Чарльз Диккенс - Большие надежды (без указания переводчика)

• Название: Большие надежды (без указания переводчика)
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза

(англ. Charles Dickens) — выдающийся английский романист.

---

Болото показалось мнѣ длинной, черной полосой на горизонтѣ, когда я снова остановился и поглядѣлъ ему въ слѣдъ; рѣка являлась другою такою же полосою, только темнѣе и уже; небо представляло рядъ длинныхъ, багровыхъ и черныхъ, перемежавшихся полосъ. На берегу рѣки я только могъ различить два предмета, поднимавшихся надъ поверхностью земли: вѣху, поставленную рыбаками въ видѣ шеста, съ изломаннымъ боченкомъ наверху, очень-некрасивую штуку вблизи, и висѣлицу съ болтавшимися на ней цѣпями, на которой во время оно былъ повѣшенъ морской разбойникъ. Человѣкъ этотъ пробирался въ висѣлицѣ, какъ-будто онъ былъ тотъ самый разбойникъ, возставшій изъ мертвыхъ, чтобъ снова повѣситься. Эта мысль произвела на меня страшное впечатлѣніе; смотря на скотъ, который поднималъ головы и глядѣлъ ему вслѣдъ, я задавалъ себѣ вопросъ: «не-уже-ли и скотъ думаетъ то же?» Я осмотрѣлся во всѣ стороны, думая, не увижу ли гдѣ страшнаго молодчика, но не было и признаковъ его. Мнѣ опять стало страшно и я побѣжалъ безъ оглядки домой.

II

Сестра моя, мистрисъ Джо Гарджери, была двадцатью годами старше меня; она составила себѣ огромную извѣстность во всемъ околоткѣ тѣмъ, что вскормила меня «рукою». Мнѣ самому приходилось добраться до смысла этого выраженія, и потому, зная, какъ она любила тузить меня и Джо своею тяжелою рукою, я пришелъ къ тому убѣжденію, что мы оба съ Джо вскормлены рукою.

Сестра моя была некрасива собой, и я полагалъ, что, должно-быть, она и жениться на себѣ заставила Джо рукою. Джо былъ молодецъ и, лицо его окаймляли пышные, бѣлокурые локоны, а неопредѣленно-голубой цвѣтъ его глазъ, казалось, сливался съ снѣжною бѣлизною бѣлка. Вообще, онъ былъ отличнаго нрава человѣкъ, добрый, кроткій, сговорчивой, простой, но, съ тѣмъ вмѣстѣ, прекрасной малой, нѣчто въ родѣ Геркулеса и по физической силѣ, и по нравственной слабости.

Сестра моя, брюнетка съ черными глазами и волосами, имѣла кожу до того красную, что я часто думалъ, не моется ли она, вмѣсто мыла, мускатнымъ орѣхомъ. Она была высока ростомъ, очень-костлява и почти-постоянно носила толстый передникъ, завязанный сзади; онъ кончался спереди жосткимъ нагрудникомъ, въ которомъ натыканы были иголки и булавки. Она считала высокою добродѣтелью носить этотъ передникъ, а Джо постоянно укоряла имъ. Я, однако, не вижу причины, почему ей необходимо было его носить, или, если ужь она его носила, то отчего не снимала его по цѣлымъ днямъ?

Кузница Джо примыкала къ нашему дому, деревянному, какъ большая часть домовъ въ нашей сторонѣ въ тѣ времена. Когда я прибѣжалъ домой съ кладбища, кузница была заперта и Джо сидѣлъ одинъ-одинехонекъ въ кухнѣ. Мы съ Джо одинаково страдали отъ ига моей сестры, и потому жили душа въ душу. Не успѣлъ я открыть двери, какъ Джо крикнулъ мнѣ:

— Мистрисъ Джо уже разъ двѣнадцать выходила тебя искать, Пипъ. Она и теперь затѣмъ же вышла.

— Не-уже-ли?

— Да, Пипъ, сказалъ Джо:- и, что хуже всего, она взяла съ собою хлопушку.

При этомъ страшномъ извѣстіи, я схватился за единственную пуговицу, оставшуюся на моей жилеткѣ, и вперилъ отчаянный взоръ на огонь. Хлопушкой мы называли камышъ, съ тоненькимъ навощеннымъ кончикомъ, совершенно-сглаженнымъ отъ частаго прикосновенія съ моимъ тѣломъ.

— Она садилась, продолжалъ Джо: — и снова вставала. Наконецъ, она вышла изъ себя и схватила хлопушку. Вотъ что! Джо медленно началъ мѣшать уголья ломомъ подъ нижнею перекладинкою. — Слышь, Пипъ, она вышла изъ себя.

— А давно она вышла, Джо? спросилъ я.

Съ Джо я обходился всегда, какъ съ большимъ ребенкомъ, равнымъ мнѣ во всѣхъ отношеніяхъ.

— Ну, сказалъ Джо, взглянувъ на старинные часы: — она вышла изъ себя, вотъ, ужь минутъ пять будетъ Пипъ. Слышь, она идетъ. Спрячься за дверь, старый дружище.

Я послушался его совѣта. Сестра моя, войдя, настежь распахнула дверь и, замѣтивъ, что она не отворяется какъ слѣдуетъ, тотчасъ же догадалась о причинѣ и, не говоря дурнаго слова, начала работать хлопушкою. Она кончила тѣмъ, что бросила меня на Джо, который радъ былъ всегда защитить меня, и потому, спокойно пихнувъ меня подъ навѣсъ камина, онъ заслонилъ меня своею огромною ногою.

— Гдѣ ты шатался, обезьяна ты этакая? кричала мистрисъ Джо, топая ногами. — Сейчасъ говори, что ты дѣлалъ все это время. Вишь, вздумалъ пугать меня! А то смотри, я тебя вытащу изъ угла, будь тамъ съ полсотни Пиповъ и полтысячи Гарджери.

— Я только ходилъ на кладбище, сказалъ я, сидя на стулѣ и продолжая плакать и тереть рукою свое бѣдное тѣло.

— На кладбище! повторила сестра. — Еслибъ не я, давно бъ ты тамъ былъ. Кто тебя вскормилъ отъ руки — а?

— Вы, отвѣчалъ я.

— А зачѣмъ я это сдѣлала — а? воскликнула сестра.

— Не знаю, прохныкалъ я.

— И я не знаю, продолжала мистрисъ Джо. — Знаю только, что въ другой разъ этого не сдѣлаю. Справедливо могу сказать, что передника съ себя не снимала съ-тѣхъ-поръ, какъ ты родился. Довольно-скверно уже быть женою кузнеца (да еще Гарджери), а тутъ еще будь тебѣ матерью?

Разнородныя мысли толпились въ моей головѣ, пока я смотрѣлъ на огонь. Я начиналъ вспоминать и колодника на болотѣ, и таинственнаго молодчика, и обѣщаніе обокрасть тѣхъ, кто пріютилъ меня; мнѣ показалось, что даже красные угли смотрѣли на меня съ укоризною.

— А! сказала мистрисъ Джо, ставя на мѣсто орудіе пытки. — На кладбище, въ-самомъ-дѣлѣ! Конечно, кому, какъ не вамъ упоминать о кладбищѣ. (Хотя, замѣчу въ скобкахъ, Джо вовсе не упоминалъ о немъ.) Въ одинъ прекрасный день свезете меня на кладбище. Вотъ ужь будетъ парочка безъ меня!

Мистрисъ Джо начала приготовлять чай, а Джо нагнулся ко мнѣ и какъ-будто обсуждалъ, какую именно парочку мы бы составили при столь-несчастномъ обстоятельствѣ. Послѣ этого онъ молча расправлялъ свои кудри и бакенбарды, — слѣдя глазами за всѣми движеніями моей сестры, что онъ всегда дѣлалъ въ подобныхъ случаяхъ.

Мистрисъ Джо имѣла извѣстную манеру приготовлять намъ хлѣбъ съ масломъ. Прежде всего она крѣпко прижимала хлѣбъ къ своему переднику, отчего часто булавки и иголки попадали въ хлѣбъ, а потомъ къ намъ въ ротъ. Потомъ она брала масло (неслишкомъ-много) и ножомъ намазывала его на хлѣбъ, словно приготовляя пластырь; живо дѣйствовала обѣими сторонами ножа и искусно обчищала корку отъ масла. Наконецъ, проведя послѣдній разъ ножомъ по пластырю, она отрѣзывала толстый ломоть хлѣба, дѣлила его пополамъ и давала каждому изъ насъ по куску. Хотя я былъ очень-голоденъ, но не смѣлъ ѣсть своей порціи:, я чувствовалъ, что необходимо было запасти чего-нибудь съѣстнаго для моего страшнаго колодника. Я хорошо зналъ, какъ аккуратна и экономна въ хозяйствѣ мистрисъ Джо, и потому могло случиться, что я ничего не нашелъ бы украсть въ кладовой. На этомъ основаніи я рѣшился не ѣсть своего хлѣба съ масломъ, а спрятать его, сунувъ въ штаны.

Но рѣшиться на такое дѣло было не очень легко. Мнѣ казалось, что не труднѣе было бы рѣшиться спрыгнуть съ высокой башни, или кинуться въ море. Джо, незнавшій моей тайны, увеличивалъ еще тягость моего положенія. Какъ уже сказано, мы находились съ Джо въ самыхъ дружескихъ, почти братскихъ отношеніяхъ; такъ у насъ былъ обычай по вечерамъ ѣсть вмѣстѣ наши ломти хлѣба съ масломъ и, время отъ времени откусивъ кусокъ, сравнивать оставшіеся ломти, поощряя такимъ образомъ другъ друга въ дальнѣйшему состязанію. Въ этотъ памятный вечеръ Джо нѣсколько разъ приглашалъ меня начать наше обычное состязаніе, показывая мнѣ свой быстро-уничтожавшійся ломоть. Но я все сидѣлъ какъ вкопаный; на одномъ колѣнѣ у меня стояла кружка съ молокомъ, а на другомъ покоился мой неначатый ломоть. Наконецъ, я пришелъ къ тому убѣжденію, что если дѣлать дѣло, то лучше придать ему самый правдоподобный видъ. Я воспользовался минутой, когда Джо не смотрѣлъ на меня, и проворно опустилъ ломоть хлѣба съ масломъ въ штаны. Джо, повидимому, безпокоился обо мнѣ, думая, что у меня пропалъ аппетитъ; онъ кусалъ свой ломоть задумчиво и, казалось, безъ всякаго удовольствія. Необыкновенно-долго вертѣлъ онъ каждый кусокъ во рту, долго раздумывалъ и наконецъ глоталъ его, какъ пилюлю. Онъ готовился откусить еще кусочекъ и, наклонивъ голову на сторону, вымѣрялъ глазомъ сколько захватить зубами, когда вдругъ замѣтилъ, что мой ломоть исчезъ съ моего колѣна.

Джо такъ изумился и остолбенѣлъ, замѣтивъ это, что выраженіе его лица не могло не быть замѣченнымъ моею сестрою.

— Ну, что тамъ еще? рѣзко спросила она, ставя чашку на столъ.

— Послушай, бормоталъ Джо, качая головою, съ выраженіемъ серьёзнаго упрека: — Пипъ, старый дружище! ты себѣ этакъ повредишь. Онъ тамъ гдѣ-нибудь застрянетъ, смотри! Вѣдь, ты его не жевалъ, Пипъ!

— Ну, что тамъ еще у васъ? повторила моя сестра, еще рѣзче прежняго.

— Пипъ, попробуй-ка откашлянуться хорошенько. Я бы тебѣ это, право, совѣтовалъ, продолжалъ Джо съ ужасомъ. — Приличія, конечно, дѣло важное, но, вѣдь, здоровье-то важнѣе.