Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

• Название: Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: Литагент «Остеон»74fca568-0472-11e5-9ef7-002590591dd6
• Жанр: Эротика, Секс
• ISBN: 978-5-85689-083-8

Этот грандиозный художественно-публицистический труд посвящен историям женщин, которые совмещали прелести древнейшей профессии с проблемами государственной политики и финансов. Многие из них умудрялись разорять не только богатых вельмож, но и целые государства. Пойдя по стопам отца (Поля де Кока, которым зачитывались тургеневские девушки) Анри де Кок выдал в свет, кроме десятка фривольных романов, которые морализаторы сочли полупорнографическими (среди них знаменитая «Ла Минетта»), еще и столь же фривольную публицистику, как серию очерков «История знаменитых куртизанок» и «История знаменитых рогоносцев». Очерки написаны с присущим фамильной профессии блеском, это не скучное документальное чтиво, а в значительной степени подлинно художественная литература. В центре каждого очерка биография конкретной исторической личности, ее достоинства и недостатки, ее жизнь в самый примечательных событиях и судьба. Этот грандиозный труд вместил в себя 4 толстых тома в одной электронной книге. Свыше 100 страниц с многочисленными иллюстрациями.

---

Мы подслушаем их разговор…

Но прежде всего, мы должны сказать, что в одном случае Морето был прав: Кальдерона была прелестна; более чем прелестна, – восхитительна. Она была среднего роста, ее волосы, падавшие локонами на лоб, а сзади заплетенные в косы, были черны как смоль; ее белая матовая кожа была облита теплыми и оживленными тонами; глаза, осененные длинными ресницами, бросали пламя и искры страсти; ротик, пунцовый и свежий, как цветок гранаты, просил поцелуев.

И при этом против моды, царившей в то время в Испании, – смешной и глупой моды, требовавшей, чтобы женщина достойная названия красавицы была худа как щепка, – Кальдерона не будучи жирной, обладала той крепостью и округлостью форм, которые привлекают взгляды…

Кальдерону в 1627 году было двадцать шесть лет; высокий и худой, черноволосый, с твердым носом, с мясистыми губами, густыми бровями – он походил на Мольера.

Педро Кальдерон де ла Барка.

И действительно, если Филипп IV не был Людовиком XIV, то Кальдерон был Мольером его века.

Кальдерона, когда мы вступаем к ней в ложу, бранила своего Кальдерона. Он был печален.

Тщетно старалась она в продолжение четверти часа заставить его засмеяться, рассказывая ему театральная истории, морщины на лице его не разглаживались. Сидя перед зеркалом, перед которым она причесывалась с помощью своей камеристки Инесы, Кальдерона могла судить о безуспешности своих усилий.

Наконец, она рассердилась и вся покраснела.

Бросив гребенки и щетки, и быстро обернувшись к Кальдерону, она вскричала:

– И для чего вы здесь, если все, что я говорю, вам надоедает!.. Ступайте вон!

Он встал и пошел к двери.

– Педро!

Так звали Кальдерона. Он остановился.

Нежная рука, в одно время с нежным голосом удерживали его.

– Оставь нас на минуту, Инеса, – приказала Кальдерона.

Камеристка вышла.

– Посмотрим, что с вами? – начала актриса. – Почему вы печальны? Что сделала я вам сегодня вечером?…

– Увы! – вздохнул он, – ничего более, чем обыкновенно, ни доброго, ни злого.

Она закусила губы.

– А! – прошептала она. – Упреки! Всегда упреки! Я сказала вам, что люблю вас. Я доказала вам это.... На что вы жалуетесь?…

– Я жалуюсь на то, что эти доказательства чувства, которое, как вы говорили, имеете вы ко мне, – вовсе не доказательства.

Актриса с комической досадой топнула ногой.

– Santo Dios! Это уж слишком! – воскликнула она. И быстрым движением схватив обеими руками голову поэта, она два раза поцеловала его глаза. – Ну, а это, милостивый государь, не доказательство?… Вы не называете этого доказательством?… Чего же вам еще нужно?

– Чего мне нужно!..

Возбужденный действием молодой девушки, Кальдерон в свою очередь, схватил ее; его пламенные губы приблизились к ней, чтоб возвратить поцелуи самому источнику этих поцелуев… Но она оттолкнула его и серьезная, строгая, проговорила:

– Нет! Не так!

– Ах, вы видите сами, что не любите меня! – сказал он, – что все ваши уверения ничего не значат. Я… я никогда не буду для вас ничем, как другом…

– Никогда?… Почему вы знаете?

Он наклонил голову с видом сомнения.

– Послушайте, Педро, – начала она, – хотите поговорить пять минут, как я никогда не говорила с вами, – со всею откровенностью?…

– Со всею откровенностью? Но я с своей стороны никогда не говорил вам ни одного слова, которое было бы неискренне… Я обожаю вас и…

– Женитесь вы на мне, если я попрошу вас?.. – При этом неожиданном вопросе, Кальдерон не мог скрыть сильного смущения.

– Полно! – улыбаясь, продолжала актриса. – Вы мне не отвечаете Педро?

– Извини, дорогая Мария… я…

– Тс! тс! Без ненужных фраз!.. Вы меня обожаете, но не на столько, чтобы жениться на мне… Успокойтесь, если вы полагаете, что я не могу быть вашей женой, я тоже с своей стороны не имею желания иметь вас мужем! Не смотря на подобие имен, сеньор Педро Кальдерон де ла Барка, – Кальдерон – поэт, призванный быть в будущем славой Испании, не может быть мужем Кальдероны, дочери Мигуэля Кальдерона, носильщика и Елены, бродячей плясуньи… Он будет ее любовником и довольно.

