Петр Врангель - Воспоминания Петра Николаевича Врангеля

• Название: Воспоминания Петра Николаевича Врангеля
• Автор: Петр Врангель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-496-01689-6

Он начал Первую мировую в чине ротмистра и командира эскадрона. Через шесть лет закончил воевать в чине генерал-лейтенанта, главнокомандующего Русской армией.

Он стал последним значимым, вошедшим в историю полководцем Белого движения. Не начиная борьбу с большевиками, он, по сути, ее заканчивал.

Его мемуары – ценнейшее свидетельство эпохи.

В них впечатления от хаоса и анархии русской смуты.

В них – причины поражения Белого движения.

В них – предательство «союзников».

Он – барон Петр Николаевич Врангель.

Он мог бы выиграть Гражданскую войну, но встал у руля слишком поздно.

И вывез из Крыма в ноябре 1920 года 132 до предела перегруженных корабля. На борту которых находилось 145 тысяч 693 беженца. Не считая судовых команд.

Начинался великий русский исход…

---

Антракт кончился, в зале потушили огни, но занавес не поднимался. На авансцену вышел какой-то господин и обратился к публике:

– В то время как мы здесь веселимся, предаваясь сладостям жизни, там, на фронте, геройские наши войска борются за честь Единой, Великой и Неделимой России. Стальной грудью прикрывают они нас от врага, обеспечивая мир и благоденствие населению… Мы обязаны им всем, этим героям и их славным вождям. Я предлагаю вам всем приветствовать одного из них, находящегося здесь, – героя Царицына, командующего Кавказской армией генерала Врангеля…

Яркий луч рефлектора осветил нашу ложу, взвился занавес, оркестр заиграл туш, собранная на сцене труппа и публика, повернувшись к моей ложе, аплодировали.

Не дождавшись конца действия, мы вышли, решив пройти в гостиницу «Палас» поужинать. Однако сделать это не удалось. Как только показался я в зале, переполненном народом, раздались крики «ура», вся ужинающая публика встала из-за своих столиков, оркестр заиграл туш. Едва я присел к первому свободному столику, как со всех сторон потянулись бокалы с вином. Один за другим стали подходить знакомые и незнакомые, поздравляя с последними победами, расспрашивая о положении на фронте… Среди прочих задавались вопросы: «Ну как отношения ваши с генералом Деникиным?», «Правда ли, что вы окончательно разошлись с Главнокомандующим?»

Чья-то невидимая рука продолжала неустанно вести закулисную интригу, сея смуту и сомнение в умах.

Отказавшись от ужина, я поспешил вернуться к себе в поезд.

В десять часов утра я принят был в Таганроге Главнокомандующим, в присутствии начальника штаба. Генерал Деникин встретил меня весьма любезно, однако под внешним доброжелательством чувствовалась холодная сдержанность. Прежней сердечности уже не было. Доложив подробно обстановку, я просил у Главнокомандующего дальнейших указаний. Генерал Романовский настаивал на новом наступлении моей армии в прежнем направлении. Я мог лишь повторить высказанное ранее соображение о невозможности успешно выполнить эту задачу. В конце концов Главнокомандующий согласился со мной и тут же отдал приказание начальнику штаба – «Кавказской армии вести активную оборону Царицына». Генерал Деникин пригласил меня обедать.

Время до обеда я использовал, чтобы повидать некоторых нужных мне лиц, в том числе генерал-квартирмейстера генерала Плющевского-Плющик. В оперативном отделении видел я нескольких молодых офицеров Генерального штаба, старых моих знакомых, и убедился, что непрочность нашего стратегического положения им в полной мере ясна. Некоторые из них обращались ко мне с просьбой «обратить внимание Главнокомандующего», «повлиять на Главнокомандующего…». Видно было, что вера в высшее командование среди ближайших сотрудников в значительной мере поколеблена.

После обеда генерал Деникин пригласил меня в свой рабочий кабинет, где мы пробеседовали более двух часов. Общее наше стратегическое положение, по словам генерала Деникина, было блестяще. Главнокомандующий, видимо, не допускал мысли о возможности поворота боевого счастья и считал «занятие Москвы» лишь вопросом месяцев. По его словам, противник, разбитый и деморализованный, серьезного сопротивления нигде оказать не может. Указывая на карте на левый фланг нашего бесконечно растянувшегося фронта, где действовал сборный отряд генерала Розеншильд-Паулина, генерал Деникин, улыбаясь, заметил:

– Даже Розеншильд-Паулин и тот безостановочно двигается вперед. Чем только он бьет врага – Господь ведает. Наскреб какие-то части и воюет…

Восстанию разбойника Махно в тылу генерал Деникин также серьезного значения не придавал, считая, что «все это мы быстро ликвидируем».

С тревогой и недоумением слушал я слова Главнокомандующего.

В отношении нашей внешней и внутренней политики генерал Деникин не был столь оптимистичен. Он горько жаловался на англичан, «ведущих все время двойную игру», и негодовал на наших соседей – грузин и поляков:

– С этими господами я решил прекратить всякие переговоры, определенно заявив им, что ни клочка русской земли они не получат.

