Владимир Синельников - Приключения порученца, или Тайна завещания Петра Великого (СИ)

• Название: Приключения порученца, или Тайна завещания Петра Великого (СИ)
• Автор: Владимир Синельников
• Жанр: Альтернативная история

Авантюрный роман в жанре альтернативной истории. Офицеры молодой русской армии, казаки, беглые холопы, исторические персонажи «гнезда петрова» по воле автора, следуя за его искрометной фантазией перемещаются от Петербурга до Алжира, от Стамбула до Украйны… Любовь, страсти, дуэли, грабежи, морские и сухопутные сражения, побеги из плена – все перемешалось в тугой клубок. А в центре – судьба «арапа Петра Великого» – то ли сына, то ли воспитанника Петра… а далее – к Пушкину… возможному законному наследнику трона Петра… Роман не оставит равнодушным читателя.

---

Савва же, напротив, ничуть не изменился, только бороду свою дьявольскую сбрил, а усищи непотребные оставил. Дела торговые вёл ладно, в Малороссии да и в Сибири дела широко развернул, деньгами воротил не малыми, но на казнокрадстве не попадался, да и деньгами сорил немеряно и прежних утех своих не прекращал. Очень уж умирали за ним дамы московские да малороссийские. Холостяк, умён, обходителен, сказочно богат, щедр, и по-прежнему, красив, как чёрт. Потерпев поражение на Балканах, оставил он, до поры до времени, мысли свои об освобождении родины своей и весь отдался торговле и шпиёнству. Его увлекала сама игра, сам процесс поиска и комбинирования интересов разных. Военная карьера его мало привлекала. Он был человеком для тайных, и особо деликатных, мероприятий.

На неделе прибыл в Москву из новой столицы князь Меньшиков Александр Данилович. У него то и попросили аудиенции помощник коменданта, лейтенант «маркшейдер Синельник Алексей Кириллович и давний Меньшикова приятель, надворный советник Рагузинский Савва Лукич Владиславович.

Глава вторая Меньшиков Александр Данилович

Меньшиков принял посетителей, встав из-за большого массивного резного стола, италианской работы, покрытого зелёным бархатом. На столе лежали какие-то бумаги и массивная хрустальная чернильница; в сафьяновом пенале торчали гусиные перья, одно перо лежало на бумагах – весь этот антураж был изображён на столе для форсу, так как, ни писать ни читать полудержавный властелин так и не научился, но пыль в глаза пускал искусно, и, хотя все при дворе и знали о его полной безграмотности, делали вид, что верят всему этому водевилю. Богатырского росту, атлетичного сложения, лицо грубое, словно плохо сработанное топором, сизый вислый нос, глубоко посаженные глаза, волевой массивный подбородок, но улыбка приветливая и открытая. Ну, рубаха парень, свойский такой, простой, ну просто душка, да и только. Эта кажущаяся простота, приветливость его, никого при дворе не обманывала. Хитрый и изворотливый царедворец, интриган и дамский угодник, коварен, вороват, но деятелен и отважен. Предан государю, как никто из приближённых. Ревнив к царской милости, готовый исполнять любую волю его, тонко и точно предугадывающий малейшие желания монарха и выполняющий их с удивительной энергией и почти всегда успешно. Военные и строительные его заслуги перед державой и перед самодержцем огромны и неоспоримы. Вот и прощает ему государь и казнокрадство и жадность его непомерную, но и наказывает самолично жестоко, и Сашка эти наказания и издевательства принимает с благодарностью и любовию. Потому и прозвали при дворе его – сатрап – сам раб царя, но для подчинённых своих – сущий дьявол.

Савва был накоротке знаком с Александром Даниловичем – связывали их многие торговые дела по поставкам сукна для армии, лисьих и собольих шкур для французского двора, поставкам хлеба из Малороссии и разных вин из Саксонии да Венгрии. Знал Меньшиков и о тайных делах Саввиных и, поэтому, никогда не становился у него на дороге, не пытался помешать его торговле и очень хотел заполучить его и Толстого к себе в союзники в той тайной и явной политической возне возле трона державного, которая свойственна любому двору, как в Европе, так и в Азии.

– Ба, да кого же я вижу, друг мой Савва, сколько же лет уж не видывались! – виделись – то в прошлом месяце на ассамблее у государя. – Какие ветры занесли, чем обязан я, ничтожный, высокому вниманию твоему?

– Здорово, князь, брось славословить, видишь ли есть дело…

– Погодь, погодь, о делах-то, как живёшь, сначала расскажи, чёртова душа, как торговля, скольких баб ещё оприходовал… – не даёт и слова вставить, обнимает ласково, сжимает в своих медвежьих объятиях, а сам смотрит внимательно и зорко, какую сможет он выгоду для себя из дела оного извлечь, то, что визит – не простой, сразу уразумел, пытается угадать, куда же дело клонится…

– Погоди, Сан Данилыч, дело важное и не требующее не малейшего промедления, государя нашего жизни касаемо, государственное дело…!

