Стивен Коен - Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России

• Название: Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России
• Автор: Стивен Коен
• Издательство: АИРО-ХХ
• Жанр: Политика
• Год: 2001
• ISBN: 5-88735-073-3

В своей новой книге профессор Стивен Коэн, видный американский историк и знаковая фигура в СССР периода перестройки, анализирует трагедию последовавшего за ней десятилетия и ту роль, которую сыграла в этом политика администрации США, а также бизнесмены, журналисты, экономисты, политологи и историки. Автор ищет ответы на сложные вопросы: Кто проиграл Россию?, Наступит ли после «холодной войны» «холодный мир»?, Могла ли в принципе Америка трансформировать Россию по своему облику и подобию? Надо ли изучать Россию без России? В конце книги автор предлагает своё видение того, какой должна быть политика США в отношении России и российско-американские отношения в новом тысячелетии.

Книга рассчитана не только на специалистов, но и на самый широкий круг читателей, всех, кому небезразлична история и будущее России.

---

Начать следует с экономического кризиса, постигшего Россию после 1991 г., — «великой депрессии переходного периода» — более глубокой и более длительной, чем американская «великая депрессия» 30-х гг. Даже до финансового краха в августе-сентябре 1998 г. (вопреки общепринятому мнению, он был вызван не «азиатской лихорадкой», а внутренними болячками самой российской экономики) российский ВВП составлял лишь половину от того, что страна имела в начале 90-х гг., продукция мясного и молочного животноводства — четверть, реальные зарплаты — меньше половины уровня 1991 г. Для сравнения: во времена американской «великой депрессии» падение производства составило 27%{77}.

К концу 90-х гг. даже относительно благополучные москвичи могли лицезреть «жалкие обломки российской экономики, торчащие из песка, как после кораблекрушения»{78}. Но шторм, возможно, ещё не кончился. Несмотря на небольшой и, по всей видимости, временный экономический подъём 1999–2000 гг., вызванный, по большей части, высокими мировыми ценами на нефть и падением рубля, давшим преимущество отечественным производителям, «жалкие обломки» так и остаются обломками, реальная заработная плата продолжает падать, а безработица — расти, новые инвестиции минимальны.

Если капиталовложения считать кровообращением экономики, российская экономика находится на грани смерти все 90-е гг. В 2000 г. инвестиции составили лишь 20% от уровня десятилетней давности. Это означает, что Россия при Ельцине жила во многом за счёт накопленных при советской системе ресурсов, от запасов капитала до наработок в сфере образования, в то время как «реформы» только конфисковывали, перераспределяли и растаскивали её собственность и другие блага. Один провинциальный губернатор пояснял: «С 1991 г. мы шесть-семь лет жили за счёт предыдущего режима. Сегодня эти запасы исчерпаны на 100%»{79}. Не произведя ничего нового и растратив большую часть из того, что имелось, «реформы» провалились.

Однако, в 90-е гг. в России происходила ещё одна, даже большая катастрофа. Предваряя тему, которая будет представлена дальше на страницах этой книги, скажу, что экономический и социальный распад нации был настолько глубок, что привёл к беспрецедентному явлению демодернизации страны в XX веке. Этот процесс остался фактически незамеченным в США, но не в России. Даже некая проелыщнски настроенная российская газета была вынуждена признать, что «Россия выпала из сообщества развитых стран», а один российский учёный выразился более приземлённо, подчеркнув, что 90-е гг. закончились «крахом современной жизни»{80}.

Статистические данные и наблюдения говорят сами за себя. К примеру, инфраструктура важнейших отраслей, обеспечивающих современный уровень жизни, — от науки и производства до здравоохранения и отопления — оказалась отброшена на десятки лет назад. (Один специалист даже заявил об «исчезновении национальной базы для исследования и развития»). Многие люди трудятся, не получая за свой труд регулярную заработную плату, а абсолютное большинство живёт на мизерные пенсии, социальные пособия и личные сбережения, которые позволяют с трудом балансировать на уровне бедности. Три четверти из них едят то, что выращивают на собственных участках земли, даром что Россия считается страной преимущественно городского населения. Вместо денег часто используется бартер. «По уровню здравоохранения, — сообщает эксперт, — Россия уже даже отдалённо ничем не напоминает развитую страну». На территории страны вновь фиксируются вспышки эпидемий брюшного и сыпного тифа, холеры и других, давно забытых заболеваний. Большинство детей, из которых миллионы не посещают школу, страдают от недостатка питания, а продолжительность жизни российских мужчин упала ниже 60-летней отметки, что соответствует уровню конца XIX века{81}. Но самые ужасные последствия этого «перехода» назад, к временам, предшествующим эпохи модернизации, мы наблюдаем в отдалённых российских провинциях, где вовсю идёт «стабильный откат от цивилизации». Вот как описывает провинциальный город волонтёр Американского корпуса мира: «Город загнивает и умирает… Работы нет совсем… Одни люди едят собак, другие отдают последние копейки за буханку хлеба… В отдельных районах города нет телефонной связи, так как воры украли кабель… Полицейские не способны их остановить. В квартирах — сломанные туалеты, нет газа, вода течёт только в кухне, горячей воды нет совсем… Но эти люди гораздо счастливее тех, кто живёт в Сибири. Там, местами, у людей совсем нет ни еды, ни тепла»{82}.

