Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

• Название: Русские исторические женщины
• Автор: Даниил Мордовцев
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00064-737-0

Предлагаем читателю ознакомиться с главным трудом русского писателя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905)◦– его грандиозной монографией «Исторические русские женщины». Д.Л.Мордовцев —◦мастер русской исторической прозы, в чьих произведениях удачно совмещались занимательность и достоверность. В этой книге мы впервые за последние 100 лет представляем в полном виде его семитомное сочинение «Русские исторические женщины». Перед вами предстанет галерея портретов замечательных русских женщин от времен «допетровской Руси» до конца XVIII века.

Глубокое знание истории и талант писателя воскрешают интереснейших персонажей отечественной истории: княгиню Ольгу, Елену Глинскую, жен Ивана Грозного, Ирину и Ксению Годуновых, Марину Мнишек, Ксению Романову, Анну Монс и ее сестру Матрену Балк, невест Петра II Марью Меншикову и Екатерину Долгорукую и тех, кого можно назвать прообразами жен декабристов, Наталью Долгорукую и Екатерину Головкину, и еще многих других замечательных женщин, включая и царственных особ – Елизавету Петровну и ее сестру, герцогиню Голштинскую, Анну Иоанновну и Анну Леопольдовну.

---

Но дочери Петра с тех пор уже не улыбалось счастье.

Время скоро разоблачило характер рыцаря, после свадьбы показавшего свое лицо из-за забрала. Замужество, видимо, не сулило Анне Петровне ничего хорошего, потому что из угодливого и робкого Фридрих-Карл тотчас после венца превратился в надменного и бестактного гордеца и деспота. Даже на императрицу он перестал обращать внимание.

Анне скоро пришлось плакать тайком, чтобы никто не видал слез молодой голштинской герцогини. Екатерине же пришлось раскаиваться, что поспешила свадьбой; но было уже поздно.

Началась тяжелая жизнь для молодой герцогини – семейные сцены, дрязги, ревность; слезы, говорят, часто льются и сквозь золото.

Впечатлительное сердце молодой женщины было привязчиво; она вся отдавалась своим добрым побуждениям, и даже к несчастному сыну царевича Алексея Петровича, к великому князю Петру Алексеевичу, всеми брошенному, она одна показывала постоянную и непритворную привязанность. Зато герцог не удостоил даже посещением этого будущего русского императора, Петра Второго.

Вообще, герцог был далеко не находка: болезненный, некрасивый собой, дурной нравственности, ревнивый и мот – он был, говорят современники, мучением для своей доброй и нежной жены, которую в один год вогнал в могилу.

Гонения на Анну начались скоро, еще в России.

В одно время Анна Петровна обратила благосклонное внимание на камергера Тессина, молодого человека из свиты своего мужа, обратила внимание потому, что это был умный, образованный мужчина среди кутил герцогской свиты – и ревнивый герцог тотчас же удалил Тессина в Берлин на зло жене. Анна Петровна была обижена и оскорблена этой грубой выходкой, и не явилась на праздничное торжество, на котором должна была присутствовать.

Вообще, с этим несчастным браком все, по-видимому, отшатнулось от бедной женщины. Даже при дворе матери-императрицы ей стали оказывать мало уважения, потому что для русских царедворцев она, по русскому обычаю и по народным понятиям, стала «отрезанным ломтем».

«Генерал-полицеймейстер Девиер, сидя однажды во дворце, – передает Кампредон, – нечто великому князю Петру Алексеевичу на ухо шептал; в тот час и государыня цесаревна Анна Петровна, в безмерной быв печали и стояв, у окна в той же палате, плакала, и в такой печальный случай он; Девиер, не встав против ее высочества и не отдав должного рабского респекта, со злой своей продерзости говорил ее высочеству, сидя на кровати: «о чем печалишься? Выпей рюмку вина!»

Вероятно, когда бы был жив Петр, он, генерал-полицеймейстер, не решился бы сказать таких слов любимой дочери царя.

Но вот умирает и Екатерина – новое горе плачущей молодой герцогине.

Положение дел при дворе мгновенно изменяется. Голштинское влияние отступает на задний план, и величие надменного герцога сразу рухнуло.

Многие думали, что до совершеннолетия Петра II, государством будет управлять Анна Петровна, как всем известно – любимейшая дочь Петра Великого, о которой и Бутурлин говорит – «она была умильна собой и приемна, и умна, походила на отца»… – все шансы были на ее стороне.

Но ничьи надежды в этом отношении не сбылись, несмотря даже на то, что и в духовному завещании Екатерины I, написанном, по взаимному соглашению, Меншиковым и Бассевичем, было многое сказано в пользу Анны Петровны и голштинцев; Меншиков же всех их и оттер от регентства, в глубине души своей проча императорскую корону одной особе, еще почти девочке, о которой никто не мог и предполагать, как о тайной претендентке на русскую корону. Об этой девочке будет сказано в свое время.

Через две недели после смерти Екатерины, Бассевич подал в верховный совет мемориал, в котором просил об исполнении тех статей завещания покойной императрицы, где дочерям Петра и Фридриху-Карлу голштинскому предоставлялись разные денежные выдачи, где упоминалось о покупке дома для голштинского посольства и для свиты герцога, а равно, предоставлялось им несколько комнат в академии наук.