Что же касается внутреннего нашего положения, то Главнокомандующий, отдавая себе отчет в неудовлетворительности его, раздраженно говорил об «интригах» в Ростове, виновниками которых в значительной мере считал отдельных деятелей консервативной группы – совета государственного объединения, председателем которого являлся статс-секретарь А. В. Кривошеин.

Часть этой группы, стоя в оппозиции к главному командованию, будто бы настаивала на приглашении находящегося за границей великого князя Николая Николаевича, единственного человека, по мнению лиц этой группы, могущего объединить вокруг себя разнообразные элементы национальной борьбы:

– Конечно, все это несерьезно, сам великий князь отказывается приехать в Россию, я приглашал его вернуться в Крым, но получил ответ, что великий князь считает, что его приезд мог бы повредить нашему делу, так как был бы встречен недоброжелательно Западной Европой, которая все же нас сейчас снабжает…

С величайшим раздражением говорил генерал Деникин о «самостийности казаков», особенно обвиняя кубанцев. Действительно, за последнее время демагогические группы Кубанской Законодательной Рады все более и более брали верх и недопустимые выпады против главного командования все чаще повторялись. Со своей стороны, я продолжал считать, что самостийные течения, не имея глубоких корней в казачестве и не встречая сочувствия в большей части казачьих частей, не имеют под собой серьезной почвы, что грозный окрик Главнокомандующего может еще отрезвить кубанцев, а твердо проводимая в дальнейшем определенная общеказачья политика даст возможность установить взаимное доверие и содружество в работе.

За несколько дней до моего отъезда из Царицына я имел продолжительный разговор по аппарату с находившимся в Екатеринодаре генералом Покровским, который со своей стороны, на основании ряда разговоров с войсковым и походным атаманами и некоторыми членами Рады, вынес то же убеждение. Напомнив Главнокомандующему о тех тяжелых днях, которые еще недавно пришлось пережить моим войскам, вследствие разрухи на Кубани и борьбы между Ставкой и Екатеринодаром, я высказал Главнокомандующему мое глубокое убеждение, что если казачий вопрос не будет в ближайшее время коренным образом разрешен, то борьба между главным командованием и казаками неминуемо отразится на общем положении нашего фронта. Этот вопрос, по моему мнению, должен был быть поставлен ребром собирающейся в ближайшее время верховной власти края – Кубанской Краевой Раде.

– Хорошо, а как же, по вашему мнению, можно разрешить этот вопрос?

Я доложил, что, не посягая на казачьи вольности и сохраняя автономию края, необходимо сосредоточить в руках атамана всю полноту власти, оставив его ответственным единственно перед Краевой Радой, высшей законодательной властью в крае, и главным командованием, в силу существующих договорных отношений. Ныне действующая Законодательная Рада должна быть упразднена, а вся исполнительная власть сосредоточена в руках ответственного перед атаманом правительства.

Соответствующий законопроект мог быть внесен в Краевую Раду какой-либо группой ее членов. Допуская возможность выступления левых оппозиционных групп, я предлагал, воспользовавшись затишьем на фронте, отправить в Екатеринодар, под предлогом укомплектования и отдыха, некоторое число моих частей.

Генерал Деникин ответил не сразу; подумав, он протянул мне руку:

– Итак, carte blanche, – сказал он.

В заключение Главнокомандующий приказал мне прибыть на следующий день к 11 часам к помощнику Главнокомандующего генералу Лукомскому в Ростов, где будет и он, генерал Деникин.

В три часа дня я выехал в Ростов.

На вокзале уже ждал ряд лиц, желавших меня видеть. До позднего вечера поток посетителей не прекращался. Среди прочих лиц навестили меня несколько общественных деятелей, пожелавших со мной познакомиться. Среди них член Особого совещания, бывший член Государственной Думы Н. В. Савич, помощник начальника Управления внутренних дел В. Б. Похвиснев и др. Заехал ко мне и председатель совета Государственного объединения, статс-секретарь А. В. Кривошеин.

Разговоры со всеми этими лицами произвели на меня самое тягостное впечатление. Картина развала в тылу стала передо мною во всей полноте. Слухи об этом развале, конечно, и ранее доходили ко мне на фронт, но в этот день впервые развал этот обрисовался передо мною полностью.

На огромной занятой войсками Юга России территории власть фактически отсутствовала. Не способный справиться с выпавшей на его долю огромной государственной задачей, не доверяя ближайшим помощникам, не имея сил разобраться в искусно плетущейся вокруг него сети политических интриг, генерал Деникин выпустил эту власть из своих рук. Страна управлялась целым рядом мелких сатрапов, начиная от губернаторов и кончая любым войсковым начальником, комендантом и контрразведчиком. Сбитый с толку, запуганный обыватель не знал, кого слушаться. Огромное количество всевозможных авантюристов, типичных продуктов Гражданской войны, сумели, пользуясь бессилием власти, проникнуть во все отрасли государственного аппарата. Понятие о законности совершенно отсутствовало. Бесконечное количество взаимно противоречащих распоряжений не давали возможности представителям власти на местах в них разобраться. Каждый действовал по своему усмотрению, действовал к тому же в полном сознании своей безнаказанности. Губительный пример подавался сверху. Командующий Добровольческой армией и главноначальствующий Харьковской области генерал Май-Маевский безобразным, разгульным поведением своим первый подавал пример. Его примеру следовали остальные.