Эпидемия «реформ» докатилась и до российской сельскохозяйственной глубинки, где отсутствие проблем с продовольствием позволяло выживать и в худшие времена. В январе 2000 г. один канадский журналист решил оценить плоды деятельности канадских миссионеров, по примеру США взявшихся переделать крупные российские колхозы в маленькие семейные фермы и с этой целью приехавшие в Россию. Вот что он обнаружил: «Канадцев давно уже нет. Как, впрочем, нет и скота, засеянных полей, тракторов и даже крыш и стен коровников. Здания стоят пустые и разграбленные… Большинство ферм или закрыто, или дышит на ладан… Поля заросли сорняками и кустарником. Урожая не было уже два года».

Когда 17-летнюю девушку из российской глубинки спросили, о чём она мечтает, в связи с наступлением нового века, она ответила устами десятков миллионов россиян: «Двадцать первый век? Трудно говорить о двадцать первом веке, когда сидишь и читаешь при свечах. Какой двадцать первый — у нас девятнадцатый век!»{83}.

В этой трагедии посткоммунистической России можно увидеть черты и старого, и нового. Ельцинские «молодые реформаторы» не раз заявляли, что выполняют историческую задачу модернизации России. В этом отношении, они являлись продолжателями старой традиции. Попытки модернизировать Россию сверху («догнать и перегнать Запад») неоднократно предпринимались российскими правителями от царей до комиссаров. Иногда это были относительно безболезненные попытки, иногда модернизация шла «через катастрофу»{84}. Но никогда прежде этот процесс не приводил к утрате самого статуса современной страны.

Для американских учёных трагедия России имела ещё одно значение, полное скрытой иронии. Теории и концепции модернизации уже много лет являются преобладающими в академическом россиеведении. Транзитологи, в этом смысле, тоже — наследники старой традиции{85}. При всей новизне терминологии и стремлении предстать новой социальной наукой, транзитология на самом деле есть лишь современная версия тех самых старых подходов, выразившаяся в формуле: «российская модернизация = переход к капитализму и демократии американского типа».

И вот теперь выясняется, что транзитологи — учёные и журналисты, в одинаковой степени, — проглядели самое важное в истории России с 1991 г. и одновременно абсолютно противоположное тому, что они собирались изучать и освещать, — постепенный и неуклонный процесс демодернизации страны. Итогом стало россиеведение и россиеведение без России.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Русские полагают, что их политика обречена вечно маяться в поисках ответов на два проклятых вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?» В конце 90-х гг. американские политики и учёные тоже были заняты ответом на вопрос «Кто виноват?», но в их собственной версии: «Кто потерял Россию?» и выдвигали взаимные обвинения. Однако вряд ли кто-нибудь из них был заинтересован задать второй вопрос: что же нужно сделать, чтобы положить конец той деятельности специалистов по России, которая уже нанесла такой большой урон?

А ответ простой. Журналисты и учёные, чьи работы выглядят достаточно обоснованными, должны перестать создавать образ России, «которая нам нужна». Конечно, они делали это и раньше (я отмечал это в предисловии), причём неоднократно в течение XX века{86}. Однако на сей раз результат оказался гораздо более серьёзным: абсолютно неверные, но общепринятые оценки и анализ положения дел в стране, обладающей ядерным и прочими видами оружия массового поражения.

Чтобы рассеять эти не только неверные, но и опасные убеждения, необходимо сделать, по крайней мере, три шага. Для начала журналисты и учёные должны дистанцироваться от американской политики и любых консенсусов по российской проблеме, какими бы широкими они ни были. Повар должен потакать вкусам клиентов, но учёные и журналисты не повара, демократическая культура предполагает их независимость от общественных аппетитов. Однако в 90-е гг. многие из них предпочли отказаться от своей подлинной миссии в угоду миссионерству{87}.

Вторым шагом учёные и журналисты должны избавиться от псевдо-экспертов, в особенности тех из них, кто относится к России, как к любой другой стране, не считаясь с её историей, видит в ней просто «лабораторию» для испытания своих теорий{88}. (Без сомнения, должно быть что-то особенное в стране, в которой и коммунизм, и капитализм оказались полностью дискредитированными за какие-то 80 лет) Среди тех, кто мнит себя экспертами, представители двух профессий сыграли особо пагубную роль в 90-е гг.: теоретики-экономисты и финансовые инвесторы. И те, и другие напоминали тех экспертов по вооружениям из другой эпохи, которые считались «советологами» лишь на том основании, что Советский Союз обладал вооружениями.