– Это все! – вскричал Кальдерон, физиономия которого прояснилась.

– Все!.. – весело повторила молодая девушка. – Это подлежит разбору, но не станем разбирать!.. Мы согласны: вы любите меня, я люблю вас; я буду ваша, я этого хочу, я в этом клянусь!..

– Милая Мария! но в таком случае, почему?…

– Разве я не ваша сейчас? Я вам объясню это со всею откровенностью, мой друг. И именно потому, что я уважаю ваши причины, по которым вы не можете, соединиться со мной узами, который отяготят вас, я надеюсь, что вы не станете укорять меня не за колебание, а за осторожность, с какою я не спешу сделать вас счастливым… Сделать нас счастливыми… Вы не обвините меня за кокетство?…

Упоенный радостью, Кальдерон упал к ногам Кальдероны.

– А причина этой осторожности? – спросил он.

В ложе актрисы, на ее туалете была роза; она взяла ее и подала любовнику.

– Не правда ли эта роза прекрасна? – сказала она.

– Да. Кто вам дал ее?

– Приятельница моя, Балтазара. Да, эта роза прекрасна, и я была в восхищении, когда она мне подарила ее. Но не полагаете ли вы, что мне было бы приятнее самой сорвать ее с ветки, чем иметь из других рук? Иметь ее, когда никто еще не вдыхал ее аромата?…

– Без сомнения.

– Итак, мой друг, я похожа на эту розу. Мне шестнадцать лет… Я недурна, но одно из моих достоинств, самое привлекательное, особенно в глазах тех, которые могут за мной ухаживать – то, что я еще на стебле. Пусть завтра узнают, что у меня есть любовник, и я потеряю три четверти моей цены. Итак, не имея возможности быть женой человека, которого я люблю, и имея от него одно только его сердце, – потому что вы ничего не можете дать мне Педро, вы не богаты, – я решила, что я буду иметь состояние от человека, которого я не люблю. Но чтоб этот, – второй, – согласился дать мне то, чего я желаю, – необходимо, чтоб он думал не только, что он мне нравится, но еще и то, что он нравится мне первый. Понимаете?…

Кальдерон горько улыбнулся.

– Я понимаю очень хорошо, – ответил он, – и поздравляю вас, моя дорогая Мария. Для шестнадцатилетней девушки вы отлично умеете рассчитывать.

– Это вас возмущает?

Поэт встал, не отвечая, взял свою шляпу и снова направился к двери.

Кальдерона снова, остановила его, сказав:

– Так вы меня больше не любите? Потому что я открыла вам, что настоящее для меня еще не все, что я также думаю о будущем, вы гнушаетесь мною? Вы не хотите, чтобы я была вашей женой… Как любовницу вы не можете меня обеспечить, – а я хочу золота, – оно мне нужно! Я ужасаюсь бедности!.. И вы находите дурным, что я говорю вам: «Взамен моего сердца, которое будет твое, скоро, завтра, сегодня вечером, быть может, оставь мне право и власть приобрести богатство!..

Кальдерон продолжал молчать.

– А! Берегись, Педро! – с угрозой произнесла молодая девушка. – Я люблю тебя, это правда, но презрение убивает любовь!.. Если ты выйдешь сегодня отсюда, не сказав: «всегда твой», я никогда не буду твоею.

Бедный поэт не размышлял более. Обернувшись к Кальдероне, с бледным лицом, по которому катилась слезы, он пробормотал:

– Ах! ты хорошо знаешь, демон! что я всегда буду твой, чтобы ты ни делала, и чего бы ни желала!..

– В добрый час! – воскликнула она, торжествуя; и бросившись к нему на шею она дала ему третий, на этот раз настоящий поцелуй. – На… Вот тебе, чтобы придать смелости для ожидания.

* * *

Кальдерон ушел. Кальдерона, вздохнув глубже, чем то могут высказать буквы, позвала свою камеристку.

Ты вбежала радостная.

– Ах, синьорина!

– Что?

– Король в театре! Он вошел в свою ложу. Он будет смотреть вашу игру.

Актриса покачала головой.

– Меня и других, – сказала она. – Балтазара и Бака тоже играют в «Жизнь есть сон».

– О! Но Вана стара, а Балтазара дурна… А вы молоды и хороши…

– О льстивая!..

– Скажите, сеньорина, если бы король влюбился в вас!..

– Поди! ты с ума сошла!.. одень меня!

То была правда. Так, как он обещал по утру Морето, Филипп IV явился в этот вечер в театр del Principe, удостовериться действительно ли Кальдерона была достойна того, чтобы заставить его забыть герцогиню Альбукерк.

И всего страннее, что в тот же вечер, по той же причине и с той же целью, как и король, герцог Медина-дела-Торес также был в театре del Principe.

Как и король Медина в первый раз видел Кальдерону; как и король он нашел ее прелестной.

И еще раз также как и король, по окончании спектакля, осведомившись о месте, где жила молодая актриса, герцог решил, что, не мешкая, он отправится к ней, чтобы формулировать свои любовные предложения.

Не тогда как Медина направился по самой краткой дороге к жилищу Кальдероны, Филипп, руководимый Оливарецом, избрал самую длинную.

И когда, около полуночи, его величество постучал в дверь актрисы, герцог Медина уже с полчаса был у нее.