Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

• Название: Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: Литагент «Остеон»74fca568-0472-11e5-9ef7-002590591dd6
• Жанр: Эротика, Секс
• ISBN: 978-5-85689-083-8

Этот грандиозный художественно-публицистический труд посвящен историям женщин, которые совмещали прелести древнейшей профессии с проблемами государственной политики и финансов. Многие из них умудрялись разорять не только богатых вельмож, но и целые государства. Пойдя по стопам отца (Поля де Кока, которым зачитывались тургеневские девушки) Анри де Кок выдал в свет, кроме десятка фривольных романов, которые морализаторы сочли полупорнографическими (среди них знаменитая «Ла Минетта»), еще и столь же фривольную публицистику, как серию очерков «История знаменитых куртизанок» и «История знаменитых рогоносцев». Очерки написаны с присущим фамильной профессии блеском, это не скучное документальное чтиво, а в значительной степени подлинно художественная литература. В центре каждого очерка биография конкретной исторической личности, ее достоинства и недостатки, ее жизнь в самый примечательных событиях и судьба. Этот грандиозный труд вместил в себя 4 толстых тома в одной электронной книге. Свыше 100 страниц с многочисленными иллюстрациями.

---

– Эмма Гарт…

– А не можете ли вы объяснить нам, кто вы, что у вас такая белая и тонкая рука?.. спросил музыкант.

– И почему вы так хорошо знаете, кто такое Калибан и Миранда? прибавил живописец.

– Боже мой, господа! возразила Эмма Гарт, – я бы ничего лучше не желала, как рассказать вам мою историю, но она так проста, что, быть может, она вас не заинтересует.

Выражаясь таким образом, Эмма Гарт искоса, казалось, следила за Даниэлем Гольдорном, который в течение нескольких минут оставался безмолвным и как будто равнодушным ко всему, что его окружало. Но при точном вопросе молодой служанки, он живо возразил.

– Расскажите, мисс, расскажите!.. Слушая женщину, – всегда выиграешь. И наливая в свой стакан эля, он прибавил: – Если только это не учит нас еще более презирать их!..

Эмма Гарт, не стесняясь общим вниманием, села на скамейку и начала рассказ свой в таких выражениях:

«Я родилась 8 декабря 1761 года, в графстве Честер. Мать моя была служанкой на ферме, на берегах Деи. Там то узнал ее мой отец Джон Льюис и она полюбила его. Отец тоже очень любил мою мать; быть может, он даже женился на ней вследствие обещания… Но он был беден, почти также беден, как и она. Я никогда не знала наверное, чем он занимался, но это занятие было не из тех, которые обогащают. Однажды утром, – мне тогда было три года, – он отправился, поцеловав мать и меня и сказал: «Если я буду в состоянии вернуться, – я вернусь». Он не возвратился, потому что умер на своей родине. Моя мать была из той же страны, из графства Флинт; узнав что Джон Льюис умер, она стала скучать на ферме и в свою очередь покинула ее вместе со мною, чтоб отправиться на родину. Там она вступила в услужение как белошвейка к одному старому джентльмену, очень богатому вдовцу, графу Галифаксу, который, как говаривал он, видя во мне богатые способности, был настолько добр, что поместил меня в пансион. Годы, проведенные мною в пансионе, были лучшими годами моего детства. Со мной обращались как с леди, и притом я так желала учиться!.. Но графу Галифаксу пришла идея снова жениться и я полагаю, что так как белошвейка стала ему более не нужна после женитьбы, то он и выпроводил ее за дверь…. меня исключили из пансиона. Мне было одиннадцать лет.

«– Теперь, моя бедная Эмма, ты должна зарабатывать свой хлеб также, как и я.

«Хорошо, ответила я, – что я должна для этого делать?

«Торговец полотнами, дома Гавардек, поставщик графа Галифакса, несколько раз обнаруживал расположение к моей матушке; он потерял своего зятя и дочь, которые оставили ему троих детей? Моя матушка привела меня к нему и сказала: «Вот дочь моя которая, если хотите, будет наблюдать за вашими детьми». Он согласился очень охотно.

«Я не могла жаловаться на мою участь в течение пяти лет, которые прожила у мистера Гавардена. Он платил мне мало, потому что был жаден, но у меня не было больших нужд, и я употребляла эти деньги на покупку книг. Эта наклонность развилась во мне еще в пансионе и с течением времени все сильнее и сильнее развивалась во мне. Одна старушка, вдова, соседка мистера Гавардена, миссис Чисгольм имела изрядную библиотеку, книг которой она никогда не касалась. Я совершенно свободно пользовалась ею. О! я особенно любила театральные пьесы. Каждый вечер, уложив, детей и уйдя в свою комнату, я до полуночи читала и перечитывала Шекспира. Часто даже днем прогуливаясь на берегах Клюйда с Дэви, Доль и Гарриэтой Деннистон, тремя будущими наследниками мистера Гавардена, я несла с собой том любимого поэта и поглощала страницу за страницей, сцену за сценой.»

* * *

– Решительно, моя милая, – прервал рассказ Эммы Гарт Том Айткен, молодой драматически писатель, гордый надеждами, – решительно вы родились для того, чтобы быть Гебой таверны Славного Шекспира.

– Решительно, иронически сказал Даниэль Гольборн, – болтуны всегда останутся болтунами, не способными трех раз повернуть язык без того, чтобы не сказать какой-нибудь пошлости.

Том Айткен закусил губы.

