попросим дядю Гришу, чтобы взял. Неужели откажет?

— Попросить-то можно, — рассудительно заговорил Олег. — Дядя Гриша вполне согласился бы. И ты, и я свободно могли бы стать подпасками. Только…

— Что? Надоело?

— Не то, Леня.

— Знаешь, и Марфутка с нами поехала бы.

— Вот-вот, я так и знал! — с гневом ответил Олег. — Во-первых, твоей Марфутке надо ходить в школу, а во-вторых удивительный ты, Лень, человек!

— Почему удивительный?

— Ну как же! О будущем ты подумал? Мы должны поспешить в техникум.

— Торопись. Там тебя очень ждут! — Ленька натянул на голову брезент. — Как же, жди!

— И ждут. А что? — Олег придвинулся к другу. — Нет, Лень, от намеченного пути не отступать! Мы сперва окончим техникум, а после этого — пожалуйста, на все четыре стороны. Можно и в Сухую Буйволу. Да нас дядя Гриша охотно возьмет зоотехниками. Знаешь, что мы тогда сделаем? Попросимся в одну отару, будем работать вместе. У нас ни одна овца не заболеет. Мы новую породу выведем. Эх, ты!

Пока Олег мечтал, Ленька уснул. «Разнесчастный сонуля, поговорить не может!» — думал Олег, а глаза его слипались.

И опять ребятам ночь показалась короткой, как миг. Не заметили, как пролетела. И вот они уже вывели на траву сакманы. Шли, как обычно, впереди, зевали страшно, потягивались. От прохлады поеживались. Но Олег и тут не унывал. Он и танцевал, и гонялся за собаками, и налетал на Леньку с кулаками. Волей-неволей Ленька оборонялся, и они начинали борьбу.

Неожиданно подошел дед Евсей с берданкой. Олег и Ленька перестали бороться, смотрели на старого чабана и удивлялись: откуда он приплелся в такую рань?

— Хлопцы-молодцы! — крикнул он. — А вы шустрые!

— Это мы, дедушка, от сна избавлялись.

— Как живете-поживаете?

— Хорошо, — ответил Олег. — Пасем помаленьку. А вы откуда, дедушка?

— Из Суркульского яра. — На усталом стариковском лице промелькнула тень самодовольства. — Волчицу, черти б ее с квасом съели, подстерегал.

— И что? — спросил Ленька. — Подстерегли?

— Перехитрил и свалил-таки! — Дед Евсей погладил бородку, слабо, устало улыбнулся. — Разве не слыхали выстрела? Ох и долго она меня дразнила! Думал, этому и конца не будет. Я всю ночь, верите, сижу в кустах, поджидаю. В сон клонит, удержу нету. Ну, думаю, просплю, прозеваю. Но все же досидел. Только-только начинала полыхать зорька — гляжу, крадется. Я притаился, высматриваю. Вижу, направилась в гнездо, к волчатам. Ну, тут я ее и посадил на картечь. — Дед Евсей повертел в руках берданку, прищуренным глазом зыркнул в закопченное дуло. — Наповал срезал, в голову. Бьет, верите, как из орудия. Хлопцы, а утренний водопой где будете устраивать?

— Должен Андрейка подвезти воду, — ответил Олег. — До колодца дойдем только к обеду.

— Так вот вам, хлопцы, и наказ от меня. — Дед Евсей повесил ружье за спину. — Передайте от меня внуку моему Андрею, чтобы он завернул с арбой к волчиному гнезду. Там его волчица ждет. Заодно пусть прихватит и волчат. Мешок у вас найдется?

— В курене лежит, — ответил Ленька. — В том мешке волчата уже побывали.

Дед Евсей заспешил к кошаре. Когда же на взгорье выкатился багрово-красный шар и запламенела усыпанная росинками трава, приехал водовоз. Он сидел на бочке, подхлестывал рыжих быков и смеялся, как казалось Олегу и Леньке, без всяких причин. А причина, оказывается, была. Андрейка возил воду не десять дней, а уже восемнадцатый. И сегодня Григорий Корчнов сказал ему, что в сакман он не вернется, а будет третьяком в отаре Охрименки.

— Ну, дружки, — улыбаясь, заговорил Андрейка, — сакманщиком я более не буду. Эта работа так, для неучей.

— Воду будешь возить?

— Конец и водовозничеству. Иду в третьяки к Охрименке. Скоро у него будет новая отара, молодняцкая. — Андрейка отвел вспыхнувшие от радости глаза. — Григорий Афанасьевич позвал и говорит: «Выручай, Андрейка! Без тебя Охрименко не управится». Ну, что ж, говорю, если надо…

К концу водопоя, смахивая со лба испарину, Олег сообщил об убитой волчице.

— Новость старая, — сказал Андрейка, шмыгая носом. — Деда Евсея повстречал и говорил с ним. Я так и знал, что мне придется везти добычу. Разве без меня обойдутся? — и рассмеялся. — Хитрющий старик! Сумел перехитрить зверя. А главное, терпеливый до ужаса. Укроется в кустах и просидит всю ночь, как заколдованный.

Ленька сбегал в курень и принес мешок. В Суркульский яр поехали Андрейка и Олег.

— А вдруг она живая? — усомнился Олег. — Мы к ней, а она поднимется и зубы в ход пустит!

— Придумал! — с усмешкой ответил Андрейка. — Дед так целится, что ей не встать. Да и беру тебя для того, чтобы помог. Волчица — это же какая тяжесть! Тяжелее любого волкодава. Ее так, запросто, на арбу не свалишь. Сила нужна. Да к тому же, Олег, и волчат посмотришь. Ленька их уже видел.

— Ладно, — согласился Олег, — поехали.

Ленька остался с сакманом. И как же он был обрадован, когда к нему подошла Марфутка! Даже сердце екнуло, и стало вдруг жарко. В кошелке Марфутка принесла завтрак, но Ленька о нем и не подумал. Даже не верилось, что это стоит Марфутка. Ноги босые и до колен забрызганы росой. Невесело смотрела она на Леньку. В ее голубых глазах было полно солнца и тепла, а где-то в глубине блестела слезинка. Но почему Марфутка такая грустная? Ленька готов был рассмеяться, а она даже не улыбалась. Не зная, как бы ее развеселить, он взялся сзади за косички, как за поводья, и сказал: