Сергей Шведов - Отрицательный Отбор

• Название: Отрицательный Отбор
• Автор: Сергей Шведов
• Жанр: Научная Фантастика

---

-- Нет Советской России, нет жертв советского режима. Свобода и демократия. А рюсся нигде не любят, только я люблю. Так что проспись, а вешером мы поедем домой.

* * *

Проснулся я в выборгском вытрезвителе. Прапор швырнул меня в одних кальсонах и босиком на пологую скамью, с которой похмельному не встать без чужой помощи.

-- Надо сдать его в КГБ, тащ капитан. Попытка нелегального пересечения границы.

-- Не пудри мне мОзги с этим фарцовщиком, Петренко. Что нашли при нём? Я не в вижу в перечне вещей абсолютно ничего интересного.

-- Так ничего при ём и не было, кроме пустой бутылки водки.

-- Петренко, дозволь заглянуть в твои честные очи? Пограничники дали мне совсем иные сведения. Ну, сам принесёшь или обыск организую со служебными собачками?

Петренко обиженно поджал губы и ввернулся с упаковкой джинсов, вельветовых рубашек с металлическими пуговицами и кипой "коттоновых" маек. Так высокопарно именовала фарца майки из чистого хлопка. прощальный подарок таинственного "Ахто Леви".

-- Ничего не забыл?

-- Так дефицитные колготки наши бабы из прошлой смены расхватали, тащ капитан! -- чуть ли не со слезами на глазах буркнул Петренко. -- Я для своей девушки даже не урвал.

-- Твой Прокопьевск где, Гудинович?

-- Кемеровская область, Сибирь.

-- Петренко, попроси судью, чтобы дала этому придурку тридцать суток, а не пятнадцать. А то он на билет до Сибири не заработает.

* * *

Месячный срок исправительных работ я отбывал в уже переименованном Ленинграде-Питере на Кировском заводе. Выгребал металлическую стружку из подпольных транспортёров и цедил со стоков шлифовочную грязь с металлическими опилками, круто замешанную на охлаждающей эмульсии. Но на билет до Прокопьевска так и не заработал. Хватило только до Минска. Тогда мы все ещё были с советскими паспортами, и рубли ходили советские. Кажется, только, в Прибалтике скакали зайчики да белочки на банкнотах.

Признаюсь, я долго жалел, что вопреки словам старика Ахто из Норвегии не добрался до Лиссабона, где я бы весело ночевал с неграми из Анголы, Гвинеи-Бисау или Мозамбика под мостами. Всё-таки было что вспомнить на старости лет. Приключения всё-таки. А так-то получается, что мне нечем гордиться по поводу моего героического прорыва советской границы.

В Америку и Англию меня не тянуло. Там банки давным-давно отобрали у местных терпил землю и жильё, и все привычно снимают квартиры, как американские фермеры арендуют у банкиров землю, которую сами когда-то с кровью вырвали из рук индейцев. Рабом-вольноотпущенником быть не захотел и осел в последнем заповеднике социализма, где ещё зверствовал последний кровавый диктатор Европы, и бродило дерьмо из-за пачки польских дрожжей в сортире надворнго типа, называемом оппозицией.

В Белоруссии (не путать с европейской Беларусью) я всего лишь за день устроился в Солигорске на калийную шахту, которую называли тут рУдником. Но шахта и в Африке шахта, как не назови.

В Солигорске я и женился, как на грех, на местной польке. Я привел невесту в самосшитом платьишке из ситца безо всяких свидетелей в загс, потому что её родители на дали согласия на брак с залётным сибиряком с неясным прошлым. Нам выделили комнату в общежитии. А в Минске в то время продолжали протягивать во все стороны линии метро. Мастерам проходчикам сразу предлагали кооперативную квартиру ещё по завету от Петра Мироновича Машерова, подлинного создателя белорусского народа навроде как бы Мустафы Кемаль-паши Ататюрка в новой Турции. Только в отличие от него в каждом белорусском городе не стоит по памятнику Машерову.

Мы с женой перебрались в Минск, где мне за пару лет удалось получить от государства социальную двушку, которую уже при зачатках капитализма мне удалось бесплатно оформить в собственность. Кризис 1998 года сделал мою квартиру почти что бесплатной для меня. За что я по гроб жизни останусь благодарен последнему диктатору Европы. И за то, что он прекратил бурление говён, навёл порядок в стране и дал нормально пожить, вырастить и выучить детей.

Польское сарматство-манихейство давно отболело и отвалилось с моей души, как сухой струп. Я больше не хотел собрать всех славян под коронный меч европейской Польши и привить им европейскую культуру. Строить из себя бандеровца в чужой стране было глупо. Ещё глупее было бы примазаться к местным свядомым борцам за белорущыну. Хотя самые забубонные свядомые русоеды были прямыми русскими выходцами из России, русскими по отцу и матери.

Местных полякующих недопшеков тут было мало. Они извивались, как уж под вилами, между желанием хапнуть гранты на цветную революцию и страхом сесть в лагерь за оппозиционные беспорядки или получить по сопатке от русского белоруса, которых всё ещё было больше половины населения. Не моя вина, а моя беда, что с самого Прокопьевска по документам я числился русским. Я с этим свыкся и другого уже не хотел. От того-то и к полякующим не пристал.

Моя фамилия была Гудинович -- чисто польская. Меня пытались усовестить, как ксендзы Козлевича: "Доконд пан идзе!" И поменять национальность. Или хотя бы взять "карту поляка". Мне было за тридцать лет, у меня уже подрастали двое детей. В эти годы меняют мировоззрение только идиоты. А то уж больно мои метания напоминали мокрую полосу, которую оставляет под собой шагающий бык, которому приспичило на ходу.

Хотя, надо признаться, я одно время сошёлся с местными свядомыми. Ходил на их сборища под бел-червонно-белым прапором и литвинской "погоней" -- белым рыцарем на коне. И даже в пьяном угаре мечтал, правда, не о Белоруссии от Бреста до Владивостока, а о "белорусской Швейцарии", но книги братьев Солоневичей, о которых мне рассказал старик Ахто из Осло выбили дурь из моей башки. Я наконец-то скрепя сердце признал, что никаких белорусов, россиян и украинцев до 1918 года не было, не было даже триединого русского народа, а был единый русский народ, рассеянный по шестой части суши, но один, хотя и не единый. Русский -- человек почвы, а не крови. Вспомнить хотя того эстонского солдатика на границе, который готов порвать любого русского за подачку от европейского хозяина. Пораженные космополитической заразой ветви русского дерева следует отсечь и сжечь, чтобы заразу не распространяли. Так я стал русским по духу вопреки моим сложным генетическим линиям, в которых не было ни единого русского.

5

На пенсию я по полному праву вышел к столетней годовщине Великой Октябрьской социалистической революции в 2017 году. "Проходимцы", то есть горнопроходчики, долго не задерживаются на работах под землёй. Силикоз съедает лёгкие -- лёгочная жидкость растворяет микроскопические частички песка, превращаясь в губительную кремниевую кислоту. Пришлось выбираться на поверхность. Строительство подземных сооружений -- поработал прорабом на стройке. Ну, там, подземные гаражи всякие под офисными зданиями, подземные переходы на авторазвязках, путепроводы.

Но мои тринадцать лет подземного стажа почти не сказались на пенсии, которую мне назначили на уровне среднестатистического почтальона. Мы ведь уже стояли почти на пороге Европы, а пенсия для трудяг -- пережиток социализма. Пенсионного содержания достойны только госслужащие рангом не ниже третьего. А я -- горный мастер, прораб, инженегр. Не депутат, понимаш, и не госчиновник администрации президента, не ментовский генерал и даже не генеральный прокурор.

Я бы помалкивал себе в тряпочку до самой смерти. На мою пенсию можно было бы скромненько доживать свои оставшиеся мне годки на дачных грядках. Да тут кредитные банки принялись свирепствовать не по-детски, а по-европейски. Довольно скоро после реформ финансовой системы страны на западный лад моей льготной пенсии едва хватало на оплату коммунальных услуг. Судьба задолжника за квартплату -- остаться без крыши над головой. Пенсионер должен работать, а безработица в стране зашкаливает за красную метку на циферблате манометра на перегретом паровом котле. Чем больше выселишь злостных неплательщиков, тем скорей многоэтажный дом перейдёт в собственность банка. Всё правильно -- введи свободную экономику в самой благополучной стране, уже через год-другой появятся безработные, бездомные и голодающие. Ничего другого я и не ждал.

Обе дочки мои были удачно замужем. Сделали меня дважды дедом. Жили отдельно от нас с бабкой. Я бы просто жил-выживал безо всяких идеологических вывертов и плевать хотел на всю политику и Европу. Но Европа сама впёрлась к нам без спроса не на постой, а как полноправная хозяйка, старая жирная потаскуха. И мой город стал разрастаться, как раковая опухоль, вширь и ввысь.

Скромненькое нагромождение наших простеньких многоэтажек очень долго маячило за старой кольцевой дрогой из-за березовых рощиц и запущенных колхозных яблоневых садов. Когда-то легендарный правитель Машеров хотел превратить свою синеокую республику в яблоневый рай. И превратил бы, если бы его самого не сбили на пике карьеры.