– Продолжайте, дитя мое! проговорил Даниэль, обращаюсь к Эмме Гарт. Она продолжала:

* * *

«Именно в одну из этих прогулок со мной случилось происшествие, бывшее причиной того, что я оказалась в Лондоне. В этот день я не читала, случайно я не взяла с собой книги. Сидя под деревом, я мечтала, тогда как дети играли в нескольких шагах от меня… Восклицание, раздавшееся около меня, вывело меня из этой полудремоты. Передо мной стояли мужчина и женщина, молодые и прекрасные, одетые с чрезвычайным изяществом. Я встала, смущенная.

«– Нет! нет! сказал молодой человек, – прошу вас не беспокойтесь, мисс, и он быстро вынул из кармана альбом и карандаш.»

«– Вы правы, Эдвард! сказала дама, – у этой девочки такая головка, которую было бы жалко забыть: она, право, восхитительна! ты отсюда, милочка?»

«– Нет, я из графства Честер.»

«– Так в услужении здесь?»

«– Да, сударыня; нянькой у мистера Гавардена, торговца полотнами.»

«– Нянькой?… Ну, занятие, должно быть, не очень прибыльное.»

«– Когда беден, то делаешь все, что можешь для того, чтобы жить.»

«– Т. е. чтобы не умереть? это справедливо.»

«– Как вас зовут, дитя мое? снова заговорил молодой господин, который во время разговора продолжал накидывать мой портрет.»

«– Эмма Гарт.»

«– Ну, Эмма Гарт, меня зовут Эдвардом Роумней; я живописец и живу в Лондоне на Кавендиш сквере № 8; если вы когда-нибудь будете в Лондоне и согласитесь послужить для меня натурщицей, я буду платить вам по пяти гиней каждый сеанс. Слышите?»

«– Слышу.»

«– Еще бы не слыхать ей! насмешливо сказала дама. – Я держу пари, что мисс Эмма Гарт уже сгорает желанием оставить своих мальчишек, чтоб отправиться в Лондон зарабатывать ваши гинеи, Эдвард! ха! ха!.. Только в ее и в моем интересе я требую, присутствовать…»

«– Вы, Арабелла, сумасшедшая! Вы видите человека там, где только художник. Решено, мое дитя, – помните: Кавендиш сквер № 8, и до свиданья или прощайте, как хотите.»

Живописец положил свой альбом в карман и побежал за своей дамой, которая начала удаляться, не сказав мне ни прощай, ни до свиданья. Почему рассердилась на меня эта дама? Между нами, я несколько подозревала. Но прекрасная и богатая, думала я, она только потеряет время, ревнуя к такой бедной девушке, как я. Скажу ли я теперь, что предложение Эдварда Роумнея не оставило следа в моем уме? Нет; это была бы ложь. Но клянусь, к моему стыду, что меня особенно обольщали деньги. Подумайте: пять гиней!.. мне предлагали пять гиней за два или за три часа, – мне, которая получала три шиллинга в неделю… Так я была красива!.. Признаюсь, что гордость и интерес соединились, и с этого дня романы, которые я читала стали казаться мне бледными сравнительно с тем, который я сочинила. Я видела себе в Лондоне, обогатившейся единственно воспроизведением моих прелестей. До того времени я не была кокеткой, с этого времени я стала больше заботиться о моем туалете, о себе самой…

«С этого происшествия прошло восемь месяцев. Это было в начале настоящей недели; я ложилась спать, когда, один из моих кузенов Ричард Стронг, приказчик в том самом магазине, где моя мать была кухаркой, пришел сказать мне, что я не должна терять ни минуты, если хочу в последний раз обнять матушку. Я спешила, но напрасно. Матушка уже умерла, когда я пришла к ней. Ее убил удар. Я очень плакала. В моих воздушных замках, матушка занимала видное место. Она никогда не была счастлива, и я сказала бы ей: «Чего ты хочешь?… Вот тебе все.»

« – Почему ты не пришел раньше? рыдая спрашивала я у Ричарда.»

« – Это не моя вина, возразил он. – Занятый приготовлениями к моему отъезду, я должен был уйти…»

« – Ты едешь? куда?»

« – В Лондон. Я соскучился здесь. Платят мне мало. Я хочу составить себе состояние в большом городе.»

« – А!.. когда же ты едешь?»

«– Я рассчитывал ехать завтра утром но теперь…»

«– Ты сначала похоронишь матушку? Спасибо. Слушай, Ричард, я также соскучился во Флинте; и теперь особенно, когда умерла матушка, я соскучусь еще сильнее. Если тебя не стеснит иметь меня товарищем путешествия.»

« – Ты отправляется в Лондон? Почему бы это меня стеснило?…»

« – Хорошо. В таком случае мы едем завтра вечером.»

« – Это решено.»

«Я давно уже решилась покинуть Флинт; но если бы не смерть моей матери, то я, быть может, долго бы еще не привела этого решения в исполнение. Я была одна на свете; госпожа моих поступков; мне представился случай путешествовать под покровительством друга, родственника, и я воспользовалась случаем.

Отдав последний долг матери, я отправилась с кузеном в дилижансе в Лондон. Багаж мой был тощ, слишком легок; в нем как раз было столько, сколько нужно на путешествие. Бедная матушка оставила мне самую ничтожную сумму, а вы понимаете, что из моих двенадцати шиллингов в месяц многого я сберечь не могла… Но разве в Лондоне у меня не было целого рудника гиней, из которого мне стоило только черпать. «Кавендиш сквер № 8, Эдвард Роумней», потихоньку повторяла я во всю дорогу. Ричард, услыхав, как я бормотала эти слова, попросил объяснения.