Сергей Шведов - Отрицательный Отбор

• Название: Отрицательный Отбор
• Автор: Сергей Шведов
• Жанр: Научная Фантастика

---

* * *

Меня опять потянуло не в ту сторону, и вот возвращаюсь к своей истории. Деньги на каву, гербату и пыво заканчивались, бесконечно вкусным воздухом львовских кавярен и кондитерских сыт не будешь. Я горняк по специальности, горнопроходчик-маркшейдер. Устроился на угольную шахту на Волыни. Прав был дядя Феликс, не шахта то была, а шахтёнка-копанка, ни одной лавы-тысячницы. Пласты по полметра в толщину, а захват рабочего органа добычного комбайна -- больше метра. Половины пустой породы отцеживается на обогатительных фабриках. Слёзы, а не дОбыча.

Но именно на шахте я познал эта заведёнку западенцев-рагулей -- гуртом добре й батьку бити. За мои попытки заговорить на мове, надо мной смелись. Я для них был намоскаленный хохол, чужой и совсем пропащий. Галичане слишком напоминают чурок в армии. Когда узбек или другой сарт среди русских один -- он мировой паренёк, пусть даже и таджик. Но когда их много, русским мало не покажется. Сначала газават, а потом халифат. Что-то мне в этом видится слишком мало от европейского сознания. И ещё поразило, что руководство шахты до горного мастера -- все принципиального говорили по-русски, "чтоб свою образованность показать".

И ещё я подметил, что волынянин и галичанин -- совсем разные люди. Волынян бы я назвал историческом эталоном русского человека. Они чище душою великороссов и разумнее украинцев. Совершенно самобытный народ, остаток богобоязненной Киевской Руси. Тем не менее, оставаться на Волыни или Ровенщине я не захотел -- там тоже не любят чужаков. Всё правильно, а за что нас дворняжек приблудных из Сибири любить? Любить надо родных, ближних и близких. А где та Сибирь?

На Брестщине тогда ещё говорили в глуши на украинских говорках, но на Гродненщине повсюду был слышан только русский язык. Это меня очень удивило -- официальный белорусский язык звучал только на радио. Причём в анекдотической форме: журналист задаёт вопрос доярке на белорусском, она же отвечает только по-русски.

Мне, этническому сибирскому поляку, приятно было видеть в деревнях рушники с польским пожеланием приятного аппетита "СмачнЭго!", но огорчали деревянные дощатые православные церквушки близ самой границы с католической Польшей, уже свободной от советской оккупации.

В целом же западные русы Бреста и Гродно хотели казаться святее папы римского -- они были более советскими людьми, чем даже москвичи. У Василя Быкова есть чудесный рассказ, что родители в 1939 году с плачем не хотели отдавать детей в только что созданные белорусские школы. Они желали счастья своим детям. Пусть бы они получали образование на "панской мое", русском или польском языке, а не на "селянской говорке". Потом русский по крови Быков стал на западе "Быкау", когда стал получать немыслимые даже для западных писателей гонорары в иновостраной валюте, хотя по прежнему все свои книжки писал на русском языке, а потом, потея в трудах, переводил на польский новодел. Называл остров "выспой", хотя и на территории Польши осталось довольно поселений под названием Островец.

* * *

На гродненщине около Новогрудка я подметил в лицах жителей антропометрические маркёры таинственных литвинов исчезнувших ещё до падения Великого княжества литовского, русского и жемойтского. В первую очередь бросается в глаза особая красота потомков литвинов. У них продолговатый череп (не европейского типа, а чуть круглее), сплющенный с висков. Тонкий хрящеватый нос "уточкой". Глаза с въедливым взглядом расположены по прямой линии. Узкие губы тоже в прямую линию. Выдаются скулы, из-за того, что череп сплющен с висков.

Такой типаж очень редок в Белоруссии. Очевидно, литвины были в ВКЛ немногочисленой кастой завоевателей, чем-то вроде воинов-руси Рюрика. Но свою капельку крови они оставили. Пламенность и страстность завоевателей в них не угасли. Фотографии руководства Белорусского народного фронта демонстрировали сплошь потомков литвинов. Но это были уже деграденты и дегенераты, им не удалось повторить то, что удалось Ольгерду-Хельгарду, -- покорить огромную страну от моря до моря. Власть осталась в руках западных русов и поляков. Причём чаще всего поляки предпочитали на всякий случай запись "русский" в личном деле.

* * *

В Белоруссии я был туристом и бродягой на случайных заработках. Но совсем рядом была только что освободившаяся от русского ига Прибалтика. И вот я на пороге Западной Европы -- передо мной граница свободной Литвы, но на самом деле всё-таки немножечко Жемойтии. Зеленоглазый жмудин-погранец едва сдерживал исходившую в лае овчарку. Странно, служебный пёс не должен быть пустобрёхом.

-- Ещё шаг и я спущу собаку!

-- Да будь ты человеком, я такой же европеец, как и ты.

-- Русским не дозволено в Европу.

-- А неграм, туркам и арабам -- можно? Смотри, я законопослушный, честно пошёл на погранпереход. А мог бы и лесом границу перейти.

-- Тебя бы всё равно поймали и дали пару лет исправительной тюрьмы. У нас не любят русских оккупантов. Мы -- чистая Европа, вы -- вонючая Азия.

* * *

На российско-латвийской границе в Псковской области местные староверы предлагали мне перейти границу в ватаге батраков, которые вкалывают в независимой Латгалии на своих единоверцев. Но у меня европейское мышление, а не русское мЫшленне. Я официально попросил политическое убежище в Латвии у белобрысого манекена с неподвижными чертами лица. В ответ получил конопатым кулаком в морду и удар ногой под дых, когда валялся на полу камеры для допросов нарушителей.

На эстонской границе я битых полчаса рассматривал курносую морду под натовской кепкой.

-- Ты же русский!

-- По отцу и матери. Но порву любого, кто полезет к нам из Монголоордынщины. На всех голодомировых нашей Европы не хватит. Так что не нарывайся. Тут неподалёку американская военная база. Режимный объект. У меня приказ стрелять без предупреждения.

Как говорится, русский человек задним умом крепок. Ещё до прихода крестоносцев в Прибалтику русские полочане и новгородцы презирали центральную власть. Потом они стали прислугой немцев и слились с ливами, пришлыми эстами, жемойтами, латышами и эстонцами. Только на пороге смерти я понял, что русские люди, проникшиеся западничеством, -- это пораженные ветви и сучья народного древа. Их мне нужно отсечь, чтобы зараза не охватила весь народ. И не трястись над каждым эмигрантом только потому, что мы с ним одной крови. Это однозначный враг, служивший в чужой армии и трудившийся на чужую страну.

4

С надеждой попасть в Европу -- полный облом! Тогда ещё не пришло наше время. Правда, будучи во Львове, наблюдал отрадную картину -- парень с арийской внешностью подростка из гитлерюгенда, ну просто как с фашистского плаката, нацепил на чёрную рубаху значок польских пионеров-харцеров, похожий на гитлеровские наградные кресты. Старый швейцар у кафе, завидев это, расчувствовался и пустил слезу: "Добре, хлопчыку! Нащих у схронах богато. Прыйде и наш час". Но в это как-то не верилось.

Местная западенская молодёжь повсюду больше напоминала обычных русских гопников. Нынешних правосеков, свидомых и свядомых тогда ещё втихаря готовили в лесных лагерях. На свет божий их не выпускали. В Белоруссии лагеря военно-спортивной подготовки молодёжи в европейском духе затоптали, как тараканов, когда ночью вдруг включили свет в кухне.

Везде я был чужой. И во Львове, и на Волыни меня принимали за москаля из-за записи в паспорте, тогда ещё была такая. При мне мои единомышленники только ёжились и помалкивали, как бы я не рвал рубашку на груди, доказывая верность украинско-польской идее построения антирусского Междуморья от Клайпеды до Одессы.

То же самое было и в Бресте и Гродно, только белорусы осторожничали в выражении своего литвинского превосходства. Они -- белые русы, то есть без примеси пшеков, чуди и татарвы. Про шляхетский гонор тогда ещё не поминали.

А так хотелось бы всем западникам пануваты, господствовать неограниченно. Бесконтрольно, безответственно, бездумно: "Чтобы у нас все было и нам за это ничего не было". Нет худшего пана, чем бывший холоп, чтобы вы знали, кляты москали! Но имперский намордник ещё не позволял нам высказать это вслух.

Лично же для меня оставался один вариант освобождения от русской ордынщины -- Питер, русский вавилон, где сам чёрт не разберёт, кто есть кто.

* * *

В Ленинграде (его переименовали в Питер только через полгода) мне встретилась всё та же советская гопота, только позолоченная, как старинный сусальный пряник. Я им пытался втюхать мысль, что россияне это угро-финны, а не русские, а им хоть кол на голове теши. Ведь именно с финнов жила местная фарца. А на хохлов с бульбашами им было просто наплевать, а уж на пшеков тем более. Никакого уважения к представителям высшей расы чистых по крови арийцев.