Верховный тайный совет ничего не отвечал на этот мемориал – голштинцам оставалось ждать. Ждала своей участи и Анна Петровна.

Но вот, вместо ответа на мемориал, тайный совет объявляет обер-гофмейстеру Анны Петровны, Нарышкину, чтобы он наблюдал, исполняется ли герцогом все согласно брачного контракта и выдаются ли Анне герцогом проценты с трехсот тысяч рублей, данных ей в приданое. Нарышкин отвечает, что он ничего не знает ни о контракте, ни о деньгах. Тогда тайный совет посылает к Бассевичу приказ – доставить требуемое сведение как относительно денег, так и обо всем, что касается выгод цесаревны».

В ответ на это Бассевич и Штамке, доводят до сведения тайного совета, что герцог намерен оставить Россию.

Вследствие этого совет дает ему в распоряжение два фрегата и шесть ластовых судов. Герцог требует, вместо фрегатов, кораблей – и ему отказывают. Потом идет речь об уплате миллиона рублей, который следовал герцогине Анне по завещанию матери. В совете решают, чтобы герцог, получая деньги, обязался употреблять их по воле Анны Петровны, чтоб она была совершенно уверена в сохранности этого капитала.

Наконец, наступает для герцогини Анны время отъезда из России, расставание с родиной.

Анне Петровне выдают часть завещанного ей матерью миллиона – именно двести тысяч рублей. Получив деньги, она было на квитанции расписалась: «наследная принцесса российская»; но совет возразил, что такой титул предосудителен для российского императора, который один по своей воле может располагать наследством, а потому предложил ей расписаться так: «урожденная принцесса всероссийская»…

Министры, герцога представляют верховному совету, что Анне Петровне прискорбно будет, если раздел ее с сестрой Елизаветой Петровной состоится не при ней и она ничего не в состоянии будет взять на память о матери. Анна Петровна, со своей стороны, просит реестр наследственных вещей, но при этом охотно уступает Петру и его сестре Наталье Алексеевне все, что им понравится, а упоминает только, что остались еще два сундука, которые не внесены в раздел. Верховный тайный совет отвечает, что для раздела наследственных вещей назначена будет особая комиссия и что все вещи, имеющие достаться Анне Петровне, будут переданы голштинскому министру; что, наконец, императору и сестре его из тех вещей ничего не нужно, но что сундуки будут рассмотрены.

25-го июля 1727 года Анна Петровна навсегда оставила Россию. С ней отправилась в Голштинию и француженка Латур Лануа (La Tour l’Annois), которая находилась при ней во время ее детства, а теперь опять приехала из Франции к своей любимой царевне.

Анна Петровна горько расставалась с Россией, горько плакала. Да и было о чем: деспот муж уже достаточно успел выказаться – чего же ждать там, вдали от России, от родных, когда и здесь ей приходилось подчас очень тяжко?

В своей столице, веселом Киле, герцог скоро истратил все взятые из России деньги – промотал приданое жены на роскошь, на кутежи – и уже в марте 1728 года снова просил из России помощи – в размере шестидесяти тысяч рублей.

Анна Петровна была уже беременна.

Вот что по этому поводу писала из Киля в Россию, от 26-го октября 1727 года, цесаревне Елизавете Петровне, одна из находившихся при дворе Анны Петровны приближенная к ней особа, именно Мавра Шепелева, в своем очень остроумном, но далеко не отличающемся своими грамматическими качествами письме, которое мы передаем с дипломатической точностью:

«Всемилостивейшая государыня цесаревна Элизабет Петровна!

«Данашу я вашему высочеству, что их высочество, слава Богу в добром здоровье. Еше уведомились мы, что ваша высочество веселитися, и желаим мы, чтоб вашему высочеству боле веселья иметь, а печал николи бы боле не иметь. Еше ш данашу, что ваша сестрица всо готовит, а имено: чепчики и пелонки, и уж по всякой день варошитца у ней в брухе ваш будущей племянник, или племянница, и комнаты уж готовы. Инова вашему высочеству писать за скоростию не имею, точию остаюсь вашева высочества верная раба.

Мавра Шепелева.

«У нас в Кили очень дажди велики и ветри, а печи всо железные, и то маленкия».

Так-то писала приближенная к Анне Петровне особа будущей императрице российской, молоденькой цесаревне Елизавете Петровне.

Но бедной сестре ее, Анне Петровне, недолго привелось жить вдали от родины.

Скоро она разрешается от бремени сыном Карлом Петром-Ульрихом, или – будущим императором Петром Третьим, тем именно «племянником» будущей императрицы Елизаветы Петровны, который «по всякой день варошитца в брухе» у матери, – и через несколько месяцев умирает, не достигнув двадцати лет от роду!

Екатерина II-я положительно говорит, что бедная женщина умерла чахоткой от неприятностей и семейных огорчений.

Подобно Ксении Годуновой, умирая, она просит похоронить ее в России, около гроба славного и дорогого ей отца.