– Ух ты, ну давай, давай, излагай, а потом уж и вспрыснем встречу, давно, чёрт усатый, хочу я выпить с тобой, уж больно ты умён, да скользок для меня, образован да хитёр, не ухватишь тебя, чёрта, за место причинное… А это кто с тобой? А-а-а узнал, казачёк, тот самый, что людишков моих побил в Галиче в четвертом годе. Спасибо казачёк, спасибо сударь, что не донёс тогда государю, а не то не сносить бы мне бедной моей головушки. Спасённый-то ваш, подарочек султанов, мальчонка черномазый Ибрагим, иш каким фруктом оказался – государю наипервейший друг теперь, роднее сына родного, законного стал. Уж и фалит его государь, и умён де говорит и расторопен, пусть, говорит дети боярские и придворные все сподвижники мои с него пример берут в прилежании да верности делу нашему и усердию в государевой службе…. – в голосе звучит скрытая обида и ревность к новому царёву фавориту– Да и под Лесной и под Полтавой, казачёк, помню я заслуги твои. Это ж я тебя в лейтенанты – то и представил, не благодари, не благодари – заслужил. Отважен ты и верен.

– Погодь, погодь, князь, заканчивай комедь передо мной ломать, дело и впрямь очень важное, а ну-ка, Алексей Кириллыч, будь добр, изложи-ка князю существо дела, только прошу тебя, излагай подробно и ничего не упусти.

Алексей долго и подробно излагал дело, во всё время рассказа князь слушал не перебивая, уставившись в пол и перебирая бумаги на столе. После рассказа воцарилось тягостное молчание, прерываемое тяжёлым сопением Меньшикова. Потом он встал, подошёл к бюро, вытащил початую тёмно-зелёную бутылку французского коньяку, достал два хрустальных бокала, поплевал в них, обтёр изнутри полой камзола и плеснул по полной себе и Савве. Не дожидаясь, жадно выпил одним глотком, занюхал рукавом, крякнул и сплюнул на пол.

– Каково твоё мнение, Саввушка, чё дееть-то будем? Ух, и погулял уж, государь наш батюшка по Европам-то ентим. А бабу-то енту, Сабрину фрю придворную, помню я хорошо, как же. Сперва-то я сам хотел её пропороть, поросяну свежаю, уж и сговорился почти со стервой малохольной, да Пётр Ляксееч опередил, завсегда вот он впереди меня по бабскому делу оказывается. А что ж, батюшка наш – он-то везде первый и есть. Скоро уж и государыня, матушка наша наследника ему родит, будет кому престол, да дело наше передать, не то, что энтот малахольный. Да….дело наше это очень, очень сурьёзное, ежели, как говаривает казачёк наш, тайные обчества мальтийские им заправляют, да только и мы сами с усами, сами обчества имеем. Да ты пей, пей, Савва, по трезвому тут и не решишь.

Савва пригубил коньяк– Хорош, чёрт, крепок и духмян, нам бы такие научиться делать. Ежели Бессарабию да Валахию покорим, из тамошнего винограду сможем не хуже коньяки изготовлять, всю Европу зальём. Нет у меня пока решения, Сашка, всё опасно и чревато погибелью нашей, вот поэтому-то к тебе за советом и пришли. Ты всем известен, как человек умный и благородный, может, что путного и предложишь.

– Вот, что, Савва, что я щас надумал, должён ты будешь на ближайшей ассамблее с оным псом Стасем Михалевичем ссору затеять, да дуелю с ним благородную учинить. А потом у него поверженного письмо то и затребовать, да и перстень его, с ядом для государя, разоблачить…

– Ты что князь, он ведь есть лучший в Польше фехтовальщик, он же просто зарежет меня, как поросёнка…

– Ваше превосходительство – встрял в разговор Алёха, – дозволь мне службу тебе и государю нашему сослужить. И ты Савва послухай. Ты ссору с супостатом затей, а я за тебя энту дуелю держать буду, мол, у тебя рука поранена – с ворами де ночными дрался, да они тебе руку-то и поранили. По благородному правилу он должён согласиться на замену. А ранение руки мы тебе организуем и организуем через нападение воров ночных, что бы вся Москва знала, что ты есть герой и геройски с ворами бился, честь дамскую защищая, и ранение в сей баталии получил. Только ты людишков моих не убивай до смерти, а мертвяков готовых я уж подсуну вместо воров. Всё будет аля натураль. А уж с супостатом я сражуся и если, господь даст, постараюсь управиться. А там уж и ты с делами нашими и встревай. Только вы уж, господа, сделайте так, что б я на ассамблею ту был допущенный, в качестве помощника коменданта, для надлежащего порядка обеспечения.

Меньшиков с удивлением искоса взглянул на Алёшку. Потом достал третий бокал, плеснул себе, Савве и Алёшке, опять не дожидаясь жадно выпил, Алёшка, истово перекрестясь, ворочая кадыком, выпил зелья заморского, Савва опять пригубил и поставил бокал на стол.

– Ну вот и порешили, братцы мои, а как там уж получиться на деле – господь решит, только думаю я, господа, что готовиться вам надобно опять в путешествию тайную ехать. Надоть угрозу енту от государя нашего напрочь отвестить. А предприятие оное, думаю я, опаснее прежнего будет, ежели и вправду мальтийцы умыслом энтим злокозненным заправляют. Ну всё, всё, подите прочь, когда ассамблея состоится – уведомлю. А план-то твой, Алёшка, ой как хорош. Далеко могёшь пойтить, только служи верно, лишнего не болтай да благодетелев своих помни и интересы их верно блюди, тогда и в выгоде будешь завсегда да и шкуру свою сохранишь.